hold me tight

Чунмён выходит из душа и повязывает на крепких бедрах полотенце, пока струйки воды, стекающие по телу, скрываются в мягком ворсе. Контрастный душ помог ему быстро прийти в себя, поэтому Ким уже мог сказать, что чувствует себя вполне человеком после этой ночи. Как только он вспоминает все её подробности, внизу живота сладко тянет. Он вновь чувствует стайки мурашек по телу, когда представляет на себе прикосновения горячих ладоней, жаркое дыхание в шею и чужое быстро бьющееся сердце. Закрыв глаза, он мог бы воссоздать все до мелочей, от плавных движений бедрами до крепкой, почти грубой хватки. Чунмён зачесывает влажные волосы пальцами назад, пока смотрит на свое отражение. Давно, очень давно никто не мог разжечь в нем такой пожар, но Ким Чонин сделал это. Он каким-то образом въелся под кожу всего за одну улыбку. Еще тем утром, когда Ким принимал у него заказ, узнав в мужчине того, с кем столкнулся ночью. А затем Чонин нашел его сам, еще и оказался донсеном, тем прилипчивым ребенком, которого Чунмён ждал каждое лето. Он прекрасно помнил, как в свои пятнадцать вздохнул с облегчением из-за того, что сможет провести все лето так, как ему хотелось, без надоедливого ребенка, но в сердце от чего-то ныло. Казалось, будто его предали, не выполнив обещание, которое давали каждый раз перед отъездом. Вернуться в следующем июне. Чонин вернулся, спустя двадцать лет. Он был взрослым, красивым и совершенно другим. В нем чувствовался холод, Ким будто спрятался в свой кокон от всего мира и не хотел выпускать наружу того ребенка, которого Чунмён знал. Маленького, солнечного и улыбчивого мальчишку, который звонко смеялся, хлопал радостно в ладоши и также громко плакал, когда что-то не получалось. Чунмён хотел вернуть его, вытащить наружу из этой холодной оболочки, открыть миру и вновь научить радоваться жизни. До вчерашней ночи он и подумать не мог, что настолько пропадет в этом человеке, но это лишь проблема самого Чунмёна и больше никого. Влажное полотенце спадает на пол, Ким переступает через него и идет в комнату. Он неспешно одевается, достает из шкафа одну из своих летних рубашек, надевает брюки и достает пару украшений из ящика. Широкое запястье обвивают нити чёрного браслета, а шею украшает нитка белых бус. Завершающим звеном становятся черные солнцезащитные очки, что ободком собирают волосы, не позволяя им упасть на лоб. Довольный своим видом Чунмён собирается на выход. Кафе успели открыть и без него, за столиками уже завтракают и ждут своего заказа несколько посетителей. Ким машет официантам, которые приветливо здороваются в ответ, и проходит на кухню, где во всю кипит жизнь. — Привет, Вонхо, как дела? — Все хорошо, шеф, справляемся. Вы будете завтракать? — спрашивает мужчина средних лет в фартуке шеф-повара. — Нет, дома успел перекусить, но можешь сделать мне одолжение? — Чунмён крадет пару ломтиков овощей из заготовок, пока осматривает кухню. — Конечно, для вас, шеф, все что угодно. — Вонхо, я младше тебя, прекрати мне выкать, — посмеивается Чунмён. — Мне неловко. — Но вы же мой начальник, — по-доброму усмехается мужчина. — Хоть порой и безрассудный. — Ну, это же неплохо, — пожимает плечами Ким, нисколько не обижаясь на повара. — Ваша правда, так что нужно сделать? — Ах да, — вспоминает Чунмён. — Мне нужен суп от похмелья, нужно будет спасти одного человека. Как быстро сможешь сделать? — За час будет готов, у нас есть все необходимое, поэтому нужно только приготовить, — потирает подбородок мужчина. — Отлично, тогда упакуете в термопосуду и через парней передадите мне, я буду у себя. — Будет сделано. Чунмён кивает в знак благодарности, желает хорошего дня сотрудникам и уходит с кухни, полный энтузиазма на этот раз вылечить Ким Чонина от похмелья. Чонину даже глаза трудно открыть. Он желает никогда больше не просыпаться, пока чувствует, как сухость во рту может вполне себе конкурировать с пустынями, а головная боль расходится вибрациями по всему телу. Для такого утра подходит фраза «лучше бы я умер вчера», которую так любит О Сехун, после того, как упивается в стельку. Чонин, кстати, от него не отстал прошлой ночью ни на шаг. Он помнит происходившее урывками, как вливал в себя алкоголь без остановки после того коктейля, как отрываться на танцполе, а еще… В памяти всплывает Ким Чунмён, тесно прижимающийся к нему всем телом, пока Чонин терся о него. О боги, лучше бы Чонин и правда умер там от интоксикации алкоголем, чем вспомнил такие подробности на утро. Как он хёну теперь в глаза будет смотреть. Пока Чонин занимается самоуничтожением, память все больше подкидывает разных отрывков с прошлой ночи. Там, где после очередной порции алкоголя он пытается поцеловать старшего, но тот умело выскальзывает из его рук и мягко, даже снисходительно улыбается. Ким прерывисто дышит, когда вспоминает совершенно другой момент, где нагло забирается под майку Чунмёна, поглаживая напрягшиеся мышцы живота. Затем спускается ниже, к бугорку в штанах, от прикосновения к которому старший непроизвольно сладко стонет ему прямо в ухо. Чонин резко подрывается на постели, о чем тут же жалеет, и валится обратно на влажные простыни. Как же стыдно от такого поведения. Сехун был прав, долгое воздержание ни к чему хорошему не привело. В пьяном состоянии Чонин был готов накинуться даже на хёна. Хотя, кажется, он и в трезвом полуживом состоянии был не против это сделать, судя по тому, как закручивается тугой узел внизу живота, а жар прилипает к щекам. Ким стонет от безвыходной ситуации, он закусывает край одеяла, пока рука под ним ползет по телу, приближаясь к напряжению. Чонин сгорает от того, что именно в такой момент он вспоминает гладкую, чуть солоноватую шею старшего, его руки на своих бёдрах, горячее дыхание куда-то себе в ключицы и властный низкий голос, который приказывает двигаться. Ким кончает сразу же, стоит этим словам всплыть у него в голове. Оргазм накрывает с головой, заставляя сердце учащенно биться, а в глазах плясать белые мушки. По телу разливается давно забытое наслаждение и появляется легкость. Ким сбито дышит, пока стаскивает с себя липкое изнутри одеяло и такие же боксеры. Свежий воздух холодит нежную кожу, пуская по ней мурашки, пока Чонин лежит посередине кровати, так и не открыв глаз. Спустя какое-то время он все же встает с постели, выпивая разом снова заботливо оставленную бутылку воды. Чонин, не заботясь о своем внешнем виде, раскрывает плотные шторы, давая солнечным лучам проникнуть в комнату, и жмурится от яркого света. Солнечный день в самом разгаре, Ким понимает, что даже представить не может, который сейчас час, поэтому задается поиском мобильного. Тот напоминает о себе сам разрывающейся трелью звонка, что так же больно ударяет в голову. Чонин перерывает одеяло в поисках орудия своей пытки и вырубает его. На экране высвечивается номер друга, но у Чонина нет желания сейчас разговаривать с кем-то. Он сбрасывает дежурное СМС, что занят и плетется в душ в надежде, что живительная вода ему поможет. Холодный душ и правда приводит голову в относительный порядок. Тело чуть подрагивает от холода, но Ким не рискнул включить даже теплой воды. Поэтому он насухо вытирается полотенцем и переодевается в мягкую домашнюю одежду. Чонин обводит спальню взглядом и понимает, что вещи все так же сложены аккуратной стопочкой, а вот кровать находится в жутком беспорядке со следами его действий. Становится тошно от самого себя. Ким стаскивает постельное белье, сгребая его в одну кучу, кидает в бельевую корзину. Перестилать ее сил уже не хватает, поэтому он оставляет все как есть и выходит, чтобы добыть себе на кухне немного еды и еще хотя бы одну бутылку воды. Звонок в дверь не дает дойти до нужного места, и Чонин думает, не О ли примчал на остров после такого наглого игнора. Он идет открывать, готовясь обрушить на друга шквал возмущений. Чонин набирает в легкие побольше воздуха и, когда на пороге видит довольно улыбающегося во все тридцать два хёна, резко закрывает дверь. — Не так, я думал, ты меня встретишь, — доносится с улицы. Чонин закусывает губу и собирается с духом. Он признает, что для него сработал эффект неожиданности, и он готов был молиться, чтобы за дверью оказался именно О Сехун, но никак не человек, на образ которого он ранее снимал напряжение. — Прости, я не ожидал тебя увидеть, — открывает вновь дверь Ким и виновато улыбается. — Обидно, но так и быть, прощаю, — посмеивается над страдальческим выражением лица младшего. — Я пришел, чтобы спасти тебя от похмелья. — О нет, хён, я больше не пью. Ни за что, — размахивает руками Ким, вызывая у старшего громкий смех. — Я принес похмельный суп, мой повар его отменно готовит, — машет пакетом у себя в руке Чунмён. — Так что, может, впустишь? Чонин запоздало понимает, что всё это время они стоят на пороге, поэтому тут же отходит в сторону, приглашая старшего в дом. Чунмен видит, как лицо младшего покрывается румянцем, и хочется как в детстве потянуть его за пухлую щечку, только вместо них уже давно острые скулы. Чонин проводит его на кухню и принимается доставать из шкафов посуду, чтобы разлить суп по тарелкам. Ким достаёт его из пакета и ставит на стол, пока продолжает оглядываться и украдкой следить за отчего-то нервничающим младшим. Чонин сейчас кажется ему плюшевым мишкой с беспорядком на голове и в легком спортивном костюме. Когда горячий суп разливается по тарелкам, Чунмён одним взглядом показывает, чтобы младший начинал есть. И когда после первой ложки в желудке Кима будто распускаются цветы, он блаженно улыбается, активно принимаясь за спасительную еду. Чунмён улыбается его реакции и тоже берётся есть. — Хён, это сокровище! Проснувшись, я мечтал умереть из-за ужасного состояния, а теперь чувствую, что снова готов жить, — восклицает Чонин, когда вновь обретает способность говорить, а не уплетать суп ложку за ложкой. — Вонхо готовит лучший похмельный суп, он много раз спасал меня, поэтому я подумал, что тебе в этот раз точно не помешает такая же зарядка. — Еще как, — кивает Ким. — Ну раз тебе уже лучше, тогда как на счет того, чтобы продолжить нашу культурную программу? Чонин чуть ли не давится, когда слышит предложение старшего. Он поднимает испуганный взгляд и видит лицо довольного кота, объевшегося сметаной, не иначе. — Хён, я больше не пью, иначе моя печень помашет мне ручкой раньше времени, если вообще сможет это сделать, — обреченно выдает Ким. — Нет же, ты меня не понял. Я хотел позвать тебя на природу в этот раз. Ты, наверное, видел только окрестности или же самые популярные туристические места, а я хочу показать тебе Чеджу глазами коренного жителя, — с гордостью выдает Чунмён и видит заинтересованность на лице младшего. — Звучит интересно, — соглашается Чонин и кивает. — Я согласен. — Тогда будь готов, у меня еще есть несколько дел по работе в эти дни, которые не терпят отлагательств. Я тебе наберу позже и скажу, когда мы точно сможем отправиться, там обязательно нужно побывать. — Хорошо, буду готов, как нужно одеться? — По погоде, и плавки не забудь, я покажу тебе уникальное место, там обязательно нужно будет поплавать. Чонин наблюдает за тем, как воодушевленно старший делится своими планами и немного зависает. Ему кажется, что только он один испытывает неловкость после этой ночи, потому что Ким Чунмён ничем не выдает своего смятения или же отвращения. Наоборот, кажется, будто он даже не помнит или не воспринимает поведение Чонина как что-то серьезное, от чего становится одновременно легко и грустно. Значит, у младшего совсем нет шансов. — Хён, — начинает Ким, но не знает, как дальше сформулировать свои слова. — Что такое? — Нет, ничего, просто прости за вчера, я был в стельку и совершенно не помню, что творил, — врет младший. — Вот как, — задумчиво тянет Чунмён. — Не беспокойся, все было отлично, ты даже не заблевал мне машину, стойко продержался до дома, — смеется Ким, пока Чонин пытается найти, куда бы ему провалиться. — Даже Чондэ звонил с утра, спрашивал о твоем самочувствии, говорит, что мы ему вчера бар опустошили. Чунмён немного приукрашивает. Чондэ с утра звонил, но совершенно по другому поводу. Киму было интересно все узнать про Чонина, кем он приходится Чунмёну и что их вообще связывает. Главный сплетник и по совместительству бывший Ким Чунмёна не мог просто так оставить такое событие. — Прости, я давно так не напивался, даже стыдно. — Ой брось, мы классно вчера отдохнули, так и нужно делать, почаще. Ты в своем Сеуле, наверное, кроме работы ничего и не видишь? — Чонин согласно кивает. — О чем я и говорю. Нужно уметь отдыхать. — Спасибо, хён, спасибо за все, что делаешь для меня. — Я еще ничего такого и не сделал, но сочтемся, — подмигивает старший. Чонин еще пару дней провел дома, выбираясь только в магазин за продуктами. Чунмён ушел тогда сразу же после обеда и позвонил уже ближе к вечеру, сообщив, что на два дня он точно будет загружен, поэтому они не смогут увидеться раньше. Ким не обижался. Он понимал, что хён не нянька, чтобы проводить все время с ним, у него есть своя жизнь, работа. Да и самому Чонину было все еще неловко от произошедшего. Сехун сказал, что в этом нет ничего такого. Это нормально, что такой мужчина, как Ким Чунмён, его привлекает. Это нормально — хотеть кого-то. Чонин не отрицал этого, но предугадать реакцию Чунмёна тоже не мог. Они не говорили об ориентации друг друга, и, если так подумать, а что вообще Чунмён о себе рассказывал? Ким пытается вспомнить какие-то факты о нем, но понимает, что знает лишь поверхностную информацию, вроде той, что Ким Чунмён владелец нескольких кафе, водит охрененную тачку и в друзьях у него владелец клуба. Горячий песок приятно обжигает ноги, когда Чонин, сняв шлепки, идет по берегу. К вечеру на пляже полно гуляющих парочек и семей с детьми, поэтому Ким погружается в воспоминания из своего детства. Когда мама с папой шли по обе стороны от него и крепко держали за руки. Но они так рано их отпустили, оставив его одного справляться со всеми трудностями этого мира. Чонин сейчас будто искал эту руку в Чунмёне. Кто поддержит, поймёт и даже защитит. Чонину было одиноко, а старший так быстро подставил свое плечо, как спасательный круг, и Ким поверил в то, что снова не один. Он почувствовал, как мир может сиять так же ярко и для него, переливаясь разными цветами. Он понял, что все еще может быть живым, и все это благодаря Ким Чунмёну. Утро проходит в ожидании. Чонин сам не осознает, как часто смотрит на часы, проверяет входящие вызовы и сообщения. Сумка со всем необходимым была давно собрана. Чонин не стал сильно заботится о своем внешнем виде, отпуская челку на глаза. Так он становился гораздо младше своих лет. Он рассмеялся, когда нашел в своем шкафу клетчатую рубашку и сразу вспомнил о старшем. С одеждой выбор был решен, Ким захватил полотенце, солнцезащитные очки и крем с собой. Чунмён не сказал, что конкретно еще может понадобиться. Телефон наконец оповещает о новом сообщении, заставляя владельца подпрыгнуть от неожиданности. Чонин читает СМС от старшего и смеется. *Здоровья начинающим алкашам, поэтому во имя сохранности твоей печени объявляю сегодня день трезвости. Ну что, готовься, мой юный друг, через 5 минут мы отправимся изучать красоты этого острова, пить исключительно безалкогольные напитки и наслаждаться природой. P.S.: Надеюсь, плавки уже на тебе* Чонин закатывает глаза. Кто из них двоих тут еще алкаш. Он закрывает сообщение и идет в коридор. Оглядывает себя еще раз в зеркале, берет сумку и выходит из дома. К калитке в этот раз подъезжает уже знакомый пикап, чему Чонин совершенно не удивляется. Чунмён машет ему, как всегда, улыбаясь, и открывает пассажирскую дверь изнутри. Когда младший садится в машину и оборачивается к Чунмёну, виснет тишина, после чего оба взрываются смехом. — О как, мы теперь носим парные наряды? — отсмеявшись, выдает Чунмён. — Хён, скажи честно, у тебя фетиш на клетку? — А что если да? — подмигивает Чунмён. — Ты поэтому надел именно эту рубашку? Чонин закатывает глаза и снова начинает смеяться. Когда он вытаскивал из шкафа эту зеленую рубашку, он вспомнил о Чунмёне и подумал, что было бы не плохо быть похожим на него. Сейчас они оба сидели в зеленых клетчатых рубашках с разницей в оттенке и ткани. На Чонине были белые свободного кроя брюки, тем временем как старший был в джинсах. — Ладно, поехали, мой мальчик, буду показывать тебе обалденные места, — лукаво улыбается Ким и пробегается кончиками пальцев по подбородку младшего. — Хён! — возмущается Чонин, пытаясь скрыть свою реакцию на это мимолетное прикосновение. — Шучу-шучу, — поднимает в примирительном жесте руки Чунмён. — А может, и нет. — Ким Чунмён! — О как, ты назвал меня по имени, — удивляется Чунмён, вгоняя младшего в краску. — Прости. — Да нет, мне даже нравится, — пожимает плечами Чунмён, когда выруливает на дорогу. По крайней мере, ему хочется услышать свое имя точно в такой же интонации, как ночью в клубе, когда младший окончательно забыл про нормы приличия. Чунмён уверенно ведет, улыбаясь своим мыслям, пока Чонин за ним наблюдает. Старший выглядит очень расслабленно. Пока одной рукой держит руль, а ветер через водительское окно треплет его волосы и рубашку. Ким частенько стряхивает головой, чтобы откинуть непослушную челку со лба, пока в какой-то момент вновь не использует очки вместо ободка. Мимо них пролетают красоты острова. Все те же желтые рапсовые поля, горы и водная гладь где-то издалека. Чонину не интересно, куда его везет старший, он уже заочно всецело доверился этому человеку. Кажется, он и не переставал доверять ему с детства. Чунмён, даже будучи не совсем довольный от маленькой обузы, что на него периодически сваливали, никогда не подвергал маленького Чонина опасности. Всегда следил за ним и вытаскивал непоседливого Кима из передряг, что было довольно утомительно. Какая ирония, Чонин думал, что уже вырос из того ребенка, но с Чунмёном, казалось, он вновь им становился, постоянно заставляя старшего за собой присматривать. Дорога занимает у них не так много времени, когда Ким останавливает пикап у придорожного кафе. Чонин непонимающе следит за его действиями. Чунмён глушит мотор, достаёт с заднего сидения сумку, проверят содержимое и выходит наружу. Чонин следует за ним. — Мы приехали? — Да, но теперь нужно будет немного пройтись. Давай сначала перекусим, а потом отправимся в путь. Чонин кивает и заходит за младшим в дом. Они устраиваются на веранде и делают заказ. Хозяйка, милая женщина, приветливо им улыбается, когда приносит горячие блюда. И помимо заказа ставит на стол еще тарелку нарезанного кружочками кимбапа. — Извините, но мы не заказывали — начинает Чонин. — Это комплемент лично от меня таким красивым молодым людям, не беспокойтесь, — кланяется женщина. — Спасибо, госпожа, — благодарит в ответ женщину Чунмён, и Чонин спешит поклониться следом. — Мы ей понравились. Она думает, что мы какие-нибудь знаменитости и прорекламируем ее заведение, — делится догадкой Чунмён. Надо будет выложить фото в сеть. Ким настраивает камеру и делает несколько снимков, незаметно ловя в кадр младшего, пока тот не видит. — Ого, а еда очень вкусная, — довольно проговаривает Чонин, продолжая жевать. Чунмён смотрит на него и не может сдержать улыбки. Такой взрослый и серьезный Ким Чонин напоминает ему сейчас ребенка, такого искреннего в своих эмоциях и действиях. Он в восторге уплетал лапшу, будто ничего вкуснее в своей жизни не ел, а Чунмёну хотелось, чтобы такие эмоции он испытывал всегда и не закрывался больше от мира. Пообедав и поблагодарив хозяйку, они выходят из кафе. Чунмён ведет младшего мимо здания, куда-то вверх по каменистой дороге. Чонин крутит головой, чтобы насладиться красотами рапсовых полей свысока, взглянуть на синеву моря, что блестит в лучах солнца. Легкий ветерок ласкает кожу, пробираясь под свободную одежду. Пока они поднимаются, Чонин чувствует небывалую легкость и свободу от лишних мыслей, ограничений и предрассудков. Сейчас есть он, природа и Чунмён, что, не проронив ни слова, уверенно его куда-то ведет. Младший не нарушает эту тишину, ему не хочется портить момент своей бесполезной болтовней. Звуки природы, окружающие его, звучат как музыка, и лучше будет насладиться ею вдоволь. Каменистая тропинка переходит в невысокую траву поля. Чунмён оборачивается и говорит, что им осталось совсем немного, предлагая младшему воды. Чонин отказывается и вместо этого равняется со старшим. Он видит на его лице такое же умиротворение, пока Чунмён резко не останавливается. Он ловит вопросительный взгляд младшего и молча кивает в сторону. Когда Ким переводит взгляд, его дух захватывает от живописной картины этого места. Они оказались на возвышенности, где видны скалы, переходящие в зеленые равнины и бескрайнюю синеву моря, соединяющуюся с небом на линии горизонта. Чунмён садится, а затем и вовсе откидывается на траву, смотря на небо с пушистыми, проплывающими мимо облаками. Хочется закрыть глаза и глубже вдыхать свежий воздух, наполненный запахом травы и полевых цветов. Чонин следует за ним, мысленно попрощавшись со своими белыми штанами. Он ложиться рядом, соприкасаясь со старшим руками, и также глубоко вдыхает воздух. Легкие открываются, насыщаясь кислородом, в то время как голова пустеет. Чонина будто разом покидают все силы. Тело становится легким, но встать возможности нет. Они продолжают смотреть на небо, слушать звуки природы и наслаждаться обществом друг друга. Чонин распахивает глаза от этого осознания. Сейчас он чувствует себя так не только из-за природы, но и пребывания старшего рядом. Он поворачивает голову и видит, как тот лежит с закрытыми глазами и размеренно дышит. Чонин скользит взглядом по расслабленному лицу, прикрытым глазам и чуть подрагивающим векам, обрамленным пушистыми ресницами, переводит взгляд на мягкие губы и сталкивается с желанием поцеловать их. Подсознание тут же подкидывает воспоминание с той ночи, когда он так и не смог этого сделать, даже будучи пьяным. Тело окидывает жаром, пока Чонина тянет все ближе к Киму. Он смотрит на него так близко, разглядывая каждую морщинку и родинку, пока Чунмён неожиданно не открывает глаза. — Належался? — шепотом. — Угу, — кивает Чонин и понимает, что до сих пор неоднозначно нависает над старшим. Он тут же отстраняется и позволяет ему тоже сесть. — Это волшебное место. Я приезжаю сюда, когда мне нужно освободить голову от посторонних мыслей и сосредоточиться на своем состоянии. — И как часто ты тут бываешь, — хрипит Чонин и тут же прокашливается, прочищая свое горло. — Последний раз несколько лет назад, — вспоминает Чунмён те самые времена, когда он не мог решиться сделать правильный выбор. — Ну что, готов двигаться дальше? — А мы еще куда-то идём? — Ты же не думал, что я приведу тебя только сюда? — посмеивается Ким — Сейчас мы пойдем на дикий пляж. Там можно купаться, но так как он далеко, там слишком редко кто-то бывает. Придется еще немного пройтись, правда, в обратную сторону. Готов? — Конечно. Они выходят на пляж, когда солнце уже начинает клониться к горизонту. Небо окрашивается в ярко оранжевый, постепенно переходя в красный. Чонин снимает свою рубашку, позволяя прохладному ветру обдувать разгоряченное тело. Красота и тишина этого места завораживают. Волны ласкают песок, накатывая все ближе. Чонин машинально делает несколько шагов к ним навстречу, чувствуя, как намокают низы брюк. — Эй, разденься хотя бы, — кричит ему Чунмён. Он стоит уже в одних шортах, и когда только успел переодеться. Чонин жадно разглядывает подтянутое тело с кубиками пресса, накаченной грудью и крепкими ногами. Кожа старшего светится в лучах закатного солнца, а каштановые волосы отливают золотом. Чонин чувствует, как тонет в этом человеке все больше. Когда он подходит к старшему, у того в руках оказывается камера. — Откуда ты ее достал? — Я всегда ее с собой ношу, она была в сумке, — кивает Чунмён в сторону. — Я никуда без нее не хожу. — Точно, ты же и в ту ночь был с камерой, — замечает Чонин. — Да, я тогда возвращался с работы и опаздывал к закрытию кофейни, — чешет затылок Чунмён, пока Чонин озадаченно на него смотрит. — Подожди, работы? — переспрашивает Ким. — Ах да, я тебе не рассказывал. Помимо кафе и кофейни я еще подрабатываю фотографом. Это больше для души, но тоже хороший доход. Чонин в очередной раз не знает, что ответить. Старший для него сплошная загадка, и сколько еще таких талантов в нем скрыто? — Как так получилось, что ты работаешь и там, и там? — спрашивает Чонин. Они сидят так, что волны в момент прилива достают до ног и холодят кожу. — Да везде. Как ты все это успеваешь? Чунмён смеется. Чонин был, кажется, первым, кто задал ему этот вопрос. — Ну, кафе не приносит такого большого дохода, как хотелось бы, да и работников часто не хватает. Ребята стараются изо всех сил, а я им иногда помогаю. А фотография… Я начал заниматься этим для себя больше, просто делал фотографии природы, прохожих, если они нравились людям, отдавал бесплатно. Потом мне предложили провести фотосессию, я же как коренной житель знаю здесь места и красивые виды. Я согласился. Так и началось все. Чонин видит, что Чунмён счастлив. Любовь к своей работе и жизни ощущается в его словах, интонации, выражению на лице. В том, с какой заботой он об этом говорит и как мягко улыбается при одном только воспоминании. Чонину думается, что он хочет так же. Не то чтобы он не любит свою работу, но счастья она ему приносит немного. Деньги, да, но не такое умиротворение и расслабленность. Однако Чонин не уверен, сможет ли когда-нибудь рискнуть и так же заняться чем-то, что принесет ему такое же удовольствие. — Так ты пойдешь купаться? — прерывает мысленные метания Чонина старший. — Да, а ты? — Иди, я проверю камеру, хочу сделать пару фотографий и приду. Чунмён встает и идет к сумке, оставленной позади, чуть дальше от воды. Он настраивает камеру так, чтобы в объективе был виден силуэт Чонина, и делает пару снимков на память, пока младший не видит. Чонин все еще немного нерешительный. Это видно в его словах и действиях. Чунмён хмыкает, когда вспоминает попытку того поцеловать его. Он в тот момент просто лежал с закрытыми глазами, но притворился спящим, когда почувствовал напряженное тело слишком близко, а затем горячее дыхание в лицо. Чонин так пробыл слишком долго, что Ким не выдержал, но, когда открыл глаза, пожалел. На лице Чонина отражалось слишком много всего, и ему не хватило совсем чуть-чуть, чтобы совершить задуманное. Чунмён твердо решил, что не будет ему в этом помогать. Он может помочь расслабиться, наметить правильный путь, но все действия Чонин должен совершать сам и по собственному желанию, как той ночью, но уже не под действием алкоголя. Чунмён ничего не сделает, пока младший открыто ему не покажет, чего именно он хочет. Возвращались они уже по темноте. Чунмён был вновь молчаливым, давая Чонину возможность переосмыслить этот день. Ким прокручивал его в своей голове. Вспоминал чувство легкости и свободы, что захватили его, вспоминал, каково ему было находиться наедине со старшим, когда их не окружала толпа пьяных людей, да и сами они были трезвы. Там, на пляже, мокрые после купания, они сидели на песке, практически вплотную, соприкасаясь кожей друг с другом, и это было так интимно. Чонин слушал чужое размеренное дыхание, ощущал тепло кожи и сходил с ума от чувств, переполняющих его в этот момент. Уже у дома, когда Чунмен высаживает его и выходит сам, чтобы попрощаться, Чонин остро ощущает, что не хочет никуда отпускать от себя Чунмёна. Не сейчас. Он смотрит, как лунный свет отражается блеском в еще влажных зачесанных волосах старшего, как мягкое свечение охватывает его всего, и только глаза как два омута, в которых Чонин тонет окончательно. Была не была. Чонин рискует всем и делает то, что велит ему сердце. Вместо прощания он шагает вперед и находит чужие мягкие губы. Целует, пробуя на вкус, и чуть отстраняется. Чунмён не уклоняется, не кричит и не бьет его. Он просто продолжает размеренно дышать ему в губы. Чонин расценивает это как разрешение и целует еще раз. По телу проносится разряд тока, когда он чувствует, как чужие губы открываются в ответ, как ему поддаются и крепко прижимают к себе. Чонину сносит крышу от этого дурманящего чувства, он впечатывает старшего в себя, опуская одну руку на поясницу, пока второй зарывается в волосы. Чунмён отвечает ему, он ведет ладонями по его рукам, к плечам и останавливает их на шее. Голову ведет от близости этого человека, от его горячего, уже сбитого дыхания и низких стонов, когда Чонин прикусывает нижнюю губу. Он дрожит от контраста температур их тел с холодным воздухом, что нисколечко не приводит в чувство, а еще сильнее заставляет прижаться друг к другу. Когда Чунмён чувствует, как сладко начинает распространятся по телу возбуждение, кладет ладонь на грудь младшего и чуть отстраняется. Он тонет в черных глазах Чонина, чувствует, как тяжело вздымается под ладонями грудная клетка и с каким желанием на него смотрят. — Чонин… — Хочу. Тебя. Этих слов достаточно, чтобы Чунмён сдался. Он поддается Чонину, желанию, что охватило их обоих, и отдается на волю судьбе. Чтобы ни случилось на утро и потом, Ким Чунмён не пожалеет и, если будет нужно, отпустит. Чонин ведет его за собой в спальню. И пока Чунмён осматривает комнату в лунном свете, Ким ищет подарок от Сехуна, который друг впихнул ему в сумку незаметно. Чонин увидел пачку презервативов и бутылочку смазки уже здесь, когда разбирал вещи. Теперь он должен другу бутылку хорошего вина. Бросая найденное на кровать, Ким подходит в плотную к старшему. Так близко, как только может, чтобы бедра соприкасались, глаза смотрели в глаза, а дыхание смешивалось. Оба чувствуют напряжение, внутри обоих все переворачивается и встает на место, пока они просто смотрят друг на друга. Чунмён первым ведет рукой по телу младшего. От бедер, к бокам, забираясь под рубашку. Чонин машинально напрягает живот, когда чувствует прохладные пальцы на разгоряченной коже. Чунмён изучает его, продолжая смотреть в глаза, бросая вызов. Он проделывает то же самое второй рукой и ведет ими вверх, обводит грудные мышцы, надавливает большими пальцами на соски и вновь возвращается к бокам. Чонин проводит носом по его скуле, переходит на шею и останавливается у ее основания, вдыхая естественный запах кожи Кима с нотками морской воды и остатками парфюма на рубашке. Чунмён чувствует горячее дыхание и легкие поцелуи в шею, но ему этого мало. Он хочет ближе, чтобы кожа к коже, тело к телу. Поэтому отстраняется и стягивает через голову свою рубашку, а затем и рубашку Чонина, что летит на пол вслед за его. Теперь ничто не мешает чувствовать жар, покрывать бархатную кожу поцелуями в попытке изучить каждый сантиметр чужого тела. Чунмён поддается, позволяет уронить себя на мягкую постель и нависнуть сверху. Чонин тяжело дышит, он смотрит на расслабленно лицо старшего, и в голове только одна мысль, которую спешит озвучить. — Какой же ты красивый, Ким Чунмён. Хрипотца в голосе пускает мурашки по телу, и Кима пробивает крупная дрожь от одного этого обращения. Младший произносит его имя с такой интонацией, что у Чунмёна поджимаются пальцы на ногах. Он чувствует, что последние заслонки в этом человеке окончательно падают, когда Чонин ловит его губы в плен своих, проталкивая язык в рот. Чунмён стонет в поцелуй, блуждая руками по идеальному телу, останавливаясь у кромки брюк. Хочется его всего, чтобы он был таким же настойчивым как в клубе, брал крепкой хваткой и вдавливал в матрас сильнее. Чунмён надавливает на поясничную впадинку, заставляя Чонина прижаться к себе плотнее, чтобы чувствовать всю силу его желания. Пока младший расправляется с его джинсами, под которыми не оказывается белья. Чонин останавливается от неожиданности, когда Ким расслабленно выдыхает. Он замечает замешательство и не может не засмеяться. — Неужели ты думал, что я на мокрые плавки надену сухие джинсы, а, Ким Чонин? Вместо ответа Чонин в отместку на самодовольный тон старшего сжимает ладонью его возбуждение, надавливая на член и срывая стон с чужих губ. Он видит, как зажмуриваются глаза и открывается рот в попытке захватить больше воздуха, пока ведет вверх по стволу и обводит пальцем головку. Чонин наслаждается этой покорностью и податливостью, когда Чунмён сжимает руками простыни, растеряв всю свою дерзость и полностью отдаваясь в руки младшего. Чонин отстраняется лишь для того, чтобы окончательно стянуть мешающие джинсы и свои брюки. Чунмён закусывает губу, когда открывает глаза и видит наконец поджарое тело младшего в полной доступности. Ему было чертовски тяжело сдерживать себя в ту ночь, когда Чонин был таким открытым и распаленным, но недоступным. А теперь он весь его, целиком принадлежащий ему, Ким Чунмёну. И также открыто желающий его. Ким разводит ноги шире, пока Чонин снимает нижнее белье. Он наконец немного берет себя в руки, принимаясь дразнить младшего. Чунмён находит рядом с собой тюбик смазки и выдавливает на пальцы, приставляя их к своему входу. Он водит вокруг гладкого колечка мышц, полностью расслабляясь. Чонин смотрит на его действия неотрывно, и Чунмён наслаждается тем, как тот тяжело сглатывает, стараясь дышать через раз, и еле сдерживает себя. От одного взгляда внутри все плавится и скручивается тугим узлом, Чунмёну кажется, что он ведёт немую битву, исход которой предрешен. Он непременно проиграет и будет рад это сделать, только чтобы им завладели. Чунмён чуть вскидывает бедра в знак приглашения. Чонину много времени не нужно, чтобы выдавить смазку себе на руку и устроиться у разведённых ног старшего, приставляя к его пальцам свои. Он убирает чужую руку, продолжая уже сам водить вокруг пульсирующего и чуть розоватого колечка. Удовольствие простреливает все тело, разносится вместе с кровью и ударяет в голову, что перед глазами начинает все плыть. Чонина периодически окатывает волнами возбуждения и собственный член требует внимания, но все, что может Ким, это доставлять старшему удовольствие. Надавливать на проход, проталкивая палец лишь на фалангу, пока вторая рука водит по члену. Потому что именно сейчас Чунмён такой открытый и податливый, что Чонину сносит крышу. Он не видел его таким и хочет продлить этот момент как можно дольше. Пока Чунмён всегда дерзкий и уверенный в себе, блуждает в собственных ощущениях, продолжая скулить время от времени от приятных прикосновений к чувствительной коже. Когда он ощущает, как в него скользит первый палец, старается расслабиться максимально, что чувствует и сам Чонин. Он нависает над старшим, покрывая его лицо поцелуями, и пока гладит нежные стенки, находит его губы своими. Чонин голодный, а Чунмён жадный до его поцелуев. Хочется ощущать эти пухлые губы везде на своем теле, плавиться под их касаниями и растворяться в напористости. Когда Чунмён чувствует в себе второй палец, что начинает растягивать мягкие стенки, он выгибается в спине, позволяя выцеловывать свою шею. Дыхание совсем сбитое, и Чонин чувствует, как старший сглатывает, пока его язык исследует шею. Чунмён чувствует жар, расходящийся снизу по всему телу. Он руками цепляется за крепкую шею Чонина, прижимает его ближе к себе и начинает в такт пальцам подмахивать бедрами, потираясь возбуждением о чужой живот. Чонин чувствует, как его член трется о член старшего, от чего по телу расходятся искры наслаждения, и сдерживать себя становится все труднее. — Войди, — в самое ухо Чонину. Горячий шепот Чунмёна действует как спусковой крючок. Младший раскатывает латекс по своему члену и приставляет головку к пульсирующему входу. Чунмён смотрит на него неотрывно, собирает эмоции с чужого лица по крупицам, чтобы увидеть и запечатлеть каждую, пока Чонин осторожно в него входит. Ким рычит в ухо старшего, пока Чунмён облизывает мочку его уха и впивается пальцами в спину, оставляя красные полосы. Когда глаза закрываются сами собой, Чунмён вновь теряет контроль от плавных движений, что больше изводят его и так горящее тело. Он цепляется за плечи младшего сильнее и пытается сам подмахивать бедрами в попытке доставить обоим еще больше удовольствия. Чонин глушит протяжный стон поцелуем, как только осознает, что начал попадать по простате. Чунмён весь раскрасневшийся, уже мечется под ним, пытаясь насадится сильнее и резче, но младший будто специально придавливает его бедра к постели твердой хваткой и сам задает ритм, доводя до исступления. Плавные толчки сменяются резкими, попадающими ровно по простате и срывающими сладостные стоны, и стоит Чунмёну выгнуться им навстречу, как Чонин вновь меняет темп на размеренный. Он изводит, доводит и испытывает наслаждение, пока держит контроль. Чунмён под ним способен лишь стонать и цепляться, как за спасательный круг в попытке ощутить еще больше, сильнее и быстрее. Когда Чонин чувствует, что находится на грани, а старший все сильнее сдавливает его внутри, желая продлить тесный контакт, он прикасается к его члену, обводя сочащуюся головку пальцем. Чунмён протяжно стонет, его выгибает в пояснице, будто кто-то как куклу тянет за невидимую нить. Он рвано дышит, пытаясь поймать как можно больше раскаленного вокруг них воздуха и напитать им горящие легкие. Чонин срывается на безудержный темп, когда бедра сводит от напряжения, по спине стекают струйки пота, а в ушах звенит от напряжения. И только в голове оглушающая пустота. Все мысли разом улетучиваются, оставляя волю инстинктам, обостряя все чувства в сотни раз и делая их обоих чувствительнее. Кончают они практически одновременно. Чонин выходит из тела старшего и ускоряет движения рукой, пока не чувствует, как по пальцам стекает теплая жидкость. Чунмён обмякает в его руках, блаженно улыбаясь, и Чонин падает рядом, пытаясь отдышаться. Он стягивает с члена презерватив и бросает узелок на пол. Чунмён, немного пришедший в себя, находит взглядом лицо младшего и приподнимается, совсем нежно целуя в губы. Языки совсем лениво сплетаются, пока они оба продолжают ловить остатки оргазма на кончиках пальцев и тесно прижиматься друг к другу.