давай, я съем лук, а ты помоешь посуду?

— давай, я съем лук, а ты помоешь посуду? — Кусакабе стреляет глазами в сторону худощавого гостя, который вместе с его креслом облюбовал и его кошку, а ещё и комп. — по рукам, — тянет Семик, хихикая. он знает, что фиолетоволоска ненавидит лук, поэтому очень вряд ли позволит себе такое низкое действие по отношению к самому себе. но Миша, смелый и неукротимый, преодолел свою антипатию к луку, решив насытиться им во имя своей лени и большого желания не мыть посуду. с решимостью, он приступил к трапезе, вкушая луковые кольца, которые словно раскрывали перед ним мир новых ощущений. отвратительное сжение покрыто всю ротовую полость. он сжал челюсти, аж до скрипа, проглатывая несчастные кусочки. однако что-то необычное происходило в его сердце - его желание не ограничивалось только едой. буря начала бушевать в его груди, заставляя его сердце биться быстрее, а лицо пылать румянцем. в этот момент Миша взглянул на Семика, играющего в доту, чьи губы обычно держались подальше от лука, и неожиданно почувствовал нестерпимое желание поцеловать его. это был запретный плод страсти, которую Семик никогда не разделял. и все же Миша не смог сдержать свое влечение и решительно приблизился к Семику. в их поцелуе слились ебаные кусочки лука и противоречие, словно две сущности, дерущиеся на грани разума. в крепком объятии Миша сумел преодолеть барьеры и показать Семику всю глубину своего возжелания, насколько челкастый худощавый музыкантик его привлекает своими пухлыми губками. через каждый поцелуй Семик чувствовал, что ненависть Кусакабе к луку медленно растворяется в их сопротивлении, и с каждым мгновением становится все менее значимой. сам же корчится совершенно недовольно, ведь зубы снова чистить снова, а ещё фиолетоволосый — гандон, ведь предупреждать надо. в наушниках тиммейты на хлюпанье только смеются, как чайки. в пристрастных глазах пары воспылал дикий огонь, а рвущиеся губы сближаются, как стальные клинки. как вихрь посреди песчаной пустыни, их горячие дыхание смешивается в одну убийственую мелодию, сотрясающую их обоих до самого основания. в этом жёстком поцелуе нет места для нежности и кротости - только неистовое желание и безудержная страсть. мощные руки Кусакабе сильно сжимают шею Семика, свидетельствуя о его природной силе и выразителенной страстности. вдохновленный этими ощущениями, Семик отвечает тем же, пылая внутри словно зажженный огонь. в их объятиях сливаются не только тела, но и два пылких сердца, которые воплощают одну заветную мечту - стать едиными. этот ебнутый поцелуй становится яростным непреклонным действием, которое раскаливает их сущности до предела и делает их еще более жаждущими. в этом мгновении, они забывают о всем остальном, погружаясь в совершенство этой огненной симфонии из мата в гарнитуре, не подозревая о том, что их страсть также может стать причиной разрушения. — иди нахуй, — рычит Семик, слив катку. парень сначала уходит в уборную, чтобы в порядок себя привести, а после приходит на ебаную кухню, с каждым шагом к ней успокаиваясь все больше. Семик, сотканный из пошлости и прозрачной энергии, мастерски берется за испытание, что предстоит перед ним. в доме Миши завершается день, и с горящими глазами Семик не по своей воле взял на себя ответственность справиться с горой грязной посуды, но Кусакабе, тупой уебок, даже не знал, что в отличие от него, челкастому очень нравилось мыть ее. он окунул руки в теплую воду, наполнив свою душу восхитительным желанием приносить чистоту и порядок. с огромным удовольствием он выливает на розовую губочку приличную каплю моющего средства, прям как льётся влага с деревьев во во время дождя. пение его сердца окутало кисти, увеличило их энергию и трение, чтобы приторный кислый запах разнесся по всей квартире. каждое движение его рук было наполнено владычеством силы и внимательностью. он ласково и нежно прикасался к каждому прибору, словно даруя им новое сияние и частичку своей энергии. пена от моющего средства танцевала на поверхности посуды, стирая с нее следы съеденных блюд и объедков. Семик, полностью погруженный в свою задачу, не замечал, как время мелькает вокруг него. когда он видел, как посуда приобретает искристую чистоту, он чувствовал полнейшее удовлетворение. усердие его рук сияло на тарелках и отражалось в его глазах, выражая его настоящую страсть к порядку и совершенству. для Семика мытье посуды стало не только рутинной обязанностью, которую повесил на него Кусакабе, но и искусством, которым он владеет с необыкновенной приверженностью и любовью. когда последняя тарелка стала блестеть, Семик спокойно вздохнул, ощущая величие своего достижения. последняя струйка грязной воды унесла за собой остатки еды и дня, и в доме Миши зажглись свечи уюта и романтичной опрятности. в глазах Семика сияла гордость и счастье, ибо он знал, что его страстная преданность и усердие превратили горы грязной посуды в образец блеска и безупречности. так Семик, тот, кто превращает обыденную рутину в горячую страсть, проявил свою мощь в совершенной чистоте, оставив свой след в доме Миши, а тот в свою очередь ехидно усмехнулся, отыгравшись за ебливую недотянку в доте.