Благословленные луной

      Тело массивного оборотня дымчатого окраса откидывают с нечеловеческой силой в сторону. Мир будто бы кружится, пока человек через пелену видит брызги крови и ожесточенную борьбу. Животный рык сотрясает пространство, отскакивая от высоких стволов деревьев, пробираясь будто бы в самые вены, вызывая острое чувство страха. Капли горячей крови настигают юношу, окутывая с ног до головы, пока два сильнейших существа сражаются не на жизнь, а на смерть. Оружие с серебряными пулями лежит совсем рядом, на земле, отброшенное и почти забытое. Нужно приложить совсем немного сил, сдвинуться с места и схватить его. Он просто обязан застрелить эту здоровенную тварь! Но не проходит и мгновения, как человек слышит громкий болезненный скулеж. Звук разрываемой плоти отскакивает эхом, и окровавленная морда приземляется меж разведенных ног парня. Волчьи глаза смотрят на него своим стеклянным холодом, что пробирает до дрожи. Хочется отскочить от этого безумства и, наконец, взять себя в руки, потому что в таком состоянии нельзя показываться ни перед кем, а особенно – перед потенциальной добычей.       С пробирающим нутро ужасом он замечает в стороне движение, тут же поворачивая из-за него голову. В тени деревьев стоит молодой мужчина. Он высок и хорошо сложен, однако вся его одежда запятнана кровью, что, как ни странно, не внушает страха. Он сдвигается со своего места, с каждым шагом приближаясь к охотнику. Юноша не может не оценить чужой красоты, что открывается перед ним, стоит только тому выйти на свет. Чужая красота обезоруживает, лишая преимущества. Усердное обучение на охотника отходит на второй план. «Никогда не доверяй красивой внешности, за таким скрывается самая ужасающая мощь» — вот что постоянно твердили наставники молодому поколению, из раза в раз, подготавливая молодняк к первой охоте. Незнакомец подходит ближе, с серьезной задумчивостью оценивая человека. Он присаживается прямо перед ним на корточки, тут же обхватывая длинными пальцами за подбородок. Его руки источают невероятный холод, пока крутят голову во все стороны, наверняка проверяя на наличие серьезных травм.       — Забавно вышло, — насмешливо произносит незнакомец, отнимая руки от человеческого лица. — Далеко же ты забрался.       — Я… Отправился на охоту.       — Конечно, стал бы такой, как ты, крутиться в таких местах еще и с оружием на перевес, — тут же весело хмыкает.       — «Такой, как ты» — это какой? — огрызается юноша, раздраженно передергивая плечами.       — Слабый, самоуверенный, наглый. Я, знаешь ли, могу еще очень долго продолжать, да вот только ты это, боюсь, не выдержишь. Сильно хочешь помереть в первый же день? Нет? Ну и славненько.       Охотник губы сжимает, сдерживая в себе целый поток того, что он мог бы сказать этому напыщенному… кем бы он там ни был.       — Сразу, как увидел высокоуровневого, надо было валить, а не надеяться на кровь дедушки или прадедушки и верить, что ты такой весь из себя взрослый и могучий. Не даром же вам объясняют, докуда можно доходить в лесу.       Человек хмыкает насмешливо, поднимаясь с земли. Возмущение растет в груди все сильнее. Да кто это такой, чтобы поучать его жизни? Никем он себя не возомнил! Это все незнамо кто выделывается перед ним! Незнакомец тоже встает, впихивает в ослабевшие руки брошенное оружие и за плечо берет. Хватает всего секунды, чтобы они оказались на поляне перед базой охотников. Юноша в ужасе оборачивается на него. Никто не должен знать, где обитают охотники на нечисть. Никто!       — Запомни, Ли Минхо, — разрушает тишину спокойным голосом. — Меня зовут Хенджин, и ты задолжал мне свою жизнь. Проболтаешься кому, что был кем-то спасен, и я сам перережу тебе глотку глубоко ночью. Океюшки? Береги себя, сладкий. Еще увидимся.       Минхо успевает лишь мельком заметить белоснежные клыки и золото озорных глаз, как некий «Хенджин» тут же исчезает. Шок не отпускает его, даже когда он опускается коленями на свежую траву, рукой нащупывая лохматую голову.       Уже потом, после церемонии посвящения, на которой все глубоко удивятся, ведь в одиночку победить высокоуровневого оборотня просто невозможно, на одном из уроков по высшим тварям Минхо узнает о вампирах. Является ли этот Хенджин вампиром? Да, является.

🌔🌕🌖

      — Куда это ты так сорвался? — как курица-наседка мельтешил за спиной невысокий вампир, настойчиво пытаясь добиться объяснений.       — Дьявол! — Хенджин недовольно цокает, роняя ругательства. — Честное слово, Чан, чего ты так трясешься, будто я посреди совета сбежал?       — Но ты сбежал посреди чаепития со мной! — тут же негодующе вскрикивает вампир, вскидывая руки в воздух.       — Да чтоб тебя, Чан! Мы только и делаем, что чаи гоняем хуеву кучу столетий.       — Но это было чаепитие со мной! Я же твой лучший друг!       — У меня все еще есть Феликс, — незамедлительно, с долей насмешки, припоминает Хван.       — Но он не лучше меня!       Хенджин закатывает глаза, изо всех сил сдерживая рвущийся смех. Во-первых: будет не тактично засмеяться перед старшим товарищем. Во-вторых: его все же неплохо задело во время драки с оборотнем.       — Хорошо-хорошо. Он не лучше тебя. Но я просто решил прогуляться.       — И вернуться чуть ли не с дырой в ребрах, — мрачно добивает старший, словно гвозди в крышку гроба. — Еще и посреди чаепития со мной!       Хенджин устало потирает лоб, отворяя двери в комнату, где уже сидит Феликс, на своем излюбленном месте.       — Ну наконец-то! — тот захлопывает книгу, тут же вскакивая на ноги. Он с ходу начинает жаловаться на «этого полоумного» и прекращает лишь тогда, когда Хенджин, почти не вслушиваясь, присаживается на край своей кровати, тихо шипя из-за боли.       — О? Что такое, хен?       — Ничего, просто немного подрался с оборотнем. Заживет через пару часов.       — Да нихуя себе! — пораженно вздыхает Ликс, стоит только старшему стянуть с себя верх, открывая вид на рану. — В каком месте это «немного»?       — Я же говорю – чуть ли не дыра.       — А ты вообще что делал, когда он умотал, полоумный? Надо было за ним идти!       — Ты, что ли, тут самый умный?       Дальнейшую перепалку Хенджин предпочитает не слушать, пережимая сочащуюся кровь какой-то тряпкой. Темно-бордовая жидкость больше похожа на нефть, чем на кровь. Она быстро засыхает на коже, доставляя неприятные ощущения. Всему виною чуткий нюх вампира. Он у него развит намного лучше, чем у других, поэтому стоило только почувствовать запах человеческой крови, как он тут же сорвался с места. На их территории нельзя позволить умереть человеку. Ни в коем случае! Они, как вампиры, что зарекомендовали себя пьющими только донорскую кровь, не должны убивать живых или иметь трупы на своей территории, иначе попадут под взор Верхних. Тогда им всем несдобровать, и двух древних вампиров вновь запрут на Континенте, пытаясь переманить на свою сторону.

🌔🌕🌖

      Дым от сигарет клубится в воздухе, привлекая внимание. Хорошо хоть, что тварь перед ними не отличается особенностями нюха. Она вообще ничего не чувствует, чтоб ее. Окурок летит на притоптанную траву, тут же затухая под носком массивного ботинка. Цепи легко звенят при движении бедер, пока охотник с особым отвращением втаптывает остатки в сухую землю. Сколько он уже себя уговаривает бросить эту дрянь, а руки все еще тянутся, дьявол его раздери.       — Пора? — с тенью сомнения и страха, тонким голоском спрашивает молодой парнишка, тут же весь сжимаясь, стоит только охотнику обернуться. — Н-нет?       — Да, пора, — в голосе холода столько, что хватило бы на несколько айсбергов в океане. Мужчина сплевывает горечь во рту, тут же вскидывая в сильных руках массивное оружие. — Но ты остаешься здесь и просто смотришь.       Возражения он не принимает, даже внимание на парнишку больше не обращает, вышагивая уверенно из-за деревьев, держа оружие наготове. Мохнатая тварь и не дергается, сидит к нему своей огромной спиной, да только и видно, как во все стороны разлетаются капли крови и мелкие части плоти. Охотник хмурится, разглядывая человеческие останки на земле. Еще немного и от них не останется ничего, кроме лужи крови. Оружие клацает с противным звуком, оповещая о готовности, а тварь и ухом не ведет, наслаждаясь своим грандиозным последним обедом. Гнев все больше льется по венам с каждым чавкающим звуком. Становится просто невыносимо все это слышать и видеть. Ведь еще полчаса назад эти останки были его верным товарищем, а сейчас Минхо собирается пристрелить тварину, что посмела устроить охоту на их прямой территории. Первая пуля прилетает в лопатку, тут же обжигая кожу и дробя кости. Тварь взвизгивает, корчится от боли, не понимая, что каждым телодвижением лишь прокладывает пуле путь дальше. Вторая проходит насквозь, ломая ребра и поднимая собой ужасный утробный вопль. Нечисть скалится, громко рычит оборачиваясь. Она не похожа на оборотней в их простом понимании, скорее просто гибрид химер. Вся заросшая густой шерстью, что клочками свисает со сморщенной кожи, с лохматой мордой, похожей на крысиную, она подбирается, готовая напасть на своего врага, лапами отбрасывая куски плоти. Однако Минхо реагирует быстрее, всаживая пулю за пулей в грудную клетку исчадию ада, пока та не затихает, вся обгоревшая из-за серебра, истекающая своей омерзительной кровью. Пустой магазин летит на землю, как и окурок парой минут ранее. Будь воля Минхо, он бы всадил в бесчувственное тело еще пару кусков серебра, только бы тварь в аду побольше настрадалась.       Со всей силой воли мужчина осматривает останки, пытаясь найти хоть что-то, что можно будет похоронить вместо тела. От него остались лишь левая нога, да часть туловища, что выглядят более скверными из-за укусов и отсутствия кусков плоти. Размазывая пальцами мешанину из внутренностей и крови, охотник, наконец, находит жестяной жетон с инициалами и личным номером. Он сжимает его в руке, минутно оплакивая смерть товарища. Времени попрощаться по-человечески у них нет. Если вовремя не доложить о произошедшем, то они не смогут подготовиться к новому вторжению, что повлечет за собой еще больше жертв. Охотников за последние десятки лет стало гораздо меньше, чем в былые времена. Даже новоприбывшие, что проходят сейчас обучение, готовясь стать полноправными убийцами нечисти, не смогут восполнить те потери, что они понесли совсем недавно.       — Эй, малой! — мужчина поднимается с земли, все не отрывая взгляда от тела твари. — Надеюсь, ты не наложил там в штаны. Собирайся, Учения окончены.       С побледневшим, словно сама смерть, парнишкой они покидают лес так стремительно, что Минхо даже удивляется, как это у него еще из-за вредной привычки выносливости хватает так носиться. И стоит только им переступить через пост охраны, как новичок тут же валится без сознания на выложенную камнем дорогу. Минхо глаза закатывает, борясь с желанием оставить эту недотепу тут. И пусть разбираются с ним, кто хочет. Он в сиделки молокососам не нанимался. У них тут, вообще-то, чрезвычайное положение. На прямую территорию охотников никогда не заходят сильные твари. В них могут затеряться только слабые. Пока сильнейшие инстинктивно ощущают опасность, и обходят место стороной. Но что-то пошло не так, раз та тварь спокойно ошивалась в их лесу, еще и жрала одного из лучших охотников. Благо, только, что семьи у бедняги не было. Никого оповещать, кроме руководства и товарищей, хоть не надо. Так что пусть своими этими новичками без чувств занимается кто-то другой.       Думаете, он оставил все же его лежать там, а сам ушел с докладом? Да хрен там! Минхо же у нас человек высокой морали, черти его дери! Загрузил парнишу себе на спину и потопал в медпункт, а потом спихнул его в руки обескураженных медсестер. И вечно страдают новички именно в паре с Ли. Изверг он что ли какой-то? Или приключения на жопу всегда сами находят их?

🌔🌕🌖

      — Прекрати курить в моем кабинете! — с раздражением бросает мужчина, потирая переносицу. Принесенные новости его вовсе не обрадовали. Да кого бы они вообще обрадовали? Погиб один выдающийся охотник из Старших. Тварь странная объявилась на границе. За последнюю неделю участились набеги на соседние села. Еще и всех новичков распугивают. — Ты же собирался бросать.       — Да хрен бросишь с такими событиями, — хмуро сплевывает охотник, высовывая уже третью сигарету из пачки. — Раньше такого не было. Ну, я имею в виду тварей этих. Чтоб они сами выходили к нам? Да никогда.       Минхо не перестает хмуриться с того момента, как только переступил порог кабинета. Он обескуражен, рассержен и просто не знает, что делать. Из-за всех происходящих событий постоянно откладывается одно крайне важное дело. И, если в скором времени, наконец, не выполнит его, готов положить огромный и толстый член на ситуацию в мире, чтоб ее. Охотников учат в первую очередь защищать себя, а не других. И если Минхо нужно будет пожертвовать ради этого всем миром, он с радостью это сделает. Однако Чанбин, что не так давно встал во главе руководства, как один из самых лучших охотников их выпуска, не позволил бы ему все это провернуть. Со, почему-то, еще с первого дня прозвал себя его старшим братом, и отделаться от него еще в пору их учений было невозможно, а сейчас и подавно. Так что, сжимая кулаки до багровых выемок от ногтей, приходилось терпеть, понимая, что как бы все это ни преподносили, но они сражаются на благо мирных людей. Хотя в тени все еще остаются те, кто справляется с этой задачей если не лучше их, то одинаково значимо, каким-то необъяснимым способом, не привлекая внимания.       — Я расскажу об этом остальным, — тяжело выдыхает Чанбин, откидываясь на спинку стула. Деревянный потолок не избавляет его от мыслей, что роятся в его голове, как бы сильно Со ни фокусировал на нем свой взгляд. — Мы должны решить все настолько быстро, как только возможно.       Дальше Минхо его не слушает, считая свою задачу выполненной. Он все донес, рассказал в мельчайших подробностях, даже жетон отдал и на карте показал нужное место. Так что пусть ебутся как хотят дальше сами. Его это ни в коем случае не касается, пока не позовут на чистку. И кабинет он покидает самовольно, забивая большой болт на ненужный треп с товарищем, сразу же отправляясь в свою комнату. Эти их обсуждения будут длиться если не весь день, то пару точно. За все это время никого из охотников никуда не выпустят, кроме как на патрули. А Минхо слишком сильно ценится, чтобы ходить в патрулях. Так что у него предостаточно времени переварить все, ополоснуться в душе, привести себя в божеский вид и решить, наконец, важную и явную проблему.

🌔🌕🌖

      — В последнее время это становится все сложнее, — подмечает Чан, заинтересованно заглядывая через плечо Хенджина. — И неприятнее.       — Неженка? — со стороны слышится насмешливое от Феликса, за что он тут же получает ударом кружки по голове и все ее содержимое на осветленные волосы. — Совсем дурной?       Хенджин, честно, устал уже хоть как-то реагировать на их перепалки. Чувство такое, словно он вот сейчас вновь закатит глаза, а обратно уже не выкатит. И надо же было застрять именно с ними, доживать свою бессмертную жизнь. В гробу он видел все это! И ведь не поспоришь, блять, реально видел. Даже там, изверги, достали!       — Да потрахайтесь вы, наконец, и успокойтесь! Будь моя воля, я бы давно в закат укатил или в камень превратился. Вы у меня уже в печенках сидите!       — Ну, в печенках у тебя другое сидит, — немного тушуясь, выдает наглое молодой вампир.       — И что же это?       — Твоя, Хен, старость, — так невинно хлопая глазками, молвит Феликс, наивно полагая, что за это ему ничего не будет. Ничего, день пролежать в своей комнате без сознания ему пойдет на пользу. Хотя, скорее, пойдет на пользу Хенджину.       Не обращая ни на что постороннее внимания, Хенджин отпивает из своей кружки глоток ягодного чая, прикрывая в блаженстве глаза. Жить жизнь стоит только ради двух причин: первая — секс, вторая — чай. И ради второй он готов продать душу, потому что ну, секс его как-то не особо и интересовал. И вовсе не потому, что он был не привлекателен, а наоборот, в нем видели только внешность и красивое тело, но не его самого. Полюбить вампира легко, но жить вампиром готов не каждый. Что же, если на своем многовековом пути он не встретит ни одного, не сильно то и расстроится.       — Нам все же не стоит так расслабляться, — подмечает он, с тихим стуком опуская кружку на круглый столик. — Их развелось слишком много. Не только людей сократится вдвое, но и охотники вот-вот станут маленькой кучкой. Тогда все вообще пойдет через задницу.       — Мы не справимся втроем, — понимающе кивает Бан, присаживаясь в кресло напротив. — Но что могло спровоцировать такой всплеск? Разве ради своей безопасности химеры не зарывались как можно глубже в землю? Преимущественно, именно они сейчас источник всех бед. Даже оборотни опасаются их и почти не вылазят.       — А вампиры закрылись на своем континенте и не торопятся покидать его, ага, — Хенджин хмыкает, припоминая все попытки завербовать их с Чаном к себе. Да сейчас прям, бегут и спотыкаются. Если пару столетий назад и правда можно было еще согласиться и вывести вампирский мир на правильную дорогу, то сейчас там все так запутанно, что лучше не лезть. Им, если честно, и втроем нормально тут. И не важно, что Хенджин иногда, совсем-совсем иногда (!) скучает по наглому мальчишке-охотнику, которому только было лет, может, семнадцать от роду.

🌔🌕🌖

      Повязав махровое полотенце вокруг накачанных бедер, Минхо входит в прохладу собственной комнаты. Внутри не сильно-то и обжито, потому как сколько бы лет он здесь ни прожил, все еще не мог назвать это место своим домом. Ли любил подолгу оставаться в лесу во время миссий и даже после них, спать под открытым небом, наслаждаясь шумом леса. Ему нравилось ночевать в разных отелях и гостиницах, вырывая куски своих снов. Но комната, все же, содержала в себе небольшие вещи, которые с точностью определяли ее хозяина.       Минхо с минуту решает — покурить ли ему сейчас или потом, все же решаясь на «сейчас». Он вытаскивает из пачки, лежащей на небольшом столике, сигарету, зажимая меж пальцев, тут же поджигая. Комната заполняется серым дымом, и Минхо дышит им все глубже, даже не удосуживаясь открыть окно для проветривания. Некая нега течет вслед за вдыхаемым дымом, расплываясь по венам, расслабляя тело. Становится хорошо и больше не так тревожно. Взгляд цепляется за зеркало на полу во весь рост, и мужчина подходит к нему, заинтересованно поворачиваясь к нему боком. Минхо прослеживает путь мелких шрамов на плечах, что тянутся вереницей по спине, останавливаясь на небольшой татуировке китайского дракона, образующего круг, что расположен на лопатке ближе к плечу. Который раз за столько лет взгляд цепляется за нее, а он все не может перестать любоваться. Никто никогда не видел ее, кроме него. И только он знает, кто же все-таки смог оставить на его теле такой значимый след. Потребовалось много времени, чтобы разгадать секрет этого изображения, понять, как оно связано с ним и как этим пользоваться. Он ждал, что в один прекрасный день тот вампир, спасший его от оборотня, предстанет перед ним и все объяснит. Но прошло уже пять лет, и Минхо ни разу его не видел. Как говорится: если гора не идет к Магомету, то Магомет сам пойдет к горе. Так и Минхо сделает все, только бы добиться своего. Он просмотрел множество книг, дабы найти нужную информацию, и теперь знает, как позвать вампира. Ну что же, вот и время пришло. Рука тянется к небольшому кинжалу из серебра и крепко сжимает. Он ловко и очень быстро проводит лезвием по запястью, тут же поднимая его к татуировке и капая кровью на нее. Сначала ничего не происходит, и Минхо, плотно сжав губы, думает, что вновь ошибся. Но тату начинает светиться все ярче с каждой каплей крови, пока и вовсе не заполняет своим сиянием всю комнату.       Хенджин едва не теряет равновесие, чуть ли не падая спиной на кровать. Он удивленно трет затылок рукой, чувствуя тупую боль в голове. М-да. Дожили. Люди нынче сами себя режут, чтоб призвать одного-единственного вампира. Расскажи Феликсу — засмеет.       — Полегче, парень, — выставив в жесте защиты руку, Хенджин усаживается на мягкой поверхности удобнее. — Я не буду спрашивать, откуда ты взял всю информацию. Зачем ты позвал меня?       — Так неинтересно, — охотник усмехается, облизывая губы. На языке ощущается горечь сигарет и яркость лесных ягод. Занятно. — Сначала ты скажешь мне, зачем оставил на моем теле это.       — Это — гарантия твоей безопасности, — насмешливо фыркает, осматриваясь. — В случае чего я могу появиться рядом и спасти тебя. Нет-нет, не задавай этот вопрос. Я и сам тебе отвечу. Потому что ты все еще обязан мне жизнью, Ли Минхо, а я не прощаю долги.       Хенджин поднимается с постели и ближе подходит, внимательно рассматривая. Вампир движется медленно по кругу, разглядывая человека со всех сторон. Минхо не двигается, лишь позволяет изучать себя, внутренне радуясь своему преображению. Больше он не тот пугливый и слабый олененок. Он закаленный в множестве битв мужчина, пышущий жаром.       — В следующий раз, — так сладко тянет, оголяя в азартной улыбке белоснежные клыки, — не нужно себя резать. Просто подойди к любому зеркалу и назови мое имя. Ты ведь не забыл его?       — Хенджин, — тут же отзывается охрипшим голосом мужчина.       Еще бы он забыл. Вампир снился ему каждую ночь, озаряя тьму золотом своих глаз, улыбался так льстиво и порочно, приглашая в свои цепи, что Минхо никак не мог забыть его.       Хенджин усмехается, отступая от человека на шаг назад. Однако Ли не собирается его отпускать. Не так скоро. Охотник движется за ним, все ближе и ближе, тесня существо к дубовой двери, пока вампир не упирается спиной в гладкую поверхность, оставаясь зажатым между разгоряченным телом и холодом дерева.       — Тебе бы перевязать, — голос садится, выдавая скрытые эмоции, а глаза цвета яркого золота опускаются на окровавленное запястье. Хенджин с тревогой прикусывает пухлые губы.       Минхо не отрывает взгляда от его лица, в мельчайших подробностях запоминая каждую деталь, внутренне умирая от желания захватить эти просто неимоверно привлекательные пухлые губы своими. На саднящую от боли руку он даже не обращает внимание, хрипло вдыхая каждый новый глоток воздуха, задыхаясь от яркости лесных ягод и терпкости лаванды. Этот вампир пьянит его лучше любого алкоголя.       — И прекрати курить эту мерзкую дрянь. Она не подходит тебе, — почти касаясь своими губами чужих, шепчет Хенджин, выдавая поток холодного воздуха.       Минхо был зависим лишь от сражений и сигарет, но теперь он зависит от другого. И зависимость его — Хенджин.

🌔🌕🌖

      Чан улыбается, расставляя кружки на круглом столике. Он аккуратно поправляет тарелочки с закусками, нервно дважды переставляет маленькую вазочку с сухоцветами и не может сдержать своей радости. Хенджин, в его небольшом окружении, единственный, кто так же сильно, как и Чан, любит чай, поэтому проводить совместные маленькие чаепития всегда доставляет старшему особое счастье. Хенджин был хоть и младше на несколько десятков лет, однако за много столетий эта разница стерлась окончательно, открывая душу древнего вампира младшему нараспашку. Хван интересный собеседник, он отличается мнением и его просто восхитительно слушать. Пробыв много лет в заточении, Чан был лишен этой радости - услышать хоть кого-то. Поэтому такие моменты, когда они могли спокойно посидеть за чашкой какого-нибудь чая и обсудить будущее или прошлое, всегда очень ценились.       Феликс в их жизни появился не так давно, может лет двести-триста назад, совершенно спонтанно, словно незапланированный ребенок. Хенджин спас его от других новорожденных и привел к ним в особняк.       Континент всегда славился своими методами «воспитания» вампиров. Они обращали людей и оставляли их самостоятельно проходить все стадии обращения и взросления, после этого, конечно же, приходили за ними и забирали оставшихся. Из-за неумения охотиться или понимать что-либо нередко новорожденные убивали себе подобных. А когда для Континента обращение и борьба между молодняком стала словно Гладиаторские бои, вампиры и вовсе стремились убить как можно больше, наивно желая получить признание от Верхних.       И все же… кажется, Феликс был не единственным, кого спас Хенджин. Кто же это был? Кто-то…       Порыв ветра распахивает тяжелые двери, пропуская внутрь высокую фигуру. Легкой поступью по дорожке ступает молодой шатен, уверенной походкой приближающийся к столику меж красочных и пестрящих всевозможными цветами клумб. Незнакомец усмехается, не сводя нахального взгляда с другого вампира.        — У вас здесь миленько, — произносит, не скрывая любопытства и озорства в темных глазах.       Чан весь напрягается, сжимая губы в тонкую полоску. Вот он. Тот, кого еще спас Хенджин. Помешанный ублюдок, что не постесняется воспользоваться любыми доступными и недоступными способами, только бы вернуть Хенджина на Континент, а заодно вернуть Чана в темницу. Существо, что мешает им не только жить, но и спасать мир от разрушения. Его не волнует ничего, кроме Хенджина. Весь мир крутится вокруг старшего. Однако он не может пойти против слова древнего вампира. Не может пойти полностью. Сынмин готов выполнить все, что только скажет ему Хван, но если это касается «оставь нас», «покинь это место», «никогда больше не приближайся», тот отступит лишь на какое-то время, находя все более и более изощренные способы и причины, чтобы прийти.       Дьявол во плоти. Вот кто такой Ким Сынмин. Помешанный больной ублюдок, свергнувший всех в Верхних, только бы получить хоть каплю внимания от объекта своей симпатии.       — Хенджина здесь нет? — оглядывая стеклянную оранжерею изнутри, вампир грустно вздыхает. — Я надеялся застать его здесь.       Чан не может вымолвить и слова. Атмосфера света и радости вмиг стала тяжелой, будто они находятся не в оранжерее, а на поле боя среди кучи трупов. Каким бы древним ни был Чан, аура сидящего перед ним вампира давит, так неимоверно сильно давит, будто пытается сломать. Несет ужасным смрадом, запахом стали и едкого дыма. Везде, куда бы не пришел Сынмин горел пожар. Везде, где бы не остался след Хенджина пламя сжигало все дотла.       — Как жаль, — так наигранно дуется, тут же расплываясь в ухмылке. — Мне нравится как ты дрожишь, древний.       Убить главу Верхних не может абы кто. Чан был с точностью в миллиард процентов уверен в своей победе и победе Хенджина, однако они относились к первой пятерке вампиров, появившихся на свет, но этот же парень… он нарастил свою силу запретным способом, жестоким и темным. С каким бы презрением вампиры не относились с друг к другу, но никогда не позволяли себе поглощать из их праха оставшиеся силы. Сынмин был другим. Он шел не по головам, а по горам трупов.       — Я пришел увидеть своего мастера, однако его здесь нет. Я опечален.       — Но он не твой мастер, — напряженно протестует, боясь отвести взгляд.       — Для меня — мой, — расплываясь в игривой и довольной улыбке, Сынмин откидывается на спинку стула. — Что же, я не тороплюсь, могу и подождать. Не против выделить мне гостевую комнату? Ах! А где же ваш птенчик?       Чан молится, хотя не должен, чтобы этот «птенчик» никуда не вылазил. Сынмин опасен и пролить чью-то кровь для него ничего не значит, но это многое значит для них троих, а для Хенджина в особенности. Его появление уже говорит о многом, он не мог прийти просто так, он не мог прийти, не отобрав чьи-то жизни.       — Убирайся отсюда, — Чан стряхивает наваждение и страх, грозно поднимаясь со своего места. Он готов противопоставить Сынмину все, что только сможет, дабы защитить дорогих сердцу существ.       — Не указывай мне, древний, — рявкает молодой вампир, подрываясь. От ярости он сжимает мощную шею старшего, намеренно впиваясь отросшими когтями в кожу. — Ты, древний, не имеешь на это права. Я пришел сюда не просто так и уйду лишь тогда, когда прибудет мастер или последует за мной.       Темные капли скатываются по выемкам от когтей, разбиваясь о камни, когда Сынмин с наглой ухмылкой отпускает его и самовольно покидает оранжерею.

«Только бы вернулся быстрее»

🌔🌕🌖

      Хенджин исчезает из объятий, перемещаясь к закрытому окну. Руки тянутся к стеклу, с легкостью поднимая его, чтобы впустить прохладный ветер наступающего вечера в небольшую комнатку. Запах сигарет и правда омерзителен, вампир вовсе не врал, когда говорил, что он не подходит Минхо. Минхо — эталон для холодных ароматов, а не этой дряни.       Охотник остается на своем месте еще пару минут, прижимаясь горячим лбом к холоду дубовой двери. Совсем немного… они были так близко…       — И все же, — разрушает тишину вампир, медленными шагами приближаясь к просторной постели. — Зачем я потребовался тебе на самом деле? Ты хочешь знать, что происходит в мире?       — Да, — глухо звучит от двери. Минхо отталкивается от нее, поворачиваясь. Хенджин выглядит так чинно и благородно, даже когда просто сидит на его кровати, наблюдая за движениями. — Но сначала…       Минхо не договаривает, приближаясь к электрическому чайнику у окна, слова сами собой пропадают, стоит кнопке включения щелкнуть, а чайнику зашуметь. Ему так многого хочется, что эти мысли и желания разрывают его изнутри. Обматывая бинтами порез, спрашивает:       — Ты, случаем, не приворожил меня?       Хенджин выгибает в удивлении бровь, поднимая яркие глаза на охотника, позу меняет на более расслабленную и усмехается: — Нет.       — Тогда почему… меня так тянет к тебе?       — Ну, — с сомнением начинает вампир, задумываясь, — я не отвечаю за чувства людей. И привороты, и послушание не мои способности. Я управляю тенями.       — Типа, — Минхо глаза в удивлении распахивает, не совсем понимая суть. — Можешь красивую бабочку сделать из рук на стене или что?       Хенджин смеется, так тепло и задорно, будто услышал лучшую шутку в мире.        — Нет, я управляю ими в ином понятии.       И вампир вовсе не собирается объяснять как, если так сложится судьба, то однажды охотник и сам увидит, о чем он говорит. Чайник закипает и выключается, Минхо делает кофе в двух кружках и подносит к столу, одну он опускает на гладкую поверхность, а другую протягивает вампиру. Хенджин смотрит на кружку с сомнением, поднимая взгляд на человека. Мужчина склоняет голову вбок, не понимает что не так.       — Не люблю кофе, — просто произносит вампир, отставляя кружку к другой с помощью тени. Минхо, даже если удивляется, не ведет и бровью.       — Кофеин для вас как яд?       — На нас не действуют яды.       — Тогда почему?       — Просто люблю чай, а не кофе.       Минхо хмыкает, поправляя полотенце, и все же усаживается в единственное кресло в этой комнате, впиваясь взглядом в мужчину перед собой. Теперь он не отведет взгляда ни на секунду.       — Ладно, я расскажу тебе, раз ты так сильно хотел все знать. Пару десятков лет назад, еще может во времена, когда ты был совсем ребенком, химеры начали выползать из своих нор наружу. Раньше на земле оставались лишь вампиры, оборотни и лесные существа, химеры же всегда стремились под землю. Но в тот период резко что-то изменилось, они стали выползать по одной твари, будто на разведку, а в последнее время стали появляться целыми группами, чего до этого не делали. Химеры по природе одиночки. Особи бросают свое потомство сразу же как только оно родится, а тут, спустя столько лет, вдруг поменяли не только свои инстинкты, но и стали собираться в кучки. Мы подозревали, что что-то случилось с ядром или там происходит что-то, так как химеры были единственными, кто ближе всех подобрался к нему, но там все в порядке. И недавно мы получили интересную информацию. Говорят, что большинство химер появляются с одной стороны, а там находится давно заброшенная территория правительственной лаборатории и есть вероятность, что… в этом замешан какой-то безумный ученый. Я не могу сказать все точно или как-то подтвердить, мы не поддерживаем связь со своими, а они… перекрывают все способы добычи информации нам.       Минхо слушает внимательно, анализируя и прокручивая информацию в голове. То есть, получается, во всех бедах что сейчас происходят, виновен какой-то человек? Не нежить, а человек?       — Почему вы не можете проверить?       — Я же говорю, нам мешают свои.       — Вампиры своим же?       — Ты слишком мало знаешь о нас, — качая головой, произносит мужчина, отпивая глоток чая, который все же заварил ему Минхо, пока он вел рассказ.       — Я слишком мало знаю о тебе.       Минхо поднимается с места, перешагивая столик, направляясь к вампиру, забирает кружку горячего чая, отставляя ее на прикроватную тумбу. Ему просто нестерпимо, будто задыхающемуся от нехватки воздуха, нужно почувствовать эти греховные губы на вкус. Кровать прогибается от дополнительного веса, когда охотник опирается на нее коленом, наклоняясь, и притягивает лицо Хенджина к себе ближе. Он целует так страстно, слизывая привкус черного чая с пухлых губ, проталкивая язык глубже, стоит вампиру приоткрыть рот. Становится жарко, нестерпимо. Он словно голодный зверь пожирает его, упиваясь той страстью, что захлестывает их обоих с головой. Хенджин выглядит настоящим грехом на его черных простынях, с горящими золотом глазами, еще более пухлыми губами и невероятно привлекательным телом, что словно переливается светом миллиардов звезд.        — Минхо, — Хенджин зовет в надежде остановить, хотя сам почти не находит в себе сил на это. — Это может быть просто побочным эффектом метки.       Но Минхо головой трясет, облизывая выглядывающие из ворота рубашки острые ключицы, он кусает кожу, лижет ее, пробуя на вкус, и метит, метит, метит, будто старается заявить на него свои права.       — Не может, — хрипло выдыхает в самое ухо, прикусывая мочку. — Я захотел тебя, стоило только впервые увидеть. Ты ведь поставил это, когда уходил, верно? Значит никаких побочных эффектов.       Хенджин задыхается в этой страсти, теряет остатки разума с каждым мазком горячего языка на коже, но держится за последнюю ниточку до последнего.       — Мы все еще не можем… Минхо! — но Минхо не останавливается, он не позволяет остановится и Хенджину, делает все, чтобы того лишь больше и больше топило этими чувствами и ощущениями.       Хенджин хватается за его волосы, оттягивая, и покрывается румянцем, ощущая этот обжигающий, словно лава, взгляд на себе. Этого слишком много, всего этого слишком много для него одного. И эти глаза, что разжигали его, лишь затягивали глубже в омут без шанса на спасение.        — Минхо.       — Да, вот так, — удовольствие скользит змеей по венам, разливаясь аккурат рядом с сердцем. — Произноси мое имя все чаще, пока не станешь задыхаться им.       И вампиру бы остановить его, предостеречь, обрубить все на корню, но… он чувствует, чувствует как сильно распаляет Минхо, а собственная метка молчит. Никаких побочных эффектов, чистое желание, чувственная страсть, греховная любовь. Он соврет, если скажет, что не желает сам. Желает. Желает так сильно, что это физически больно.       — Я ждал тебя пять лет, — оставляя дорожку из мокрых поцелуев по шее, горячо выдыхает на кожу, зубами оттягивая ткань, дабы открыть больше, еще больше этой притягательной белоснежной кожи. — Все ждал, когда же ты придешь. Но ты так и не приходил, поэтому я сам стал искать встреч с тобой, — становится слишком мало, слишком медленно, пальцы расстегивают пуговицы, сбрасывая ткань по плечам, восторг застывает с вдохом. — И теперь, когда ты передо мной, когда ты в моих руках… я сгораю. Я сгораю от этих пожирающих чувств к тебе и хочу сгореть с ними дотла. Хочу сгореть вместе с тобой.       Ни тени притворства, лишь обожание, страсть и любовь. И Хенджин отпускает себя, отдает себя, свое тело и душу в руки этого человека, не опасаясь за свое сердце. Он отвечает на поцелуи также страстно, отзывается также чувственно и стонет, стонет, стонет, говорит как же ему хорошо.       Минхо чувствует себя победителем, когда слизывает чужую дрожь, когда сцеловывает тихие стоны, когда касается руками всего до чего только дотягивается, когда цепляет кромку кожаных штанов, намереваясь наконец стянуть их. Но Хенджин цепляется за его плечи, вдыхает так глубоко и делает рывок, меняя их местами. Тяжесть чужого тела на бедрах отдает приятной пульсацией в низу живота, и Минхо покорно откидывается головой на подушки, принимая все, что может сделать и дать ему вампир, нежно поглаживая мягкую кожу, каждый раз кончиками задевая искусственную ткань.       В свете закатного солнца восседающий на его бедрах Хенджин — произведение искусства, красивое, страстное, пылкое и полное воплощения греха. Вампир слегка елозит, устраиваясь удобнее, что лишь сильнее распаляет охотника. Полотенце все еще накрепко завязано на поясе и неприятно ограждает полувозбужденный член от желанной свободы. Минхо мечтает стянуть в первую очередь штаны с Хенджина, освободить его чувствительную плоть и…       Человек удивленно вздыхает, вырываясь из мыслей, когда чувствует мягкий поцелуй в щеку, Хенджин так нежно смотрит в его глаза, сладко улыбаясь.       — Смотри на меня.       Хриплый шепот пробирает до сладкой дрожи и возбужденный член заинтересованно дергается. Становится неудобно, становится просто невыносимо жарко. Не только Хенджин сгорал в этом огне, Минхо тоже сгорал в ответном. Хочется опрокинуть тот же час возлюбленного на кровать, стянуть оставшуюся одежду, пометить его целиком даже в самых скрытых местах, хочется довести до исступления, чтобы больше никогда не ушел. Но остается лишь рвано выдыхать, хрипло посмеиваясь, ощущая каждой клеточкой своего тела томность чужих касаний. А касался Хенджин его ласково и так аккуратно, ноготками задевал возбужденные горошины, растягивая губы в обольстительной улыбке на каждый неровный вдох. Наклоняясь к пышущему жаром телу, он обдает его холодом, посылая стаи мурашек. Веселится, ощущая минутную власть в своих руках. Длинные пальцы прослеживают путь каждого боевого шрама, зализывая их, пока не натыкается на преграду в виде белого махрового полотенца. Глаза хитрые на Минхо поднимает, снисходительно усмехаясь, рванув узел. Минхо словно захватывает цунами, стоит только почувствовать мимолетное прикосновение к возбужденному органу. Член сочится предэякулятом, выпрямляясь под насмешливым взглядом вампира. Плоть обдает щекочущим дыханием. Сначала это легкий поцелуй на головке, после — пальцы танцующие на набухающих венках и всего становится так много, что Минхо лишь успевает пораженно замычать перед тем, как все ощущения враз сменяются на жар чужого рта. Это слишком, слишком горячо, слишком приятно, просто слишком.       Его срывает окончательно, стоит только Хенджину заглотить глубже, неосознанно пройтись клыками по нежной плоти, активнее насаживаясь на член. Закусывая губы до побеления, он резко толкается в горло возлюбленного, с каждым толчком все больше ощущая теплые приливы наслаждения. Хенджин не дает ему кончить, отстраняясь. Минхо разочарованно выдыхает, выпуская смоляные пряди из ладоней, рычит, подминая желанное тело под себя. Больше никаких хитрых уловок или попыток уморить его. Кожаные штаны с неприятным скрипом вместе с нижним бельем отлетают на пол, высвобождая аккуратный возбужденный член.       — Нам… не нужна подготовка.       Сначала Минхо не понимает, его мозги утекли далеко отсюда, но в мозг сразу стреляет мысль, что совсем недавно Хенджин мог точно также лежать перед кем-то другим.       — Я же вампир, Минхо, мне не требуется никакая подготовка.       Это успокаивает, разжигая лишь еще больший огонь. В золотых глазах истинное желание и никакой лжи, никаких секретов. Минхо усмехается, захватывая этот восхитительный рот в плен своих губ, пальцы скользят по бедрам, минуя возбужденную плоть, нежно оглаживают припухшую дырочку с легкостью проникая внутрь. Чувствовать его вот так — запретное волшебство, неимоверно искушающее. Чувственные стоны пьянят и распаляют все сильнее и сильнее, подначивая.       Ну же. Ну же, смотри. Ну же, возьми. Я весь твой. Я смогу принять тебя столько, сколько ты только захочешь.       — Жаль, что у людей выдержки меньше, — на грани слышимости в самое ухо, медленно погружая плоть в жаждущее нутро. — Если бы не это, я бы мог слушать твои прелестные стоны вечность, брать столько, сколько только пожелаю, наслаждаться твоим лицом во время оргазма каждый раз.       Хенджин стонет, так безбожно красиво и греховно стонет, отзывается на каждую ласку, на каждое слово, задыхается от глубины толчков, от нарастающей скорости и просто от всего, от Минхо, его чувств, своих чувств и этого приятного безумия.        Да. Вот так. Стони. Стони мое имя, пока ты не забудешь все, кроме него. Стони, отдаваясь полностью в мои руки. Теряй голову, становясь зависимым от меня, как я стал уже зависим от тебя.       Минхо целует его глубоко, быстро вбиваясь под нужным углом, каждым толчком попадая по простате. Его выдержки не хватит надолго, а так хочется продлить это мгновение на всю жизнь, оставаясь в этом моменте и по новой терять голову от этого восхитительно-обольстительного голоса. Он рычит, изливаясь на шикарные бедра, впиваясь зубами в беззащитное плечо, оставляя следы укусов. Хенджин стонет протяжно, ощущая сильные руки на возбужденной плоти, он умирает и возрождается снова и снова по кругу, вслед за нарастающим темпом на собственном члене, наконец долго и обильно кончая.       Воздух искрит между ними просто неимоверно. Запах секса такой стойкий, что забивается в легкие, раззадоривая разгоряченное желание вновь. Минхо устало фырчит, заваливаясь рядом с вампиром, сгребая его в свои объятия. От него все еще приятно пахнет лесными ягодами и лавандой, что расслабляет похлеще всевозможных препаратов.       — Мне хватит пяти минут, чтобы прийти в себя, — угрожающе шепчет в губы, стоит только мужчине пошевелиться.       — Мне нужно идти, Минхо, я не могу оставлять вампиров одних так надолго.       — Разве ты не можешь остаться со мной? Хотя бы до утра? Детка…        Хенджин усмехается, оставляя на тонких губах нежный поцелуй:       — Как-нибудь в следующий раз, ладно? Мне правда нужно идти. И не режь себя больше. Зеркало, помнишь?       Минхо кивает, вновь целуя эти губы. На них молиться надо.       — Я не хочу отпускать тебя, — тихо признает, сжимая тонкую талию в руках.       — Я знаю, но обещаю, в следующий раз действительно останусь с тобой. Столько, сколько ты захочешь. Хорошо?       Охотник кивает, прижимая возлюбленного к груди. Чувствовать, как бьется сердце вампира — невероятно. Хенджин весь невероятен.       — Я помню, звать только через зеркало. Ты обещал мне!       Хенджин смеется, укладывая растрепанные пряди любовника, очищает тела от спермы и одевается в рекордные секунды, исчезая в тенях, напоследок оставляя после себя запах лесных ягод и лаванды, что так сильно подходят ему. Минхо сжимает подушку в руках, вдыхая ставший родным запах глубже, и улыбается как дурак.       Любовь так сильно пьянит.

🌔🌕🌖

      Переступая порог особняка, Хенджин оказывается в просторном зале с разнообразным античным декором и старинными картинами на стенах. Первое, что бросается ему в глаза — дрожащий, словно осиновый лист на ветру, Феликс. Он стоит к нему спиной, изо всех сил стараясь как можно больше уменьшится и не попадать под взор темных глаз существа перед ним.       — Мастер! — радостно зовет его молодой вампир, сводя взгляд с Феликса. Сынмин улыбается ярко, представляя из себя эталон света и добра, своей гнетущей аурой запугивая Феликса лишь сильнее. — Вы наконец вернулись!       Для него перестает существовать мир, стоит лишь увидеть перед глазами его. Хенджин заменил ему этот мир и оставил после себя лишь зияющую дыру вместо медленно бьющегося сердца.       Заковать бы цепями, привязав навечно к себе. Не отпускать, не отпускать, не отпускать… Перекрыть весь воздух. Закрыть в самом отдаленном месте без возможности увидеть когда-либо свет. Да. Вот так. Обезумь. Обезумь от меня, как я стал безумен из-за тебя.       — Феликс, — теплые ноты звучат в мягком голосе, расслабляя, даруя защиту, оберегая и приводя в сознание. Хенджин не смотрит на Сынмина, не слушает его, не реагирует, подходит к трясущемуся вампиру, придерживает за плечи и прижимает к себе. Как бы ни была холодна кожа — тепло.       Нет. Нет-нет-нет! Я же здесь! Я же прямо перед тобой! Так почему? Почему ты смотришь на него, а не на меня? Мне убить его? Убить, чтобы ты хотя бы мельком посмотрел на меня?       — Мастер, я пришел не просто так.       Хенджин хмыкает, перебирая пшеничные пряди. Еще бы, пришел бы Сынмин так просто. Он никогда не приходит «просто», потому что Хенджин сам не желает его видеть. Он устал объяснять и доказывать. Сынмин непробиваем и не остановится, пока не достигнет своего.       Но ты никогда, никогда не достигнешь этого. Это будет многовековая борьба, пока кто-то из нас двоих не развеется прахом по миру.       Настроение Сынмина вмиг меняется, он опускает уголки губ, впиваясь острым взглядом в лицо старшего. Нет никакого запаха, абсолютно, вообще, будто специально скрыли. Но спокойная и расслабленная аура Хвана выдает, что что-то не так.       Он вернулся откуда-то. Он вернулся от кого-то! Нет-нет-нет… так не может быть. Только Сынмин достоин его любви. Только он! Ведь так? Так же ведь, да?       — Говори зачем ты здесь и убирайся.       Младший скрипит зубами, возгораясь гневом и яростью.       Почему? Почему ты не даешь мне и шанса?       — Я приглашаю вас на бал, — хищно облизывает губы, расплываясь в довольной улыбке. — И вы не можете отказаться.       Точно. Не могут, потому что перед ними глава Верхних. Они могут не исполнять его приказы только в том случае, если это не касается сбора всех вампиров на грандиозные пиры.       Да. Вот так. Пойдем со мной. Ты останешься там навсегда. Я прикую тебя цепями в самой отдаленной части замка, без доступа к свету. Чтобы ни одна живая душа больше не видела тебя. Поотрываю эти руки, что сжимают тебя сейчас в трепетных объятиях. Я заключу их всех в темницу, лишив и капли чувств.

🌔🌕🌖

      Маленький мальчик тихо насвистывает счастливую песенку, болтая в воздухе ножками, он удобно устроился на высокой бетонной плите в тени деревьев. Ветер вторит его тихим строчкам, радостно поднимая темные вихри. Вокруг мертвая тишина, холод надгробных плит и редкое потрескивание огня. Где-то вдалеке воют волки, испуганно вскрикивают стаи птиц, стрекочут кузнечики и летают светлячки.       Тихий звон цепей разбивает тишину. Мальчик отсчитывает ровно двенадцать.       Один       Ветер усиливается, раскачивая кроны редких деревьев, весело кусая за ступни.       Два       Светлячки летают прямо перед лицом, задорно кружась, поблескивая своими светящимися брюшками.       Три       Стая ворон усаживается на изящные статуи и кресты, приветливо каркая.       Четыре       Шаги мягкие и неторопливые, почти невесомые, будто не идут, а скользят по воздуху.       Пять       Слова песенки заканчиваются, и мальчик начинает насвистывать лишь ее веселый мотив.       Шесть       Луна выходит из-за туч, освещая своим ярким светом мрачное кладбище.       Семь       Звезды пораженно сияют, привлекая своими бликами внимание. Мальчик улыбается лишь шире, раскачиваясь на месте.       Восемь       Колокол в ближайшей церкви ударяет дважды, оповещая о начале полуночи.       Девять       Сердце радостно стучит, нетерпеливое и такое любопытное.       Десять       Скрежет каменных плит тянется вслед за отросшими коготками.       Одиннадцать       Шорох чужой одежды слышен все отчетливее, а теплая аура позади осветляет кладбище, даря тепло.       Двенадцать       — Чонин.       Чонин превращается в высокого юношу, спрыгивая с насиженного места и улыбается ярко, щуря свои лисьи глазки. Он чувствует мягкое прикосновение чужой ладони к своим волосам и подается ближе, чуть ли не мурча от приятных ощущений.       — Хен, — выдыхает счастливо, раскрывая глазки.       — Хорошо тебе?       — Как никогда, хен, — душу заполняет тепло, патокой заполняя все изнутри.       — Ты ведь присмотришь за всем?       Чонин заинтересованно кивает, радуясь, что ему так сильно доверяют, что его любят, хотя не должны. Он обнимает мужчину за талию, прижимаясь к груди. Он не может ощутить холод или тепло, но он уверен, что чувствует себя сейчас просто превосходно.       — Куда вы, хен?       Хенджин мягко улыбается кончиками губ, нежно треплет мальчишку по голове и отстраняется.       — На Континент, мы обязаны посетить бал.       Мальчик кивает, рассматривая существо перед собой, улыбается ему и принимается рассказывать о делах на кладбище.       Это место не так далеко от особняка вампиров, почти все похороненные здесь люди имели какие-либо связи с Хенджином и его сожителями. Чонин стал их вечным стражем, ожидающим с трепещущим сердцем своего хена. Когда-то Хенджин не успел спасти этого мальчика, но Чонин был ему так благодарен за его попытки, что пообещал помогать и присматривать за этим важным местом.       — Тогда удачи, хен, — на прощание обнимает крепко, как ребенок радуясь ответным объятиям. — Я верю, что вы справитесь.       Хенджин кивает и отходит к двум аккуратным могилкам. Он ничего не говорит, лишь долго смотрит на выгравированные на плите имена и аккуратно опускает маленький букетик из незабудок на могилу. Кланяется, покидая кладбище так же медленно, будто просто вышел на прогулку. Чонин машет ему на прощание и возвращается на свое место, вновь принимая образ маленького мальчика. За спиной каменная табличка, а на ней:

Ян Чонин.

*** — ***

Навечно живой и никем не забытый

🌔🌕🌖

      Бесчисленное множество раз проходя мимо зеркала, Минхо задавался вопросом, не слишком ли он эгоистичен, чтобы прямо сейчас позвать Хенджина? Проснуться утром и с горечью не обнаружить рядом вампира было худшим, что могло произойти. Все еще свежи моменты их близости — вкус чужой кожи и пылких поцелуев крутятся на языке. Минхо подходит к зеркалу вновь, осматривая шею, на ней нет как таковых меток, лишь несколько еле заметных пятнышек. Возможно ему бы хотелось получить чуть больше любовных меток, и хотя эти никак не сравнятся с теми, что Минхо старательно оставлял на теле любовника, но все равно они приятно грели душу.       — Может все же позвать?       И стоит только вопросу слететь с уст, как на него реагирует метка, обдавая место не очень притяным покалыванием. Минхо удивленно распахивает глаза, анализируя ощущения.       — Нет?       Метка щекочет кожу, успокаиваясь.        — Тогда… когда я смогу?       Но изображение молчит, больше не реагируя. Охотник вздыхает и руками тянется к пачке сигарет. Если Хенджин хочет, чтобы он бросил курить, ему стоит чаще появляться перед ним и надолго оставаться рядом. Когда серые клубы дыма только поднимаются к потолку — в дверь стучат. Нехотя Минхо открывает ее и застывает в проходе, преграждая дорогу. Чанбин здоровается кивком головы, устало приваливаясь к стене. Он переводит дыхание несколько минут и лишь потом начинает говорить.       — Мы долго говорили обо всем и решили, что нам нужно собственными глазами убедиться во всем происходящем, однако, пока мы ждем охотников из самых дальних территорий, ты можешь немного отдохнуть. И… говорят, что слышали у тебя вечером какой-то шум. Все нормально?       Все замечательно. Ты не можешь даже представить насколько. Вчера вечером, пока старейшины наседали на тебя и предлагали кучи бессмысленных решений, я занимался в своей комнате любовью с одним из сильнейших существ этого мира, безвозмездно отдав в его изящные ладони свое бьющееся сердце.       — Просто показалось, — скучающе отзывается, перекрывая зевок ладонью. — Значит отдых? Отлично, зови, как понадоблюсь.       Чанбин рассеяно кивает, не совсем веря в слова товарища. Но Минхо ведь не может скрывать ничего опасного, верно? Значит все в порядке, да и Чанбину, честно, не до этого. Он вновь кивает, словно болванчик, и все же уходит, оставляя Минхо наедине со своими мыслями.       Незапланированные выходные не так сильно радуют, как должны были. И Минхо мается из стороны в сторону несколько часов, не покидая своей комнаты, не находя себе места. Просто неимоверно сильно хочется увидеть Хенджина. Дьявол, он не желал увидеть его так сильно все эти пять лет, но стоило только подержать его в своих руках, насладиться его любовью, и это стало просто жизненно необходимым.       — Хенджин, — зеркало идет рябью, спустя секунду выдавая изображение вампира. Он наклоняет голову в бок и мягко улыбается Минхо, приветливо поднимая ладонь вверх.       — Привет.       — Привет, — улыбка сама появляется на губах, пока глаза с интересом осматривают, во что одет вампир. Он отчетливо видит поверх белоснежной рубашки ремни черной портупеии и скрывающие шикарные бедра зауженные штаны. Что ж… сегодня он выглядит еще лучше, чем вчера. — Куда это ты такой нарядный?       Хенджин смеется, запрокидывая голову. Шея кристально чиста, будто Минхо и вовсе не притрагивался к ней. Все же… немного неудобно, что его предмет воздыхания — вампир.       — Спасибо за комплимент, сладкий, — улыбается, поправляя волосы. — На самом деле я не особо хочу куда-то идти, но мы не можем ослушаться приказа. На Континенте проводится бал в честь кровавой луны.       Минхо распахивает глаза в удивлении, когда слова возлюбленного проносятся вихрем в голове на повторе. «В честь кровавой луны». Черт. Совсем скоро ведь восхождение кровавой луны. В эту ночь нечисть просто неимоверно сильно впадает в бешенство, поэтому охотники все поголовно идут на охрану населенных пунктов и городов. Химеры… Они ведь тоже вышли. Теперь воцарится настоящий хаос на земле.       — Луна взойдет через четыре дня, — обеспокоенно сообщает вампир, оглядываясь куда-то позади себя. — Мы успеем вернуться к этому времени и постараемся помочь, но я не гарантирую, что мы окажем посильную помощь. На вампиров она тоже влияет.       Минхо кивает, он все понимает, правда понимает, но беспокойство захватывает его тоже. Беспокойство за Хенджина. Он не знает как проводят это время вампиры, никогда еще охотники не встречали вампиров в кровавую луну, они предпочитали запираться на Континенте и тихо сидеть там не отсвечивая.       — Все будет нормально, Минхо. Если что я смогу защитить тебя.       Нет, ты не понимаешь. Я переживаю не за свою жизнь, а за твою. За твою, моя любовь. Я боюсь потерять тебя, хотя ты и бессмертен.       — Хорошо, но сначала — защити себя.       Хенджин фырчит на это, но шепчет тихое «конечно». Минхо хочется протянуть руку и коснуться его кожи, хочется затянуть к себе в объятия и долго не выпускать. Хочется целовать так долго, только бы время замедлило свой ход.       Когда на небе солнце сменится на кровавую луну Землю охватит безумие.       — Мне пора. Не скучай, сладкий.       Минхо прикладывает ладонь к зеркалу, когда изображение исчезает. Он прикрывает глаза, сохраняя в памяти этот образ. Вампирский бал? Чем не хорошее времяпровождение со своим возлюбленным в выходной? И он ведь сможет узнать чуть больше о происходящем в мире с помощью вампиров? Вот только… как бы туда попасть?       Рациональная часть покидает своего владельца, когда он начинает обдумывать способы проникновения на Континент. Это… кажется просто невозможным, но он ведь слышал, что вампиры нередко даже обычным людям дают приглашения на свои балы.       Минхо неожиданно слышит стук в дверь, а когда открывает ее, удивляется. На пороге стоит самый странный парень из всех возможных. Он в свое время переплюнул даже Чанбина. Хан Джисон. Он улыбается так счастливо от уха до уха и глазами хитрыми на старшего смотрит.       - Не хочешь прогуляться на вампирский бал?       Охотник застывает, хмурясь. Никто не мог подслушать их с Хенджином разговор, а читать мысли этот парень явно не способен. Тогда как? Как он что-то узнал?       — Расслабься, чувак, — Джисон смеется и конверт из кормана достает, протягивая старшему. — Это приглашение. Я типа там «свой», сечешь?       Когда-то говорили, что для человека Джисон слишком уж странный и это правда так. Откуда-то знает о том, чего хочет Минхо, почему-то пришел именно к нему, имеет при себе приглашение на бал вампиров, а еще утверждает, что является «своим».       — Ой, да брось, чувак, — Джисона прорывает на громкий безудержный смех, он не может остановится и все смеется и смеется, даже не задыхаясь. — По-секрету, бро, только между нами — я вампир. Сечешь, откуда я знаю чего ты хочешь и почему имею приглашение? Я не хочу туда идти, а тебя даже проверять не станут, если отдашь приглашение. Они знают, что один «свой» в рядах охотников.       Минхо не задумывается сильно, когда забирает из чужих рук приглашение. Неважно, если он сможет пойти туда и побыть с Хенджином. Стоило только вновь встретить вампира, как все стало нипочем. Он чувствует, что делает все правильно, а это значит, что все в порядке и безрассудство окупится вдвойне.       — Повеселись, чувак, со своим вампиром. Хоть занудой перестанешь быть. Как-нибудь сочтемся. Бывай!       Что же, ну вот и решена проблема.

🌔🌕🌖

      Попасть на Континент оказалось не так уж и сложно, имея приглашение. Оно само в назначенное время переносило в нужное место. Благо, что Минхо успел приобрести нормальный костюм и подготовиться, а то пошел бы в спортивках и футболке. Как-то не по-аристократически.       Охрана на входе без лишних слов пропустила его, стоило только отдать конверт, махнула в сторону двери и принялась за следующих гостей. Внутри зала очень просторно и многолюдно, помещение пестрит украшениями и блестит от миллиардов драгоценных камней. Как-то слишком по-богатому. Осматриваясь по сторонам, Минхо замечает парочку людей, что спокойно общаются с «детьми ночи», однако Хенджина поблизости еще не видно.       Прогуливаясь меж многолюдных компаний, в какой-то момент охотник чувствует прикосновение к своему локтю, его тянут немного назад и он инстинктивно уже готовится перекинуть незнакомца через плечо, как чувствует повторное прикосновение уже к плечу и тихий выдох на самое ухо:       — Что ты здесь делаешь, сладкий?       Напряжение сразу же покидает мышцы, и Минхо с довольной улыбкой поворачивается к вампиру, нагло пялясь в лицо. Бесспорно, сейчас Хенджин выглядит как чертово божество. Черный пиджак, что просто накинут на плечи, прекрасно дополняет его образ, и Хенджин сразу же кажется таким изящным и утонченным. За его спиной находятся два вампира, которые изучающе смотрят на Минхо и улыбаются ему уголками губ.       — Я честно не крал приглашение, — усмехается, накрывая тонкие ладони своими.       — Ну конечно, ты бы и не смог. Если приглашение переходит от его хозяина недобровольно, то сразу же испепеляется.       Человек заинтересовано кивает, переплетая пальцы с чужими, Хенджин на это мягко выдыхает, улыбаясь. Блондин за его спиной сгорает от любопытства, чуть ли не подпрыгивая, чтобы лучше все разглядеть.       — А это твои друзья?       — Да, Чан и Феликс.       — Я его лучший друг! — тут же довольно выкрикивает Ликс, радостно пожимая свободную руку охотника. Чан рядом сопит недовольно, толкая младшего в плечо.       — Не лучше, чем я! Меня зовут Чан, рад познакомиться.       Минхо улыбается им и кивает. Он действительно рад познакомиться с ними, потому что они дороги для Хенджина, раз тот так спешил вернуться к ним.       Когда Хенджин ведет его за ними к нужному месту, Ли не упускает возможности поинтересоваться:       — Ты ведь говорил, что вампиры обладают способностями? А какие у этих ребят?       Хенджин фырчит, качая головой, удивительно как во всем том хаосе Минхо еще смог запомнить что-то такое.       — Феликс легилимент.       — Леги… кто?       — Легилимент. Он может пробираться в голову, читать всю информацию, хранящуюся в ней, и приказывать особенными словами что-то делать, но он не может использовать ее на тех, кто сильнее него, — легко поясняет вампир, подводя к самому дальнему столику охотника. Минхо отказывается отпускать его руку и прижимает их получившийся замочек к своей груди. — Чан же управляет током, может вызвать грозу, если потребуется.       Минхо присвистывает и растягивает удивленное «ог-о-о-о», за что получает порцию счастливого смеха от молодого вампира и одобрительные кивки самого старшего. Хенджин перед ним такой сказочно-красивый, что он не позволяет себе отказаться от своих желаний, прижимается к вампиру вплотную и целует в шею, оставляя свой след. Хенджин вздрагивает от неожиданности, сжимая руку охотника до легкой боли. Он не спрашивает, что Минхо себе позволяет, он не отталкивает его, но и не прижимает еще ближе, просто наслаждается этой лаской, прекрасно понимая, что скоро в этом зале разразится битва. И битва эта будет не способностями, не оружием и даже не людьми, она будет битвой информации и слов.       Зал затихает, когда на сцену поднимается Сынмин, он улыбается, выискивая глазами Хенджина, и застывает, стоит только заметить как близко тот стоит с каким-то парнем. Речь звучит холодно и лишь для галочки, все настроение испаряется, оставляя после себя глухую ярость.       — Мастер.       Минхо чувствует, как напрягается Хенджин, и сжимает его руку, поддерживая. Сынмин взгляда сурового с их рук не сводит, хмурится, губы поджимая.       Кто он? Кто? Почему я не могу взять тебя так же за руку? Почему? Почему ты отталкиваешь меня, но не его? Кто он для тебя?       — Сынмин, — вампир заглядывает ровно в глаза младшего. Его темные омуты всегда покрыты дымкой безумия, они загораются яркими огнями лишь тогда, когда видят Хенджина. — Ты глава, не опускайся на дно хотя бы сейчас.       Слова звучат как приговор, придавливая своей тяжестью к земле, выбивая весь воздух из легких. Перед глазами мелькают сцены закованного Хенджина. Скрежет железа слышен в ушах так отчетливо, так приятно, что это застилает разум. Хенджин в его мечтах улыбается ласково лишь ему, ластится к его рукам, преданно заглядывая в глаза. Хенджин из его фантазий не жалуется ни на одиночество, ни на стальные цепи на руках и ногах, ни на отсутствие хоть какого-либо света. Тот Хенджин ждет встреч лишь с ним одним, с пылкостью отдаваясь в его руки, сгорая в его объятиях.       — Слышишь, — прерывает его мысли Минхо хищно скалясь, он аккуратно поддевает хенджинов подбородок, поворачивая голову в сторону, пальцем касается темного пятнышка на изящной шее, лишь сильнее расплываясь в улыбке. — Видишь? Это я сделал.       Все идет трещинами, осколки больно впиваются в мозг, парализуют тело, разгоняя бурлящие потоки крови по венам.       Нет. Нет! Нет-нет-нет… он не мог выбрать не меня. Он не мог выбрать другого!       Феликс сжимается, скрываясь за широкой спиной Чана, аура Сынмина давит лишь на него одного так сильно, что физически становится больно.       — Он мой, — продолжает беззастенчиво охотник, не испытывая страха. — И ты никогда не сможешь что-то поменять.

🌔🌕🌖

      По окончании шумного вечера они уходят вчетвером с предостаточной кипой информации в голове. Хотя «уходят» это еще мягко сказано, они чуть ли не сбегают оттуда, потому что Сынмин вознамерился закрыть, если не всех, так хоть Хенджина в замке. Они еле успевают преодолеть барьер, пока он полностью не закрылся, отрезая мир вампиров на ближайшие пять дней. И Минхо вовсе не навязывается за ними в особняк, Хенджин сам переносит его в свою комнату, оставляя в ней одного.       Внутри очень уютно, хоть и немного мрачно. И этого вполне стоило ожидать! Хенджин все же вампир, а они, как правило, больше склонялись к темным цветам, чем к светлым. Комната полностью описывала своего хозяина, такая же красивая и таинственная.       Когда Хенджин вновь появляется рядом, Минхо не дает ступить ему и шага, обхватывая за талию, и валит на широкую кровать, мягко прижимаясь в поцелуе к чувственным губам. Вампир выдыхает шумно, растворяясь в этих ощущениях, и отвечает со всей нежностью.       — Ты очень красивый, — тихо шепчет охотник, доверительно заглядывая в глаза. — Сразу, как тебя увидел, я не смог оторвать глаз.       Это будоражит, разливаясь приятным теплом изнутри, захватывает дух каждым легким касанием и нежным поцелуем.       — Мы ведь уже все решили, да? — интересуется, поддевая кончиком носа чужой, словно настоящий кот. — Отправимся в ту лабораторию вместе, а я перед этим все сообщу своим.       Хенджин кивает, зарываясь в темные пряди, приятно массируя кожу. Минхо не отрывается от него ни на секунду, придавливая тяжестью своего тела к постели.       — Я хочу… чтобы ты обратил меня.       Вампир каменеет, расширив от шока глаза. Что?       — Минхо, это не…       — Тихо, — прижимает указательный палец к губам, поцелуем опускаясь на скулы. — Я действительно хочу этого. Я чувствую, что так надо. Пожалуйста? Я ведь ничего не потеряю, а лишь приобрету.       Но Хенджин качает головой, надавливая на его плечи, и Минхо послушно усаживается рядом, внимательно наблюдая за возлюбленным.       — Ты охотник, Минхо, — начинает неуверенно, заключая руки в замок. — Ты разве не знаешь как становятся охотниками?       Мужчина склоняет голову в бок и качает ей, не совсем понимая, что вампир имеет ввиду. Ну… проходят через множество тяжелых тренировок?       — Чтобы стать охотником, детям от пяти лет вкалывают вакцину. Эта вакцина состоит из крови всех живущих представителей нечисти, это такая ядерная вещь, что не каждый организм выдерживает ее. Разве ты… не помнишь такого?       Минхо действительно не помнит, он помнит лишь детский приют, а после — бесчисленные жестокие тренировки, чтобы закалить его тело и дух, сделать идеального убийцу нечисти. Ни о какой вакцине никогда не шло и речи, ничего такого с ним не происходило. И Хенджин понимал, что замешательство Минхо настоящее, его любопытство и удивление не наиграны, потому что он ничего не знает.       — Не может быть, — пораженно выдыхает, тут же хватая его руку, он крутит ее во все стороны, несильно давя на вены. — Говорили… говорили, что ученные, которые занимались разработкой вакцины, стали искать иной путь для ее применения на детях, чтобы уменьшить смертность. Говорили, что они проводили опыты на беременных, чтобы узнать родится ли ребенок здоровым вместе с вакциной или умрет. Но так случилось, что… из-за проблем с зданием химеры, что содержались в лаборатории для получения крови, смогли вырваться и все уничтожить. Именно та лаборатория сейчас заброшена и имеет какое-то отношение к возникновению химер. Тогда погибли все ученные, что работали там, поэтому разработку вакцины остановили и использовали лишь ее остатки. Ты… ты родился человеком, но тебе не кололи вакцину, но ты также являешься охотником…       До Минхо доходит все спустя секунду, он также пораженно смотрит на Хенджина, сжимая его руку в отчаянии.       — Я был сиротой с самого рождения… Ты думаешь, что я могу быть…       — Да.       Это… ужасает. Какое-то время они сидят вот так в тишине, крепко сплетая руки. Хенджин дает ему все осознать, не торопит, лишь нежно поглаживает костяшки, выражая свою поддержку. Узнать, что ты являешься плодом эксперимента…       — Как тебя обратили? — тихо нарушает тишину, вновь заваливая возлюбленного на спину. Минхо утыкается носом в шею, прижимаясь так близко, как только возможно.       — Меня… не обращали, — об этом говорить довольно странно, прошло не только много столетий, но и тысячелетий. - Я был благословлен луной.       На витающий в воздухе вопрос, Хенджин хмыкает, принимаясь все объяснять:       — У меня был рак легких. Что выяснилось многим позже. Я доживал той ночью свои последние секунды, когда услышал голос. Я подумал, что просто брежу, что перед минутой смерти я начинаю слышать того, чего нет. Но я действительно слышал. Она говорила со мной, проливая свой яркий свет в мое окно. Она жалела меня, причитая о моей судьбе, и обещала наградить за такие мучения. Я поверил ей. Как я мог не поверить, вытерпев всю ту ужасающую боль? А после испустил свой дух. Когда меня похоронили я неожиданно смог двигаться, смог дышать в запертом гробу под толщей земли, я даже смог самостоятельно выбраться. Я много лет странствовал, не решаясь вернуться домой к родителям, ведь прекрасно понимал, что для них уже давно мертв. Уже потом, спустя много-много лет, когда я привык к своей новой жизни, я встретился с тремя другими вампирами, а они после познакомили меня с Чаном. Мы начинали жить вместе, но после, когда один из троицы случайно смог обратить человека, остальные тоже захотели. Они вознамерились основать собственный народ, чтобы «больше никогда не чувствовать одиночества». На деле же они опьянели от этой власти, захотели сделать себе подобных, чтобы отомстить людям, ведь они погибли от их рук. Но мы с Чаном не желали этого и пытались остановить их. Но не особо то и вышло, поэтому они решили, что раз уж мы против них, а они не намерены избавляться от своих же собратьев, погрузили меня в вечный сон, а Чана заперли в темнице. Это было сделано потому что во сне я не мог использовать тени, однако Чан во сне лишь еще лучше контролировал ток и мог разобраться с ними. Так я проспал… порядком многих тысячелетий, пока наконец не очнулся.       Это необычно и грустно. Осознавать, что кто-то дал тебе шанс на новую жизнь, а твои же сородичи насильно отобрали его — разочаровывает. Теперь Минхо прекрасно понимал, почему Хенджин не желал оставаться на Континенте.       — Я все еще хочу… Я хочу, чтобы ты обратил меня. Я просто хочу быть с тобой рядом вечность, и ты ведь тоже этого хочешь! Без барьера и чего-то еще. Ты ведь сам сказал, что если я… тот самый экспериментальный ребенок, то я больше человек, чем охотник.       Хенджин тяжело вздыхает, оглаживая кончиками пальцев мощную шею.       — Ты можешь пожалеть об этом.       — Я не пожалею. Ни за что.       — Ты не можешь утверждать этого, Минхо, — мягко упрекает, кончиками пальцев разгоняя по коже мурашки. — Феликс тоже ужасно сильно молил об этом и пошел к другому вампиру за обращением, но когда обратился… очень сильно пожалел. Быть вампиром очень сложно, Минхо, а особенно вампиром от крови пятерки первых.       Но Минхо не собирался отказываться от своих слов, и он сделает все, чтобы изменить мнение возлюбленного всеми доступными способами, начиная от страстных поцелуев.

🌔🌕🌖

      Как бы Хенджин ни отказывал ему, охотник никак не сдавался. В какой-то момент он пошел к Чану, который в очередной раз готовил чаепитие для них с Хенджином, и разговорился на тему прошлого на целых полдня, с особой упертостью желая обращения. Чан аккуратно пытался объяснить все то, что говорил Хван, но человек и так понимал суть тех слов. Но он не собирался уступать им. Если предстоит встреча с полчищем химер и тем, кто стоит за этим безумством, то охотники окажут меньше всего помощи. Просто потому что они не готовы к прямой встрече с этими тварями. Химеры скрылись под землю много лет назад, и охотники давно отбросили все оружия против них, и хотя серебро было так же эффективно, его требовалось намного больше, чем на тех же оборотней. Это ставило в невыгодное положение. Их запасы и производство оружия из серебра были ужасно не налаженным, даже с прошествием такой длительности времени. Будь Минхо вампиром, вчетвером они уж смогли бы всех одолеть.       — Ты не понимаешь, — вздыхает вампир, наполняя чашку чаем вновь. — Дело не в том, что ты станешь вампиром, а в том выдержишь ли ты. Я скажу тебе кое-что, мышонок. На самом деле Хенджин, после своего пробуждения, искал одного человека. Это не был любимый человек или близкий друг, просто кто-то, кто помог ему очнуться. Он смог его найти лишь после перерождения души того человека. И это было… снова неудачей. Джинни не гонялся за ним с плохим умыслом, ему просто хотелось отплатить за свое возвращение, но он никак не успевал это сделать, ведь как только находил нужного человека, тот сразу же умирал. Это был бесконечный цикл, и Хенджин перестал намеренно искать его, сказал, что если судьба будет также благосклонна к нему вновь, то сведет их вместе. Я думаю… ты — перерождение той души. И, возможно, Хенджин не уверен в этом, потому что он не смог узнать этого в тебе. Но! Он действительно искренне… любит тебя. Когда он спас тебя, то рассказал мне, что почувствовал что-то, что-то такое, будто тонкая связь, поэтому оставил на тебе метку, чтобы защищать тебя. Он незаметно приглядывал за тобой, хоть и не находился рядом. В этой метке каким-то образом он смог спрятать одну из своих теней, которой управляет. И он не думал, что все это выльется в такие сильные чувства к тебе. Мы не можем утверждать, что ты являешься перерождением той души, ведь ты не помнишь ничего из прошлого, однако, Минхо, он боится потерять тебя из-за обращения. Понимаешь? Он боится потерять тебя, потому что ты первый, кого он полюбил.       Раз за разом прокручивая весь разговор в голове, Минхо лишь убеждался в своем выборе. Он так желал быть всегда рядом, что осознанно шел на этот шаг.       — Хван Хенджин!       От неожиданности книга выскальзывает из рук, с громким хлопком ударяясь о пол, Хенджин оборачивается к нему, озадаченно хмуря брови.       — Теперь я все знаю и не посмотрю ни на какие оправдания! Обращай меня, живо! Пока я сам не всадил твои клыки себе в шею.       Что же… сопротивляться такому натиску даже сильнейший вампир не может.

🌔🌕🌖

      Боль от укуса чувствуется даже в небытие, она распространяется горячей лавой по телу, опаляя своим жаром все внутренности, скручивая их и выворачивая на изнанку. Перед глазами проносятся сотни картин, воспоминания, свои и чужие, затапливающие с головой. Они вихрем скачут перед глазами, не останавливаясь ни на секунду. Руки матери, множество женщин вокруг, счастливо улыбающихся, высокий порог приюта, грозные воспитатели, беспомощные и жестокие дети, мужчина в черном, ужасные тренировки до изнеможения, первая охота, убийства, горы трупов и Хенджин-Хенджин-Хенджин.

Тебе ведь нужно убить его.

      Нет-нет-нет. Он обладатель моего сердца. Моей души.

Ты же охотник. Ты должен убить.

      Охотник? Как охотник я сделал достаточно, чтобы отплатить за спасение своей жизни из того приюта.

Ну же, убей.

      Нет. Нет, никогда. Хенджин — луч света в моей жизни. Он единственный и навеки любимый.

Он убийца.

      Пусть так. Я тоже не без греха. Мы оба убийцы.

Он никогда не любил тебя.

      Ложь! То, как страстно он отдавался, то, как нежно смотрел на меня, то, как отвечал на поцелуи, то, как пытался защитить — правда.

Он лишь воспользовался тобой. Он искал совершенно другого.

      Пусть так. Пусть он искал другого. Пусть я и оказался всего лишь телом для той души. Но я настоящий, и Хенджин любит меня, а не его. Он выбрал меня из сотни тех, кто отчаянно боролся за него.

Ты ему не нужен.

      Зато он нужен мне.       Боль уходит, воспоминания исчезают, оставляя после себя лишь тишину и легкую прохладу. Тело заполняет ей, и это так приятно. Голова будто в тумане, тело расслабляется и будто бы плывет по волнам.

Просто останься здесь. Здесь больше нет забот, здесь никогда больше не будет больно. Останься…

      Нет. Там ждет Хенджин, там его ждет мир, который они обязаны спасти вместе.       Перед глазами неожиданно светлеет.

🌔🌕🌖

      Опираясь на резные перила балкона, Хенджин вдыхает свежесть наступающей ночи, наблюдая за появлением первых звезд. Ветер ласково играет с его волосами, оглаживая открытую кожу и золотой взгляд падает на широкое кладбище вдалеке, зорким взором осматривая его. Все спокойно как и всегда. Луна игриво прячется за облаками, но на душе все еще тревожно. С того момента прошло два дня. Феликс всячески пытался отвлечь его, даже ради этого все больше и больше находил причин докопаться до Чана, только бы Хенджин не ходил словно неприкаянная душа по особняку. За что конечно поплатился от взбешенного Чана, закрывшегося с ним в комнате на добрые полдня. И даже если Хенджин ценил попытки друзей его приободрить, он не мог сказать, что они действительно помогали. Потому что ожидание было невыносимым. В последний раз он так потерял Чонина. Тот тогда так и не смог обратиться в вампира, просто не выдержал, но стал призраком, самостоятельно привязав себя к земле. Потерять Минхо не хотелось совершенно. Хенджин впервые был влюблен так отчаянно и сильно и ему ни за что не хотелось… становится причиной смерти любимого, даже если Минхо и другие никогда бы не назвали убийцей.       Чужие руки нежно обнимают за талию, мужчина прижимается ближе, лбом прислоняясь к плечу, вдыхая усилившийся аромат. Теперь стало определенно лучше. Хенджин разворачивается в его руках, обеспокоенно осматривая, не веря в происходящее настолько, что сердце пускается в бешенный пляс. Но Минхо стоит прямо перед ним, улыбается довольно и в руках своих держит крепко, глаза приоткрывает и смотрит на Хенджина. Светло-серые глаза неестественно горят, загораются огоньками и прикрываются, когда губы нежно накрывают чужие. Хенджин выдыхает, так трепетно и облегченно, зарываясь в темные пряди. Минхо целует его долго, томно, не останавливаясь, оглаживает ладонями изгибы, внутренне умирая, потому что теперь это только его.       — Минхо, — Хенджину приходится приложить силы, чтобы остановить его. — Тебе нужна кровь. Ты чувствуешь жажду.       — Я чувствую жажду по тебе, — поцелуями спускается к шее, засасывая нежную кожу.       Но Хенджин отталкивает его от себя, хмурится и головой качает. Если не дать Минхо сейчас крови это принесет множество последствий, и они могут быть не очень приятными для всех. И Минхо тоже понимает его обеспокоенность, понимает, что должен, ведь не зря слушал множество нотаций от вампиров, но он просто не способен оторваться от него, потому что хочет его так сильно, что просто не возможно сдерживаться.       И лишь силой воли он наконец разжимает объятия, позволяя перенести себя на первый этаж, как бы ни хотелось на вечность закрыться в той комнате наедине. Золото озорных глаз Хенджина обещает ему все после, тогда, когда все наконец закончится и у них будет все время мира. Остается только ждать и подчиняться уверенным действиям старшего.       Чан их находит на кухне, застывает в дверях и внимательно наблюдает. Минхо сидит на стуле рядом с барной стойкой, пьет кровь из хрустального стакана и не выпускает Хенджина из плена своих рук. Для новорожденного он слишком спокоен. Даже тот же Феликс впал в безумие после обращения, нападал на всех без разбора с явным желанием убить. Его тогда пришлось связывать и изо всех сил держать, пока вампир не отключился. Но Минхо выглядит… будто уже несколько столетий является вампиром, не дергается на каждый шорох, не кривится от вкуса крови, силу свою контролирует, раз на полу ни осколка, а еще в трезвом уме и трезвой памяти позволяет себе бесстыдно флиртовать с Хенджином, отказываясь отпускать. Ну и дела…       — Ого, поздравляю с пробуждением, мышонок, — все же проходит к ним, солнечно улыбаясь. Минхо улыбается уголком губ, кивая. Приятно, что его здесь принимают как члена семьи и друга.       — Так какие у меня способности? — любопытствует, стреляя глазками. Это было вторым желанием после пробуждения и раз первое ему пообещали исполнить потом, то не имеет смысла скрывать второе.       — Мы не знаем. Они проявляют себя неожиданно.       — Но у нас нет времени ждать, — качает головой Хенджин, потирая переносицу. — Уже завтра поднимется кровавая луна и нам лучше бы раскрыть его способности сейчас и немного обучить, чтобы не было неожиданностей.       Чан кивает, погружаясь в размышления. Если обратившим является Хенджин, то у Минхо, бесспорно, сильная способность и обуздать ее будет сложнее. А главное у них очень мало времени, остались всего лишь сутки до часа икс и нужно торопиться.       — А еще охотники, — вспоминает Минхо, отставляя пустой стакан на стойку. — Я ведь должен был поговорить с ними, но проснулся только сейчас.       — Тебе нельзя, — Чан жмурится, сетуя на свою нетерпеливость. — Ты не можешь сам пойти, и отправить кого-то другого мы тоже не можем.       Минхо хмурится, не понимая почему. Он же, ну… выпил кровь? Его отпустила жажда, и он не должен на них напасть? При том, что охотники не имеют запаха для нечисти.       — Ты был среди них и будешь каждого чувствовать, — тихо произносит Хенджин, выбираясь из объятий. — Поэтому мы не знаем, как ты поведешь себя с ними. Нам нужен другой вариант. Ты ведь говорил, что какой-то вампир дал тебе там приглашение? Мы можем связаться с ним.       — Каким образом? — хмыкает старший вампир. — Не уверен, что Минхо легилимент.       — Он — нет, а Феликс — да.       — Но Феликс…       — Что? Думаешь, Минхо сильнее него? Это возможно, но сейчас они на одном уровне, поэтому вполне сможет связаться с тем парнем, а мы приступим к тесту.       Феликс приходит к ним по первому зову, и Минхо начинает волноваться, он конечно знает, что не почувствует боли, но как-то пускать кого-то другого в свои мысли не очень приятно. Особенно если они полностью забиты Хенджином.       — Парень, просто расслабься, — Феликс серьезно подходит к своему делу, не улыбается и даже не смеется, ладонями обхватывает голову Минхо, давя на виски. — Подумай о том, как тот парень выглядит и как его зовут и все.       Минхо старается как может, он вспоминает их последнюю встречу, пытается мысленно описать Джисона полностью раз за разом произнося в голове его имя. В тишине они проводят много времени, пока синхронно не открывают глаза.       — Я связался с ним и объяснил все, — улыбается, довольствуясь проделанной работой. Было приятно получить новый опыт, до этого момента он никогда такого не делал. — Он согласился передать все главным.       Хорошо. Это очень и очень хорошо, поддержка охотников будет очень кстати, даже если не особо сильной. Отвлечь ненужное внимание они уж точно смогут и продержаться до самого конца —тоже.       — Ладно, а теперь идем, — Хенджин тянет Минхо за руку за собой на улицу на задний двор, ближе к лесу. — А теперь… напрягись и представь, что ты что-то делаешь. Не знаю, подумай, что это дерево загорится или еще чего.       — А это обязательно делать так?       — Не знаю, моя тень проткнула лошадь тогда спонтанно.       — А я вообще не ожидал, что молнией долбану, когда решу прилечь поспать.       — Ну, а Феликс как?       — Да там… история такая, — стыдливо глаза прячет за челкой, смотря куда угодно, только бы не в глаза старших.       — С нами человек тогда был — Чонин, они поссорились, и Феликс от злости закричал, чтобы тот остановился и прирос к земле. Ну так и случилось. Мы долго не могли снять с него чары, а потом Феликс начал плакать, просить прощения и чтобы все стало прежним.       Минхо неуверенно кивает, собираясь с мыслями, смотрит на дерево и думает изо всех сил, представляет.       Вот прям сейчас это дерево загорится! В него ударит молния! Оно взлетит! Замерзнет? Исчезнет? Превратится во что-то другое? Может взорвется?       Чан вздыхает, когда ничего не происходит, ждать — определенно не его конек. Хенджин с сомнением смотрит на все попытки Минхо, даже выкрикивать вслух не помогает.       — Может ему что поменьше дать? — предлагает Феликс, протягивая камешек. — Не знаю, может он просто не может воздействовать на что-то большое?       Минхо тоже начинает сомневаться в своих силах, но камень в руки все же берет, крутит во всевозможные стороны, рассматривает под разными углами, чуть ли не облизывает, пока камень в его руках не светится на секунду так ярко, что Ли от неожиданности роняет его на землю. Происходит взрыв, под ногами образуется больших размеров яма и старшие заинтересованно переглядываются. Хенджин подходит к Минхо, застегивая на его шее амулет, тот от первого прикосновения щиплет кожу, на что молодой вампир тут же шипит.       — Прости, — пальцами растирает пострадавшее место, даря ласковую улыбку, — оно защитит тебя от воздействия кровавой луны. Новорожденные впадают в безумие первыми, — целует нежно в губы и отстраняется. — А теперь иди к дереву и попробуй его взорвать тоже.       В итоге они узнают, что взрывы происходят только с близким контактом и они достаточно мощные, чтобы оставить от объекта только ошметки.       — Интересно, а химер он так взрывать сможет?       — Ну, узнать мы сможем все, в любом случае, только потом, сейчас у нас нет никого, на ком можно было бы проверить это.

🌔🌕🌖

      Все оставшееся время Минхо тренируется под надзором Феликса в лесу, пока другие вампиры подготавливаются к вылазке. Им тоже потребуется все что только возможно, чтобы избежать действий кровавой луны. Лишняя секунда промедления может стоить им целого мира, ведь дай только химерам выйти за пределы своего места обитания и мир будет в опасности.       Когда солнце начинает заходить за горизонт, охотники маленькими группками передвигаются по лесу с оружием в руках, пробираясь все ближе к заброшенной лаборатории. На своем пути они встречают низкоуровневых оборотней и несколько небольших химер. Вампиры переносятся в приблизительное место, оказываясь на границе леса и заполненной обломками поляны. Перед их глазами туда-сюда ходят группы химер разных размеров и видов, некоторые из них нападают друг на друга, громко рыча и истекая слюной, будто находятся под действием чего-то. Они видят охотников на той стороне леса и подают им сигнал, пушки стреляют серебром, лес содрагается от рыка, воплей и скулежа. Кровавая луна быстро поднимается на небе, вступая в свои права.       Да начнется хаос на Земле.       — Нам нужно внутрь, — Хенджин кивает на железный люк бронированного бункера. — Но пройти в этом хаосе незамеченными не получится, охотников слишком мало на такую толпу.       Химер слишком, слишком много, они появляются одна за другой из дыры в земле рядом с обломками, пополняя ряды своих. Они теснят охотников настолько сильно, что если бы не вампиры, пришедшие на помощь, долго не смогли бы продержаться. Чан концентрирует всю силу в руках, пуская молнии в тварей, разрубая их то пополам, то на мелкие куски. Хенджин берет контроль над тенью, благо что ночь, разрывая ею на части.       — Слышишь! — вскрикивает Феликс, привлекая внимание химер. — Я приказываю вам самоуничтожится!       Химеры маленьких и средних размеров разлетаются на куски, однако большие особи продолжают на него наступление и их на себя забирают охотники, всаживая серебряные пули одну за другой.       Минхо колеблется несколько секунд, уворачивается от атак тварей и все же решается проверить способность и на них. Ближайшие к нему химеры взрываются одна за другой, расчищая путь к люку. В одиночку открыть его не получается и как только Минхо задумывается есть ли поблизости кто-то, он чувствует прикосновение к плечу. Хенджин весь перепачкан в крови и глаза горят теперь не золотом, а рубинами, все же самый сильный защитный амулет он отдал Минхо, а сам обошелся слабенькими кольцами, которые, честно, спасали от воздействия кровавой луны так себе. Но он все еще был чертовски прекрасен. Минхо ждал окончание всего лишь для того, чтобы остаться вместе с ним и больше не отпускать.       Хенджин дергает люк первый раз, и тот сдвигается на крошечные миллиметры, он хмурится, призывая тени, и дергает еще раз, вырывая его полностью. Поднимается грохот, когда стальная дверца отлетает на землю, волоча за собой клубы пыли.       — Прыгаем.       И они спрыгивают в бункер незамедлительно, не растрачивая время на оглядывание помещения, продвигаются все глубже и глубже, обходят множество пустых колб высотой до потолка, командные пункты, преобразователи и еще множество лабораторной техники, пока не выходят в главный зал, где за своими мониторами стоит полный мужчина. Он кусает нервно ногти, то и дело причитая о своих «детках», наблюдая на мониторах за смертью каждой химеры. Скорее всего он и есть тот, кто спровоцировал химер, кто после этого скрещивал их между собой, создавая новые и новые виды, разводил, словно домашний скот, а после выпускал наружу. Мужчина поворачивается к ним, лицо его обезображено, будто он побывал в эпицентре взрыва, вскрикивает, трясется от страха и смеется, смеется, смеется и смеется. Безумец. Самый настоящий безумец, решивший обречь человеческий род на вымирание в угоду своим исследованиям.       — Ты! — мужчина хихикает, пальцем указывая на Минхо. — Ты кажешься мне знакомым! Где же я… ха-ха-ха, где же я мог встретить тебя?       — Минхо… — строго предупреждает Хенджин, следя за действиями ученного.       — Минхо? — повторяет мужчина заинтересованно смеясь, — Минхо… Минхо-Минхо-Минхо… Ах! Случаем не Ли? Ли Минхо?       Минхо каменеет. Откуда этот мужчина знает его? Они никогда прежде не встречались! Минхо знает это точно. Он помнит теперь все в этой жизни, с самого рождения. И этого мужчину он не видел никогда.       — Ах! И правда! Так похож, ха-ха-ха, та-а-а-ак похож, — довольно скалится мужчина, продвигаясь к ним ближе. — Ты та-а-а-ак похож на свою чертовку-мать. Ну прям вылитый сын матери, ха-ха-ха!       Хенджин изо всех сил держит вампира на месте, они еще не узнали зачем и для чего все было сделано и как много химер еще под землей.       — Я думал, что ты уж не выживешь! А тут такой сюрприз, ха-ха-ха! Знал бы, что ты остался жив, так я с радостью бы тебя отыскал! Ха-ха-ха, ты же мой самый лучший выживший эксперимент!       Минхо будто простреливает. Введение вакцины в беременных женщин. Он действительно такой ребенок?       — Твоя мать так не хотела участвовать в этом, хотя мы зачали ребенка только ради эксперимента! Эта стерва полюбила тебя и стала молить не трогать тебя. Но как я мог? Это ведь было лучшее открытие в моей жизни! И я ведь все равно ввел в нее вакцину! Как я мог позволить каким-то там чувствам помешать мне? А когда те детки вырвались из лаборатории… Внутри произошел взрыв, но они спасли меня! Представляешь? Ха-ха-ха, спасли! И я так захотел изучить их лучше! Все думали, что я погиб, а я все это время был вместе с ними под землей! Ха-ха-ха, прямо под носом у вас всех! А потом я стал медленно обустраивать это место заново. Как я мог упустить такое исследование? Я уж думал, что этот ребенок погиб как и сотни других, поэтому и не стал никого искать! А ты жив! Еще и так хорош собой! Я так мечтал заполнить этот мир своими детками, на земле остались бы только я и они! Мы жили бы в мире без всяких мерзких существ под боком!       И Минхо срывает, он подлетает к мужчине, хватает его за грудки и бьет со всей силы в лицо. Он бьет его и бьет, наносит мощные удары один за другим, не контролируя свою силу, пока мужчина лишь смеется и смеется, захлебываясь собственной кровью. Хенджин остается на своем месте, наблюдая за всем со стороны. Это оправданная месть за судьбу, что понес Минхо с самого рождения.       Когда мужчина перестает дышать, Минхо все еще продолжает бить его, выпуская накатившую злость наружу, в свой последний удар он вкладывает все силы и взрывает тело ученного. Он сотрясает стены, захватывает оборудование, которое по цепочке начинает взрываться тоже. Хенджин тянет его за собой наружу, перемещаясь прямо ко входу.       Снаружи лишь горы трупов, уставшие охотники, проверяющие окрестности, и три вампира в стороне активно обсуждающие что-то.       — О! Идут! — Феликс солнечно улыбается им, подзывая их ближе.       — Воу, чуваки, да вы прям герои. Всех спасли, все зачистили, в крови правда полностью, будто купались в ней, но я не осуждаю, вы не подумайте! — Джисон говорит не затыкаясь, улыбается тоже счастливо, ощущая себя просто превосходно.       Минхо переводит взгляд на стоящего рядом Хенджина, встречаясь с ярко-красными глазами.       — Это все луна, — тихо оправдывается, — она действует на самых слабых и самых сильных.       — Но Чан в полном порядке!       — Это все потому что он отдал нам самые сильные амулеты, а себе оставил пустышки, которые не помогают.       — Что? — Минхо хватает вампира за руку, разворачивая к себе. — Живо перемещай нас! Как это вообще можно… ну, снять?       — Сексом, — отзывается Джисон, пожимая плечами, будто это что-то такое, что обязаны знать все. — Что?       — Живо, Хенджин! А вы и сами как-нибудь доберетесь!       И с превеликими сомнениями Хенджин слушается, разочарованно вздыхая. Этот Чан, чтоб его!

🌔🌕🌖

      Минхо заваливает Хенджина на кровать сразу, как только они появляются, разрывает одежду на лоскутки, терзая манящие губы. Его сводят с ума эти горящие рубиновые глаза, разжигающие в нем необузданный огонь, который испепеляет его изнутри, охватывая и Хенджина. Холодная кожа ощущается неимоверным жаром у обоих. Он так быстро избавляет их от одежды, спускается страстными поцелуями по шее, переходит на грудь, лаская соски. Хенджин отзывается сладкой дрожью, стонет так чувственно и громко.       Боже, замолчи. Пожалуйста, замолчи. Мои внутренние демоны вырываются наружу. Боже, ты так красиво звучишь. Так идеально. Я бы хотел слышать, как ты стонешь, вечно. Вот так. Наслаждайся ласками, что я дарю тебе. Теряй от них голову. Проси меня о большем. Я сделаю все. Сделаю все, о чем ты только попросишь, моя душа. Я готов отдать тебе все, чего ты только попросишь. Зови. Зови меня. Вот так. Стони мое имя, пока не забудешь ничего кроме него.       Хенджин всхлипывает, затыкая рукой рот, когда Минхо проходится широким мазком по тазовой косточке.       — Не смей, — рычит, кусая кожу. — Я желаю слышать тебя.       Он поднимается наверх, целует ладонь, прижимая ее над головой, впивается в губы, терзая их поцелуем. Так глубоко, так страстно. Голова идет кругом, а перед глазами мелькают звезды, смотреть на Минхо просто невозможно.       Это слишком. Просто слишком. Он как Апполон. Также божественно красив. Но так греховен. Так бескультурен и так страстен. Так пылок, но неожиданно нежен и аккуратен.       Руками бесстыдно сжимает ягодицы, оттягивает, томя в ожидании. Хенджин бессвязно мычит, мечется по кровати, не находя себе места, чувствуя кусачие поцелуи на ключицах. Пальцы мажут по промежности, проскальзывая внутрь.       Черт. Так горячо. Так туго. Так хорошо. Еще совсем немного помучать, насладиться плаксивыми стонами, услышать сотни «пожалуйста», и оказаться в жаре нуждающегося нутра.       Раздвигает пальцы, проталкивает глубже, добавляет еще один, так сладко мучает. Неспеша помечает метками, медленно проталкивая пальцы. Хенджин сладко стонет, зовет его по имени, теряя связь с миром.       Минхо улыбается и пальцы вынимает, обхватывая свое возбуждение. Хенджин мычит, чувствуя каждой клеточкой тела, как медленно он входит, растягивая удовольствие.       — Только представь, — горячо выдыхает на ухо, целуя. — Как много раз ты сможешь кончить от моего члена в себе, а он все будет вставать и вставать.       Минхо двигается неспеша, ладонями сжимая бедра до красных пятен, улыбается довольно, упиваясь стонами.       Я так люблю тебя. Так сильно. Я люблю твой голос, зовущий меня в этой невероятной агонии. Люблю твое тело, такое гибкое и отзывчивое. Я люблю твои пухлые губы, такие чувственные и сладкие. Я люблю твои изящные руки, то, как они цепляются за меня, как красиво смотрятся в моих. Я люблю тебя.       Хенджин вскрикивает, закатывая глаза. Минхо накрывает его член рукой, надрачивая в такт своим толчкам. Ускоряется, упиваясь шлепками кожи о кожу, шепчет слова любви, попадая точно по простате, выбивая все мысли из головы, не оставляя и шанса. Они стонут в унисон, кончая, бурно и так долго.       Глаза Хенджина теряют свое красное сияние, все больше и больше перекрашиваясь в золото. Минхо выходит из него, укладываясь рядом, и обнимает за талию.       — У вампиров есть какая-то особая брачная церемония?       — Ну, — голос хрипит, медленно восстанавливаясь. Хенджин выглядит откровенно оттраханным, и Минхо это просто до ужаса нравится. — Считается, что если вместе провести ночь под кровавой луной, то она благословит ваш брак.       — Ох-о, — щурится радостно, прижимая возлюбленного к груди. — Так значит, мы теперь оба благословлены луной. Хм… «Благословленные луной». Ну как тебе?       — Звучит… хорошо? — с сомнением тянет, не совсем соображая.       — Тогда поговорим об этом в другой раз, ладно? Повторим?

Хитрая кошачья ухмылка стирается смазанным поцелуем.