Песочный замок с арматурой внутри

Брелочек на кармашке рюкзака смешно качается в такт гудящей электрички, что мчит уставшего Влада назад в Санкт-Петербург. Папа Миша долго настаивал на такси, ведь это не дело — ребёнку одному отправляться в такое «путешествие» на общественном транспорте. Но Влад, упорно отстоявший свое право на железнодорожный билет с ученической скидкой, понимал, что проветриться после выходных, проведенных наедине с отцом, не прихоть, а банальная необходимость. Нет, нет, отца он любил, сильно и по-детски. Но видеть его новое амплуа разведенного человека, который изо всех сил пытается показать публике, что рад разводу, утомляло. Ведь и Влад, и Миша понимали, что это не так. Папа выглядел плохо и зло, но упорно прятал это за нервными движениями и бесконечными сигаретами, приговаривая, что: «Курить это вредно, и его ребёнок никогда не должен эту дрянь пробовать». «Ага, как же, вы ведь оба курите, и ты, пап, и мама Андрей, не прекращая, чего вы ждете от меня-то, блять» - тогда думал Влад, нервно крутя зажигалку в кармане во время половины разговоров с отцом за эти два дня. Также его выдавало то, с каким интересом отец, напившись и пытаясь казаться невероятно трезвым, задавал Владу вопросы по типу «А кого ты больше любишь, меня или его? Почему ты выбрал жить с мамой, а не со мной?» Влад, когда услышал впервые второй вопрос, обреченно ответил: «Чтобы мама мог платить за электричество и еду для нас двоих. Ты бы отрезал ему все денежные финансы, чтобы он вернулся к тебе». Не то чтобы Князев младший считал это легитимным ответом, но то, как отец Миша тогда отвернулся и закончил разговор практически на весь вечер, заставило Влада подумать, что он перегнул. Но хуже была мысль, что он мог быть прав, даже отчасти. Короче, скрывать у отца то, что он полностью разбит уходом Андрея и хочет его возвращения, не получалось от слова совсем. Влад побаивался лезть в это, ведь родители, если в чем и были согласны, так это в том, чтобы максимально отгородить своего ребёнка от своих судов и дележки авторских прав, потому что, камон, песни всегда были их вторым ребёнком. Владу иногда казалось, что вообще первым и единственным. Но это только в самые темные дни. И если раньше такие дни были единичны, то последние полгода быстро поменяли привычный ход событий. Праздновать свое четырнадцатилетние Влад мечтал не так, не два раза и не с опозданием в две и пять недель. Влад тяжело вздохнул. Он всё никак не может придумать как сформулировать идею, на почве которой родители могли бы снова сойтись без ущемления идей и творчества с чьей-либо стороны. Привитые с рождения идеи о свободе и самовыражении теперь колосились во Владе с удвоенной силой, мешая рассуждать о компромиссе. Иногда он малодушно думал, что не его это задача, ему мало лет и родители могли бы и сами не разводиться ради него. Сразу после этого шла горькая мысль о том, что только ему это надо и что только ему от их разрыва больно. Вон они — оба развивают свои проекты, вот папа ругается во всех интервью, которые оба родителя запрещали ему смотреть. Но потом он тут же вспомнил несчастные глаза обоих и чертовы бутылки с тяжелым алкоголем на кухне у этих двоих, лишь с разницей в названиях: если мама Андрей пил темное пиво и коньяк, то папа Миша пил просекко и винище из тетрапаков. Голова пухла от всех противоречивых идей, но одно было ясно точно — родителей надо мирить и только он на это способен. Нужно только подтолкнуть их к этому. Только вот чем? Мда, Князев помладше не хотел, чтобы ответ нашел его так быстро.

***

Влад бесшумно заходил в квартиру, стараясь не вздыхать так уж и громко, все-таки поездка длиной полтора часа на поезде, а потом на метро, вымотала его окончательно. Мама сказал, что у него вечером должен быть созвон с кем-то по поводу переноса концерта, поэтому не хотел Андрея отвлекать вообще. Пусть спокойно закончит, он потом подойдет. Только вот чужая пара обуви какого-то нереалистично большого размера сбила весь настрой на спокойный вечер. Мама не предупреждал о гостях, да и куртку, небрежно кинутую на комод, Влад не узнавал. Принюхавшись к куртке, Влад уловил уже знакомый запах, но все никак не мог вспомнить кто это. Этого человека не было в его жизни давно, иначе бы он сразу узнал. Внутри Влада разлилась иррациональная тревога и альфа внутри него, еще не созревший до конца, заметался в беспокойстве. Мама-омега абсолютно разбит сейчас и уязвлен, знакомые из старой жизни могли нехило выбить у него землю из-под ног. Тихо скинув рюкзак у входа в свою комнату, Влад пополз к плотно закрытой двери на кухню, за которой нечетко слышался разговор. Влад глубоко втянул ноздрями воздух и память ребенка наконец-то услужливо подкинула нужное воспоминание. Это Ренегат из группы родителей. И запах его был абсолютно неспокойный. Рецепторы раздраконила чужая агрессия и ещё что-то мутное, чему определение Влад все никак не мог дать. Мамин запах был слабым и будто бы подавленным. Тревога, кажется, достигла критической отметки. Прижавшись ухом к двери, Влад пожалел о своем вот этом действии буквально через секунду. Потерянный и испуганный голос мамы он не спутает ни с чем. — То есть я правильно понимаю, что ты меня клеишь? Разведённого, с ребенком, от человека, на которого ты работаешь и на чью сторону ты встал, я правильно понимаю? Тебе, Саша, ничего не жмет блят- Влад отшатнулся от двери на кухню и с ужасом прижался к стене. Не так он хотел закончить сегодняшний тяжелый день, ой не так. Удивительно, что первым порывом у тихого и спокойного Влада Князева было вломиться на кухню и въебать со всей силы, куда дотянется, по лицу Ренегата. Нерационально и безумно глупо. Так он только усугубит ситуацию. Влад попытался взять себя в руки, чтобы запах не выдал его раньше времени, и с содроганием приник к двери снова. — Да прекрати на меня- Тихий и возмущенный голос мамы совершенно не метафорично резал уши. Скрип их кухонного кресла показался жалобным криком о помощи. — Андрей, я — твой единственный шанс. Голос же Леонтьева звучал подозрительно спокойно и вкрадчиво. Будто даже мягко, с участием, и от этого у Влада ещё больше зачесались кулаки. — Назови это в своей голове политическим союзом. Горшок уже давно неадекватен, с твоим уходом это лишь стало до смешного очевидным. Он сам без тебя ничего не может, несмотря на то, сколько прав на все, что ты писал, ты ему и оставил. Что за грязь ему втирает этот уебок? У Влада даже задрожали руки. Мама же не может ему верить? Правда же? Миша же творит, сегодня же показывал Владу демки и наброски, артистично зачитывал сценарий, дурачась с ним, ставя свое дитё на роль одного из актеров из театра. Влад же видел папу на сцене. Все в театре ему в рот заглядывают, но сам Миша слушает режиссёра и мастера по актерскому, прислушивается к ним, не скандалит, спокойно принимая все замечания. Как Ренегат может такое говорить, он же и сам участвует в Тодде? «Он же откровенно врёт», — осеняет Влада. Неужели мама правда ему поверит? Согласится с ним? — Саш, это несостоятельный разговор. Я же не слепой, вижу и ваш тур, и работу в театре. Хочешь мне сказать, это ты на театральной сцене въёбываешь? Мама не верит ему. У Влада слегка заныло лицо от сдерживаемых эмоций. — Не поверишь, Андрюш, я въёбываю, он нас всех ко всему припахал, потому что сам не может. От мерзкого «Андрюш» скорчило даже Влада за дверью. Мама никогда не любил такое сокращение его имени, и папа всегда ласково называл его «Дюсь» и «Дюша». Владу последнее особенно нравилось, оно было созвучно со словом душа и так нежно звучало. Тоска невольно кольнула сердце, потому что последний год это обращение не звучало вообще, сменившись на холодное Андрей. После развода папа Миша называл Князева исключительно по фамилии, а при сыне называл его безликим «мама твоя». Только Горшок мог обезличить слово «мама» так виртуозно. Влад перевел дыхание, пытаясь собрать мысли в кучу. Ренегат пришел настраивать его маму против отца? Но зачем ему это? «Они же и так справляются с этим самостоятельно, причем безумно хорошо», — горько подумал Влад. Но внезапно громкие звуки перемещений по кухне заставили Влада насторожиться и напрячь уши. Он и так бесконечно пропускает куски диалога, а ему отчаянно нужно знать, что происходит. Потому что в глубине сознания начинала мелькать неприятная до отвращения мысль, что Ренегат тут не за ролью антисвахи. Его запах и вкрадчивость голоса наталкивали на другие мысли. И это мерзкое слово «клеить». Неужели коллега отца… — Саша, что ты де- Возмущенный вскрик омеги утонул в невнятных звуках и злостном рыке Александра. — Андрей, ты, кажется, меня так и не понял. Страшные мысли, неясно клубившиеся в головушке младшего Князева, быстро стали единственным верным вариантом с подтверждением звуками из-за стены. Андрей хрипло вздохнул и будто ему заткнули чем-то рот. Влад с ужасом представил, как Ренегат целует его маму против воли на их собственной кухне, которую, как и всю квартиру, обустраивали всей их небольшой семьей из трёх человек. У Влада даже заложило уши от беспомощности. Подкашивались колени, к горлу подкрадывалась тошнота. Против своей воли Влад услышал хриплое ренегатовское рычание и последовавшую за ним фразу: — Не заставляй меня брать тебя силой. Молодого альфу буквально согнуло пополам, и он понял, что или сейчас, или он никогда не простит себя. Организм Влада сработал, кажется, чисто на инстинктах безумной самоотверженности и самосохранения одновременно. В два бесшумных прыжка Влад вернулся обратно в коридор, показательно громко хлопнул незакрытой дверью и закричал на весь дом. Даже не пытаясь придать голосу жизнерадостности или спокойствия. — Мама, я дома! И после этих слов он потопал до кухни и распахнул дверь. Держать лицо необходимости не было. Красноречивым запахом загона добычи альфой и тревогой матери пахло так, что рот и брови юного альфы скривились сами по себе. Ренегат с нахрапом навис над Андреем, упираясь в подлокотники столового кресла, которое было спинкой уперто в угол между стеной и холодильником. Андрей, сидящий на нем, при этом выглядел настолько беззащитным и растерянным, что Влад даже не заметил, как зарычал. В свои-то четырнадцать лет. Говорили, что дети в трудных семьях растут не по годам. Влад почувствовал это высказывание детского психолога прямо, сука, сейчас на своей шкуре. — Владик, солнышко, привет, — попытался исправить ситуацию Андрей, но то, как дрогнул его голос, сделало, кажется, всё ещё хуже. — Отойди, блять, от него! — вскрикнул Влад, звонко стуча ладонью по столу. Не задерживаясь, Влад кинулся на Реника, но тот вальяжно отпустил подлокотники кресла и выровнялся во весь рост, отходя едва ли на шаг и ловя Влада за плечи мерзким покровительским жестом. — Интересная, наверное, ролевая модель отца у Влада, если в столь малом возрасте у него такой сильный инстинкт охранять маму, не правда ли? У Влада потемнело в глазах от ненависти. И, кажется, сорвало болты. Задыхаясь от злости, Влад уже открыл было рот для потока самых грязных слов, которые он в своем возрасте знает, но мама опередил его, обезоруживающе крепким в его состоянии движением притягивая сына к себе, убирая чужие руки с его плеч и заменяя своими. — Влад, успокойся. Он уйдет сейчас же. Леонтьев уже было хотел возразить, но Андрей продолжил. — Ренегат, завали ебало и не впутывай в свои грязные игры моего сына. Голос Андрея сквозил сталью, но Влад чувствовал, как руки его мамы дрожали на собственных плечах, в которые родитель вцепился для поддержки. Чьей вопрос был хорошим. Ренегат слегка тушуется, отходит ещё на шаг, прижимаясь поясницей к столешнице. Безумие Влада увидело в этом слабину и решило додавить. — Ты слышал мою маму. Убирайся из нашего дома или я покажу, какую ролевую модель воспитал во мне Миша. Прозвучало пафосно и по-детски. Ренегата слабо впечатлило данное высказывание, но, оценив состояние ребёнка Горшка, понял, что драться с малолеткой чести ему в этой ситуации точно не придаст. Смешливо и по-клоунски поднимая руки, Ренегат протянул: — Верю-верю, собачьи гены в тебе безусловно есть, хоть ты копия Андрюшки с виду, но они явно поразили твои внутренние органы и головушку. Андрей, наш диалог не закончен, но не в присутствии твоего ребёнка развивать его уж точно. Мда уж, чересчур плотоядной и хищной улыбкой сопровождалась вторая часть его гадкого высказывания, чтобы Влад не понял. Влад будто бы со стороны смотрел на то, как его тело одним мощным прыжком, без предпосылок для оппонента, подготовилось, сгруппировалось и атаковало правой рукой Ренегата в лицо. Ну, почти в лицо, силы и роста в четырнадцатилетнем Владе ещё не было, зато была злоба и агония первобытных инстинктов защищать и атаковать. Влад заехал крепким кулаком снизу Ренегату по челюсти, от чего его зубы с неприятным стуком цокнули друг от друга. Башка Ренегата дернулась в сторону, но он быстро взял контроль над ситуацией. Глаза сузились от злобы, и он уже хотел устроить мелкому засранцу ответную взбучку, но Андрей из них всех очухался быстрее всего и сгреб свое чадо в плен собственных рук, затолкав его себе за спину. — Только тронь его, и, я обещаю, ты сядешь. — Да больно мне надо его трогать, — Зло прохрипел Реник. Челюсть у него явно болела, и Влад купался в злорадстве, пытаясь обратно сместить маму себе за спину. — Он только доказал мои слова. Мы не закончили, учти. Сказав это, Леонтьев быстро ушел с кухни, и, судя по звукам, уже надевал ботинки в прихожей, но Влад всё равно не мог отмереть из той позы защитника, в которой он крепко держал маму за своей спиной, прикрывая своим телом. — Владик, солнышко, тебе не стоило... Влад не двинулся, всё ещё стоя лицом к двери на кухню. — Стоило, мам. Он до тебя домогался. Андрей вздрогнул. Он не знал, что говорить своему ребёнку в ответ на такие слова. У него, кажется, получилось проебаться по всем фронтам родительства и материнства, если его четырнадцатилетний сын пошел в бой против альфы в пять-шесть раз крупнее его самого ради защиты. Андрей тревожно и рвано выдохнул через нос, и Влад, наконец-то отмерев, развернулся и усадил несопротивляющегося омегу на табурет у стола. — Ты не виноват в этом, мам, он же плохой. Влада покорежило с такого простого слова, которое он использовал по отношению к этому чудовищу. Но Андрей вымучено улыбнулся посеревшим лицом и тихо прошептал: — Ты такой взрослый у меня. — Мам, мне уже давно не пять. Я закрою за ним дверь. — И не давая себе передумать, резво развернулся, метнувшись по коридору. Все естество Андрея говорило против того, чтобы Влад оставался наедине с полудурком Реником, но сил встать и дойти до прихожей не было абсолютно. В его состоянии нельзя было нервничать. Врач, который теперь стал постоянной рутиной, говорил, что любые срывы будут отдаваться долго и мучительно, по несколько недель, и, о, он уверен, этот точняк не пройдет бесследно. Пытаясь соскрести себя со стула и отправиться вслед за сыном, Андрей услышал, к сожалению, только конец разговора и внутренне похолодел. — Если ты правда думаешь, что кто-то тебе поверит, щенок, то ты сильно ошибаешься. Да и будь уверен, мама твоя всё отрицать будет, уж не сомневайся. О, Андрей бы точно умолчал о случившемся. Оправдался бы перед сыном за помятый внешний вид и тревожный запах, наглотался бы успокоительного и перенес психотерапевта, к которому он обязан теперь ходить, с конца недели на завтрашний день и проглотил бы. Ему не впервой. Но теперь, когда Влад стал непосредственным участником событий, было необходимо придумать новый план. Которого у него и в помине не было. — Верю и сомневаюсь, Саша, не переживай. Андрей дрогнул. Кажется, Влад уже уперся рогом в какую-то безумную затею и его с неё не стащить. Им явно придется говорить не один час об этом. Боже, его сын не должен был участвовать в этом. Входная дверь их маленькой квартиры хлопнула, и замок щёлкнул ровно четыре раза. Теперь они тут точно одни. Влада попустило. Вся злость разметалась по углам, превращаясь в обиду за маму. Жгучие сухие слезы кололи уголки глаз, и он малодушно сполз по стене в прихожей. Он же ребёнок. Куда ему тягаться против здорового альфы с такими рычагами давления? Отец бы ни за что не отпустил эту ситуацию просто так. Он бы Ренегата убил голыми руками, заставил бы землю жрать. Но папы Миши тут не было. Был только Влад. Влад обязательно расскажет ему о случившемся. Его родители любят друг друга и им точно просто нужен шаг в сторону друг друга. И Влад, к сожалению, сделает его за них.