Бенто с креветками

— Знаешь, мне кажется, мой напарник всё ещё скучает по своей прошлой работе. Дазай со слабой улыбкой прикрывает веки и отпивает свой тёплый сладкий чай из большой кружки. Он расположился за кухонным столом и лениво рассказывает о своём дне, пока Чуя, отдалённо слушая его, моет посуду после ужина и ставит баночки с соусами обратно в холодильник. — Он был учителем математики. Сегодня случайно выяснилось, что Кэнджи-кун умеет решать только базовые задачки по математике, а геометрия вообще вгоняет его в ступор. Куникида-кун так увлёкся! Он очень воодушевлённо рассказывал ему о различных методах решения, показывал ему виды задач и всякое такое. В общем, полностью отдался учёбе. Он даже написал абсолютно все теоремы по геометрии, или что это было… Феноменальные, но абсолютно бесполезные знания… Чуя с лёгкой улыбкой слушает его спокойный весёлый голос и, вытерев руки полотенцем, открывает холодильник, чтобы разгрести там место для сковородки с мясом. Он ставит банки с фруктовым йогуртом на тумбу около плиты, перекладывает упаковку с зеленью на нижнюю полку и резко хмурится, неожиданно вытаскивая из глубины полки матовый синий ланчбокс. — Что это? Его твёрдый голос полностью перекрывает ленивую болтовню Дазая, и тот мгновенно замолкает и пялится на ланчбокс в чужой руке. Чуя с подозрением вглядывается в его лицо, в прямую линию бровей и губ и в большие, но тёмные и спокойные глаза. Дазай молчит, будто его ни о чём и не спрашивали. — Дазай… Это… Это же… Твой обед. Напрягаясь от мысли, что он ошибся, Чуя с тихим щелчком открывает ланчбокс. Но нет, он не ошибся: обед, который он сегодня утром готовил Дазаю прежде, чем убежать на раннее задание, уже давным-давно холодный, но всё ещё слабо приятно пахнет. Чуя откладывает ланчбокс в сторону и долго смотрит на Дазая. — Почему ты его не взял? Тебе же нравится бенто с креветками, я же знаю. И я не клал туда ничего такого, чего ты не ешь, — на всякий случай Чуя бросает короткий взгляд на содержимое, но не находит ничего странного. — Всё свежее, странно не пахнет. И тебе понравился новый соус, ты говорил. Дазай смотрит на него такими же большими тёмными глазами, какими минуту назад смотрел на ланчбокс. Чуя кривит губы. Глаза — зеркало души? Чушь. Тогда бы у Дазая была чёрная дыра внутри. Тот неожиданно мило и невинно улыбается. — О, прости. Забыл его взять. Куникида по телефону подгонял, так что я удивлён, что голову не забыл, — хмыкает Дазай и, посчитав разговор оконченным, переводит взгляд на окно, отпивая чай. Но Чуя хмурится. — Дазай, у тебя хорошая память. Ты помнишь буквально всё, — Дазай тяжело смотрит на него. — Ты бы не забыл обед. Ты его не взял. Дазай с тихим стуком отставляет чашку и долго смотрит на него, но улыбается всё так же. — Я не хотел есть. Поэтому не взял. — Ты не хотел есть утром, — замечает Чуя. — А потом точно захотел, не мог не захотеть за весь рабочий день. — Не захотел, представляешь? — хмыкает Дазай, но Чуя игнорирует это. — Захотел. Но это всё твоя дурацкая привычка! — зло цыкает Чуя. — Твоя привычка подавлять и игнорировать свой голод, отвлекая мозг и руки. Пойми: у тебя постоянно работает мозг, тебе нужно питаться. В конце концов, у тебя может болеть живот— — Не болел, — отзывается Дазай. — И не будет. Что случится, если я в течение всего лишь одного дня не поем? — О, я тебя знаю! — Чуя, прищурившись, скрещивает руки на груди. — Не поешь один день, а я ничего не скажу. Ты посчитаешь, что тебе всё можно и продолжишь дальше ничего не жрать. А потом у тебя будут торчать рёбра и позвоночник, жуткие тёмные круги под глазами, и тебя будет рвать от любой еды. И мне снова, как когда-то давно, придётся таскать тебя по врачам— — Так не таскай, если не нравится, — невозмутимо отвечает Дазай, встав из-за стола. Но взгляд Чуи совершенно не меняется от того, что он теперь смотрит снизу вверх. — Что значит «не таскай»? Я беспокоюсь о тебе, придурок. — Да? Что-то не видно, — цедит Дазай. — Только и слышу, что твоё злое тявканье по любому поводу. Не очень похоже на заботу, не? Уйми свою агрессию, злая микроволновка. У Чуи дёргается бровь. Он стискивает зубы, пытаясь не реагировать на прозвище с ярким подтекстом про низкий рост, но… — Кто бы говорил, пустая рыбёшка. Они снова переходят на личности. Это плохо, Чуя это знает. Теперь они забудут о причине спора, переберут все обидные прозвища друг друга, а потом кто-то обязательно хлопнет дверью. Конечно, они помирятся, но не обговорят причину ссоры. Но Чуя, увы, не может не реагировать на издёвку про рост. По привычке. Дурацкая, дурацкая привычка. — Пустая рыбёшка? Ха! У меня хотя бы мозг есть. Чиби знает, что такое «мозг»? Могу по буквам, если тебе сложно воспринимать человеческую речь: М—О— — Не разговаривай со мной как с умственно отсталым! — О, а разве ты не такой? — Дазай зло ухмыляется. — Тупой качок, который даже трахаться нормально не умеет, не то что думать… Чуя резко замолкает, так резко, будто с разбегу впечатывается в бетонную стену. Брови, до этого нахмуренные, разглаживаются и приподнимаются от удивления. Чуя ошарашенно смотрит на Дазая. Это что-то новое. — Что-что? — Что слышал! Эй, малыш, ты плохо трахаешься, — издевательски напевает Дазай. — А ты думал, почему я такой тихий? Потому что не от чего там кричать. Это неправда. Дазай под ним всегда безумно громкий и чувствительный, всегда так прекрасно реагирует на каждое прикосновение и так мило дрожит, сжимаясь на его пальцах или члене. Чуя знает это, но не может себя контролировать. Он зол, зол на Дазая за то, что тот не ел сегодня и перевёл их ссору в простое разбрасывание оскорблений, зол на себя за то, что поддался ему. Поэтому сейчас, когда от Дазая неожиданно прилетает новое оскорбление, он хочет доказать обратное. Чуя резко оказывается около Дазая и впечатывает его в стену, прижимаясь к чужим губам грязным, собственническим поцелуем. В глубине души он ждёт, чтобы Дазай оттолкнул его, тем самым сбив его злость, но тот не делает этого, крепко обнимая его за шею и грязно целуя в ответ. — Неправда, — отстранившись, рвано шепчет Чуя в чужие припухшие губы. Дазай криво ухмыляется и смотрит на него безумными, тёмными от возбуждения глазами. — Так докажи это. Дазай тихо вскрикивает и крепко обхватывает Чую за шею, когда тот резко подхватывает его под бёдрами и несёт в сторону спальни. Зайдя в комнату, он роняет Дазая на кровать и наваливается сверху, целуя его. Острый кончик языка проходится по чувствительному верхнему нёбу, от чего Дазай дрожит под ним и выгибается, потираясь пахом о его бедро. И Чуе хочется отстраниться с гордой ухмылкой и указать Дазаю на его вид. Но не делает этого, пытаясь успокоиться в поцелуе, методично посасывая нижнюю губу и юркая руками под домашнюю футболку. Не хватало ему ещё на злости поторопиться и причинить Дазаю боль. Отстранившись, Чуя коротко смотрит на его припухшие и покрасневшие губы, избегая янтарных глаз, и стягивает с него домашнюю футболку. Горячие губы ложатся на голую шею, влажный язык проходится по шраму от верёвки. Дазай над его головой дышит громко и тяжело — его шея всегда такая чувствительная в этом месте — и стонет, когда руки, гуляющие по телу, оказываются на груди и пальцы мягко зажимают соски. Чуя, гуляя губами и руками по его телу, оглаживая, целуя и оставляя засосы на мягкой тёплой коже, осторожно играясь ртом и пальцами с нежными чувствительными сосками, постепенно успокаивается. Всё ещё остались раздражение и желание зачем-то доказать Дазаю то, что он хорошо трахается, но тихие мягкие стоны и вздохи Дазая над головой, тепло родного тела под руками и губами расслабляют. Отстранившись, Чуя коротко разглядывает чужое тело с пятнами своих засосов тут и там, с мило припухшими сосками и тяжело вздымающейся грудью, и целует Дазая, мягко и нежно, как часто бывает. Но, отстранившись, всё же чуть хмурится. — Раз уж тебя не устраивает, как я трахаюсь, то будь готов сегодня кончить несколько раз, — твёрдо говорит Чуя, но его ладони мягко гладят чужие плечи. — Ну попробуй, Чиби Чу, — хитро мурлычет Дазай, но его улыбка больше не злая, он легко выгибается, подставляясь его рукам. Чуя, по привычке одарив его сердитым взглядом, медленно сползает вниз, целуя Дазая во впалый живот и стягивая с него широкие домашние штаны вместе с бельём. Дазай мелко вздрагивает от холода, лизнувшего его тело, но Чуя уже складывает горячие ладони на его бёдра, от которых по телу расползается жар. Гладит кончиками пальцев тазовые косточки, целует нижние рёбра и прокладывает дорожку сухих поцелуев от них до низа живота, так близко к полувставшему члену Дазая, что тот тонко скулит над его головой. Но Чуя, обойдя его член стороной, опускается к бёдрам, целует и осторожно покусывает кожу с частыми тонкими шрамами. Дазай крупно вздрагивает и двигает ногами, когда Чуя перетекает на безумно горячую внутреннюю сторону бедёр с мягкой нежной кожей, целует там так нежно и так невесомо, что Дазай плавится. И от того, что горячее дыхание Чуи опускается на его член, совершенно не легче. Дазай, плотно сжав губы, тихо непрерывно стонет и сжимает пальцами простынь — покрывало с одеялом уже давно непонятным комом отпихнуты в сторону. Обжигающие поцелуи, засосы и осторожные укусы горят на бёдрах. Тонкие пальцы Чуи осторожно сжимают его ляжки, проходятся по старым шрамам и сладко, приятно давят. Его рот так близко к его члену, к его сморщенному кольцу мышц, что Дазай чувствует, как жар плотно обволакивает его щёки и перетекает на шею ярким красным, и дышит через раз. Невыносимо. Дазай бесполезно выгибается, пытаясь получить больше, и уже хочет попросить, когда Чуя сам отрывается от его чувствительных бёдер и выпрямляется. Он всё же смотрит на него, потому что не посмотреть на такого Дазая, раскрасневшегося, немного смущённого и безумно желающего большего, — кощунство. На его щеках, шее и даже плечах ровный красивый румянец, пылающий жаром. Припухшие губы неровно приоткрыты в попытке дышать. Потемневшие глаза расплылись у золотистого края от возбуждения и смотрят на него без осознанности. Красиво. Дазай такой красивый, что Чую разрывает от желания утащить его куда-нибудь, будто дракон своё самое ценное сокровище, и там постоянно целовать и обнимать, превращая в ничего не соображающую краснеющую массу. Он мягко целует его в припухшие горячие губы и тянется к тумбочке за смазкой и квадратиком презерватива. Дазай сгибает ноги в коленях и призывно раздвигает ноги, криво, но довольно улыбаясь. Но Чуя, сложив всё это рядом, неожиданно опускает рот на его полностью твёдрый член, обводя горячим языком чувствительную головку и слизывая предэякулят под судорожное дёрганье чужих бёдер и высокий громкий стон. Чуе нравится сосать член Дазая. Хотя челюсть и уголки губ начинают быстро и неприятно болеть, в этом есть что-то расслабляющее и приятное. Но самое главное, конечно же, — реакция Дазая. Чуя не совсем знает, насколько он громкий, когда тёплые губы Дазая оказываются на его члене, но точно уверен: Дазай громче, когда они меняются. Его бёдра неконтролируемо дёргаются, он непрерывно громко стонет и хрипло вскрикивает, сжимая его плечи и — осторожно — волосы. Абсолютно ничего не соображает, лишь неловко пытается двигать тазом, чтобы получить больше. Такой Дазай Чуе нравится. Такой, у которого во взгляде нет ни одной внятной навязчивой мысли, которые часто его отвлекают и изнуряют. Такой, который совсем не стыдится своей реакции на приятные ощущения. Такой, который полностью искренен с ним. Такой, которому дико приятно от действий Чуи. За стонами Дазай совсем не слышит, как Чуя с тихим щелчком крышки выливает смазку себе на пальцы и размазывает её по подушечкам, поэтому палец, прижимающийся к кольцу мышц, становится для него неожиданностью, и он инстинктивно сжимается, но быстро расслабляется от удовольствия. Чуя осторожно проталкивает в него палец и невольно дышит с трудом от того, какой Дазай внутри горячий и тугой. Внутри Дазая всегда приятно. Дазаю очень жарко, в голове стоит гул от своих собственных стонов, пошлых причмокиваний, когда Чуя выпускает член и просто посасывает головку, и тихого хлюпанья смазки. Он вскрикивает, когда Чуя прижимает палец к его набухшей и чувствительной простате и пропускает член в горло. Он судорожно дёргается и почти кончает, но Чуя успокаивается, выпускает член, обдавая его горячим дыханием и влажно облизывая, и продолжая неторопливую растяжку. Чуя издевается над ним, подгоняя его оргазм волнами. То всасывает щёки, одновременно зажимая добавляющимися пальцами простату, то замедляется, лениво двигая головой и слабо поглаживая горячие нежные стенки, растягивая. Дазай тихо шмыгает, сжимая между пальцев простынь. Чуя так любит над ним издеваться… Дазай удивлённо хлопает глазами и заставляет себя хотя бы чуть-чуть осознавать происходящее, когда чувствует, когда к кольцу мышц прижимается мизинец. Он приподнимает голову и смотрит на чужой влажный лоб с прилипшей к нему чёлкой, пока Чуя двигает ртом. — Эй, Чуя… Аах! Я не… не соглашался сегодня на… ф-фистинг, — с трудом бормочет Дазай, изгибая брови и почти разрывая простынь, когда чужой язык надавливает на венки, а пальцы трут простату. Чуя выпускает член изо рта с пошлым чмоком и, поцеловав влажную бордовую головку, смотрит на него дико потемневшими большими глазами. И Дазай невольно задерживает взгляд на них, тихо сглатывая от желания сожрать его в чужом взгляде, и на опухших влажных губах со смесью слюны и его предэякулята, стекающего с уголка. Чуя мягко ему улыбается. — Нет, я не этого добиваюсь. Я просто хотел сегодня хорошо растянуть тебя, чтобы войти сразу до конца. Чёрные зрачки Дазая расширяются буквально на глазах. С довольной улыбкой Чуя видит, как что-то яркое горит в этих чёрных дырах и как Дазай слабо двигает губами в безмолновном нетерпении. Продолжая улыбаться, Чуя возвращается к посасыванию чужого члена и осторожно проталкивает в Дазая четыре пальца. Дазай выгибается от растяжки, но реагирует так ярко и громко стонет, когда уже четыре пальца давят на его простату. Теперь Чуя не останавливается и не замедляется, быстро двигая головой и втягивая щёки, доводя его до оргазма. Дазай надломленно стонет. Всего очень много, пальцы внутри с каждым толчком проезжаются по простате, его член легко скользит в горячем рту Чуи и утыкается головкой в горло. Он так близко. Всего пары движений пальцами и головой хватает, чтобы довести его до оргазма. Дазай сильно выгибается, бездумно толкаясь в чужой рот, дрожит и громко вскрикивает, кончая. Чуя, не выпуская члена изо рта, легко глотает его сперму, но потом тут же отстраняется, чтобы не опускать Дазая в сверхустимуляцию. Он нависает над ним, чтобы уточнить, в порядке ли тот, но Дазай неожиданно обхватывает его за шею и притягивает к себе, порывисто целуя и тихо постанывая в чужой рот от своего вкуса на чужих губах. Чуя мягко отвечает на поцелуй и зацеловывает его горячие щёки, когда Дазай отстраняется и, крепко обнимая его за шею, прижимается к нему. Пальцы внутри двигаются медленно, осторожно заканчивая растяжку. Когда дрожь чужого тела постепенно затихает, Чуя с тихим хлюпом смазки медленно вытаскивает из Дазая пальцы. Тот вздрагивает и недовольно стонет от потери, сжимая бёдра от того, насколько сильно он растянут. Чуя на это лишь беззлобно хмыкает и с лёгким сожалением отрывает его от своей шеи. Дазай плавно ложится на простынь и так естественно, будто само самой разумеющееся, лежит там, что Чуя бездумно водит языком по своим губам, ища на них чужой вкус, пот и эфемерное прикосновение чужих губ. Дазай — дорогое подношение, его самый сладкий и нежный десерт. Сев на кровати, Чуя наконец-то стаскивает свою домашнюю одежду, в которой давным давно жарко, и бросает к ужасающей куче из покрывала, одеяла и одежды Дазая в углу королевской кровати. Он выгибается и с довольной улыбкой купается в чужом — абсолютно всегда — восхищённом взгляде, двигает руками и бёдрами, чтобы было видно, как перекатываются его крепкие мышцы под кожей. И Дазай восхищённо смотрит на это красивое тело и привычно раздвигает ноги. Чуя улыбается, подкладывает подушку под его поясницу и несдержанно ведёт горячими ладонями по мягкой коже со своими метками. Дазай выгибается ему навстречу, криво улыбается, когда чужие пальцы надавливают на соски и оглаживают член, который снова уже полутвёрдый. Чуя, разорвав упаковку, раскатывает презерватив по своему члену. Дазай слабо довольно улыбается, водит ладонями по простыни и закусывает губы в нетерпении. Чуя, улыбнувшись ему, пристраивается и входит. Как и обещал, Чуя входит сразу до конца. Звонкий шлепок кожи о кожу, когда его бёдра сталкиваются с ягодицами Дазая, разносится по комнате и перетекает в громкий вскрик Дазая. Тот, широко распахнув глаза, смотрит на него абсолютно безумно и тяжело громко дышит через нос. Чуя с лёгким беспокойством касается его щеки, но Дазай тут же быстро и немного невнятно бормочет, что он в порядке, просит продолжать и тут же заходится в стоне, смешавшимся с очередным шлепком. Чуя сразу переходит на бешеный темп, низко постанывая, хаотично вбиваясь в Дазая. Тот дышит через раз и бесконечно стонет, то срываясь на громкие и хриплые вскрики, то тихо хныкающе постанывая. Его руки быстро оказываются на чужой спине, он короткими ногтями царапает лопатки, от чего у Чуи горит спина и всё тело, по нему расползается лава, тяжёлым шаром скапливаясь в паху. Он наклоняется к Дазаю, чтобы бездумно его целовать, вылизывая его припухшие губы и горячую изнанку щёк и ловить стоны и редкие вздохи. Его руки гуляют по телу, часто останавливаясь на сосках, зажимая и оттягивая их, от чего Дазай совсем не может дышать, только хныкать и стонать. В паху безумно горячо и приятно, член Чуи идеально вбивается в его простату, и Дазай не выдерживает. Слишком интенсивное удовольствие, слишком приятно колет в сосках, слишком сильно затягивается узел в паху, слишком сладкие у Чуи губы. Дазай кончает, высоко вскрикивая. Его тело бездумно дёргается, выгибается, горячая сперма брызгает на дрожащий живот. Он так сильно сжимается, что Чуя чуть морщится и задерживает дыхание, не двигаясь. Когда Дазай постепенно расслабляется, он выходит, так и не кончив. Дазай падает на бок, тяжело дыша. Но на его губах застыла слабая улыбка, он смотрит на него довольным взглядом. Чуя, с теплом повторяя его улыбку, гладит Дазая по плечам и шее и, подождав, пока тот хоть немного восстановит дыхание, неожиданно подныривает рукой под его тело, помогая перевернуться и встать на колени. — Я ведь только кончил… Ты не… закончил ещё? — слабо бормочет Дазай, повернув голову в сторону Чуи. Стоять тяжело, ноги держат плохо, но Чуя помогает, поддерживая. — Нет, — ухмыляется Чуя, водя другой рукой по его спине. — Я предупреждал, что сегодня ты кончишь много раз. Дазай устало усмехается и роняет горячий лоб на подушку, обнимая её руками и поудобней выгибая спину. Чуя довольно улыбается, гладит по спине и бёдрам и ловит слабую дрожь, когда прикасается к чувствительным местам на пояснице. Он нависает над Дазаем, целует его солоноватую от пота спину, рисует невидимые узоры вдоль позвоночника и слабо кусает между лопатками. Дазай сдавленно стонет в подушку, когда руки Чуи раздвигают его ягодицы и Чуя снова толкается в него. Чуя двигается медленней, чем в первый раз, но Дазай всё равно громко протяжно стонет. К его стону добавляется низкий стон Чуи, от того, как в Дазае влажно и горячо, как его мягкие шелковистые стенки сжимаются на его члене. Он уже так долго возбуждён, а в Дазае так хорошо… Безумно жарко, узел в паху так хочется затянуть до точки невозврата. Дазай хныкает, когда горячее дыхание опаляет его ухо и Чуя тихо шепчет, спрашивая, в порядке ли он, и вяло кивает. Чуя двигается в бешеном темпе, рвано дыша и постанывая, догоняя свой оргазм и доводя до третьего оргазма Дазая. Член того уже снова твёрдый и подтекает предэякулятом, который вязкими каплями стекает с бордовой головки на простынь. Дазай непрерывно стонет, приглушая свои стоны подушкой, но всё равно безумно громко и тягуче — у Чуи дрожь идёт вдоль позвоночника, и он невольно ускоряется, потому что очень близко. Чуя часто опускается, чтобы целовать, покрывать влажными горячими поцелуями чужую дрожащую спину или вжиматься припухшими губами в шею Дазая, вдыхая призрачный запах его шампуня. Руки, гладящие поясницу, перетекают на бёдра. Чуя сжимает их, тянет Дазая на себя, чтобы входить ещё глубже и выбивать из Дазая вскрики. Кончики его пальцев касаются чувствительной горячей кожи на внутренней стороне бедёр, и Дазай задыхается, отрывая лицо от подушки, пытаясь хоть как-то дышать. Он тоже уже близко. Но он всё равно кончает раньше Чуи. Практически падает на дрожащих ногах, если бы не уверенные руки Чуи, и задыхается в хриплом крике. Член, прижатый к животу, дёргается, выплёскивая сперму на простынь. Горячее дыхание Чуи обжигает затылок, когда тот с протяжным стоном кончает в презерватив, невольно сжимая его бёдра от того, каким тугим Дазай становится во время оргазма. Когда Чуя выходит из него, Дазай падает на кровать, подальше от мокрого пятна на простыни от своей спермы. Чуя, стянув использованный презерватив, завязав его на конце и докинув до мусорки около тумбочки, долго смотрит на него. Возможно, секс лучше, чем хлопок дверью. Они быстро забыли о ссоре, переключившись на удовольствие. И после него не будет редких неловких взглядов и с сожалением плотно сжатых губ. Да и Чуя всегда рад сексу, а вид Дазая с раскрасневшимися щеками и губами, с припухшими сосками, с растянутой, блестящей и мокрой от смазки дыркой посылает тепло в низ живота, хотя он только что кончил. Но… Они так и не поговорили о начале ссоры. И так и не поговорят, потому что Чуя не хочет портить приятную негу после оргазма. Чуя плюхается рядом с ним на кровать, вяло целуя и зарываясь во влажные от пота волосы. Дазай, слабо улыбаясь, отвечает на поцелуи, прижимаясь к нему, несмотря на то что у них обоих потные горячие тела. — Фух, — вздыхает Дазай, отстраняясь. — Ты меня так оттрахал, что… ноги не держат, — слабо усмехается Дазай и чуть морщится, немного меняя положение. — А кто говорил, что я плохо трахаюсь? Дазай по-детски надувает губы. — Ну, приврал я немного, и что? Мало ли… Теперь я даже в душ не могу пойти! — ноет Дазай. Чуя со вздохом качает головой, но не может и улыбается, снова целуя его. — Я понесу тебя. Немного полежав, Чуя встаёт с кровати и, размяв спину, подходит к Дазаю. Тот тут же обнимает его шею, как коала, и прижимается, пока Чуя берёт его на руки и несёт в сторону ванной. Как принцессу. Но Дазаю плевать на это, он с улыбкой прижимается к нему, вдыхая запах его тела. Зайдя в ванную комнату, Чуя осторожно опускает его в ванну. Дазай чуть морщится, когда её прохладное дно соприкасается с его кожей, но Чуя быстро включает воду, рукой проверяя, чтобы она не была слишком холодной или горячей. Добившись нормальной температуры, Чуя тоже садится в ванну перед Дазаем. Держа в руках душевую лейку, он ведёт ей вдоль тела Дазая и мягко проходится ладонями, отмывая кожу от пота. Дазай будто дремлет, прикрыв глаза и чуть наклонив голову, подставляясь под чужие прикосновения, и даже не дёргается, когда Чуя осторожно отмывает его от спермы и остатков смазки. Дазай резко открывает глаза и, когда Чуя пересекается с ним взглядом, неожиданно тихо бормочет: — Прости. Пока Чуя, замерев, удивлённо смотрит на него, Дазай так же тихо продолжает: — Я знаю, что ты сердишься на меня за то, что я целый день не ел. — Ох, Дазай… — Чуя откладывает лейку в сторону, чтобы положить руки на горячие щёки Дазая и мягко гладить их большими пальцами. Дазай чуть прикрывает глаза, млея от его прикосновений. — Я не сержусь на тебя. Я просто беспокоюсь о тебе. Ведь… Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Чтобы у тебя болел живот и голова, чтобы болело горло, если тебя снова начнёт рвать от еды. А потом… Мне так больно и грустно смотреть на тебя, когда веду тебя по ненавистным тебе больницам. Ты выглядишь таким грустным и уставшим, взаимодействуя с врачами, сдавая кровь и принимая потом таблетки… Дазай, я не хочу, чтобы тебе было больно. Дазай морщится и кривит губы. Очень хочет отвести взгляд от этих тёплых глаз. Моргает. Ещё раз. И взгляда не отводит. — Я знаю, Чуя, я знаю. Но… Не могу избавиться от моей — ты прав — дурацкой привычки плевать на себя. И… Прости, Чуя, прости… Я пока не могу привыкнуть к чужой заботе. — Ничего страшного, — мягко шепчет Чуя, слабо поглаживая его щёки. — Ты пока учишься. Мы учимся. Учимся быть с кем-то и помнить, что для кого-то мы очень важны. Ты учишься не забывать о собственном благополучии и принимать чужую заботу. А я… — Чуя неохотно фыркает. — …учусь не быть злой микроволновкой. Дазай тихо коротко смеётся. Чуя улыбается и наклоняется к нему, шепча прямо в его губы: — Возьмёшь обед в следующий раз, ладно? — Ладно, — кивает Дазай. Они мягко целуются в ванной, пока вода из душевой лейки слабо бьёт по их ногам.