Пока цветут лилии

Сон-Джу осторожно смочил уже высохшую тряпку в холодной воде и вернул её обратно на лоб Мьюзике, которая тихонько сопела. Её грудь едва заметно вздымалась от редких вздохов, тонкие бледные пальцы слабо цеплялись за простыню, обескровленные губы были слегка приоткрыты. И в целом она выглядела неважно: вся белая, словно чистый лист бумаги, исхудавшая, больше похожая на бестелесного призрака, нежели на живого человека. Всего за пару месяцев из активной жизнерадостной девушки она превратилась в ходячий скелет, и всё из-за этой дурацкой болезни. Болезнь… При одной только мысли об этом Сон-Джу нахмурился, сжал руки в кулаки. Внутри всё неприятно сдавило, сердце защемило в груди, и он до крови прикусил нижнюю губу. Зажмурился, резко замотал головой, дабы отогнать непрошеное наваждение. Нет-нет-нет, сейчас он не должен об этом думать. Сейчас совсем не то время, чтобы поддаваться эмоциям. Мьюзика чувствовала себя немного лучше, чем обычно, и это самое главное. А его задача — сделать так, чтобы её состояние не ухудшилось вновь. Собственно, этим он и решил заняться, дабы не забивать голову ненужными мыслями. В последний раз убедившись, что с Мьюзикой всё в порядке, и ласково погладив её по сиреневым волосам, он бесшумно поднялся со стула. Поправил слегка съехавшее одеяло, осмотрелся по сторонам. Лунный свет, проникающий в комнату сквозь неплотно задёрнутые занавески, хорошо освещал комнату, и потому он быстро смог найти искомый предмет. Горшок с оранжевыми лилиями стоял на том же месте, что и обычно: на столе рядом с окном. Отыскав его взглядом, Сон-Джу тяжко вздохнул и мягкой поступью, стараясь не издавать слишком громких звуков, направился к нему. Мысленно он прокручивал у себя в голове всё то, что собирался сказать, и одновременно с тем готовился к очередному диалогу с цветами. Всё те же пару месяцев назад он и подумать не мог, что вообще когда-то будет заниматься чем-то подобным, но сейчас это стало неотъемлемой частью его жизни. Разговор с любимыми лилиями Мьюзики был обязательным ритуалом, который он выполнял ежедневно, даже если и считал его глупым. Во многом потому, что именно после этого ей становилось лучше. — Эм… Ну привет, цветочки, — наконец подойдя к столу, негромко обратился он к растениям. После он глуповато улыбнулся и присел напротив горшка. — Ну что, как вы тут? «Будто они могут хоть что-то ответить», — пронеслось в голове. И действительно, в ответ ему последовала лишь всё та же ставшая уже привычной тишина. Сон-Джу хмыкнул и покачал головой. Как и во все прошлые разы, он снова почувствовал себя идиотом. Всё-таки, сколько бы времени ни прошло, а он никак не мог привыкнуть к тому, что теперь ему приходилось разговаривать с цветами. Он всякий раз ощущал себя каким-то городским сумасшедшим, когда заводил диалог с оранжевыми лилиями, одиноко стоявшими рядом с окном. Однако и поделать с этим он ничего не мог: в конце концов, после этих разговоров Мьюзике становилось значительно лучше, а ради неё он был готов и потерпеть. Вот и сейчас он отбросил все неприятные мысли и вновь заговорил, обращаясь уже не столько к растениям, сколько к их хозяйке. — Знаешь, — всё так же негромко начал он, — я сегодня был в городе, ходил почту забирать. Пришло письмо от Эммы, — на словах о дочери он улыбнулся самыми уголками губ и прикрыл глаза. Эмму пришлось отправить к его старшему брату Льюису, чтобы она тоже не заразилась и не заболела, и потому он очень скучал. Но оттого было особенно приятно сейчас рассказывать о ней цветам. Оранжевых лилий, судя по всему, такая новость тоже порадовала, поскольку их листочки слегка приподнялись. Сон-Джу, заметив это, беззлобно усмехнулся и осторожно погладил один из них кончиками пальцев. — Она писала, что недавно снова встречалась с тем мальчишкой Ратри. Норманом, кажется, — продолжил он свой рассказ. — Судя по её письму, они весело провели время. Она даже показала ему жирафа, — он вновь беззлобно усмехнулся, вспоминая строчки из письма Эммы. Она много рассказывала об этом Нормане и о том, как они проводили время вместе, и ему было приятно сейчас прокручивать всё это в памяти. Однако его лицо мгновенно помрачнело, как только он мысленно добрался до конца письма. — А ещё, знаешь, она писала, что очень скучает, — помолчав немного, наконец проговорил он. Возникла небольшая пауза, а потом он едва слышно добавил: — …И я тоже… очень по тебе скучаю. После этих слов он окончательно затих, низко склонил голову, так, что красные пряди почти полностью закрыли его лицо. Прикусил до боли нижнюю губу, сжал руки в кулаки так, что ногти неприятно впились в кожу. На душе снова сделалось невероятно паршиво, но на этот раз избавиться от болезненных ощущений у него не получилось. Тоска скользкой змеёй заползла внутрь, растеклась по всему телу, словно яд. Сердце вновь невыносимо сдавило тугими тисками, и Сон-Джу плотно закрыл глаза, дабы сдержать предательски подступающие слёзы. Он не хотел плакать здесь, при Мьюзике, которая в любой момент могла проснуться, и её безмолвных цветах. Не хотел, чтобы кто-то видел его таким слабым и разбитым. Не хотел, именно поэтому сдерживался, даже когда так и тянуло разрыдаться. Оранжевые лилии, будто почувствовав его состояние, нежно коснулись лепестками его ладони. Он вздрогнул, однако головы не поднял. Лишь горько усмехнулся и аккуратно обхватил один листочек пальцами. Так, чтобы цветку было небольно, но и чтобы не выпустить его случайно. Листья у них были приятные на ощупь, даже какие-то бархатные, прямо как рука Мьюзики. На мгновение Сон-Джу даже представил, будто держал за руку именно её, а не простое комнатное растение. На душе сделалось немного теплее, тоска слегка ослабила свои тиски. А ещё через некоторое время она и вовсе отступила, уступив место блаженному умиротворению и покою. Так Сон-Джу и просидел до самого утра, держась за маленький листочек оранжевой лилии и наслаждаясь её теплом, которое она дарила ему, прямо как Мьюзика. А уже ближе к рассвету он и сам отправился спать. В конце концов, завтра у него трудный день.