nightmare.

Холодно. Камиширо осторожно растирает ладони друг о друга, ртом выдыхая на них ничуть не горячий воздух, стараясь согреться, но от этого становится лишь хуже. Вокруг лишь кромешная и всепоглощающая темнота, вызывающая необъяснимое чувство тревожности, смешанное с непониманием. Как он вообще здесь оказался? Это место… Выглядит каким-то знакомым, даже если опустить тот факт, что в нем не было абсолютно ничего. Буквально. Лишь невыносимо давящая пустота и ощутимая прохлада напоминали о том, что он все еще жив. Это пространство… Что-то похожее на космос, наверное? Нет же. Ведь даже в космосе есть звезды, а вот кислород, так необходимый для жизни человека, там наоборот — отсутствует. Так что же все это такое?..       — Руи. Чужой, до боли знакомый, но отчего-то невероятно холодный голос внезапно обращает на себя внимание режиссера, заставляя вздрогнуть и заметно напрячься, рефлекторно сжав руки в кулаках. Необычайно мягкий и теплый свет расползается в пространстве, отвлекая и давая запутавшемуся во всем происходящем мозгу хоть какое-то облегчение, напомнив о том, что под ногами режиссера все еще есть почва. Камиширо боязливо опускает взгляд на пол и делает робкий шаг назад, будто бы боясь, что все происходящее здесь — лишь иллюзия, и если сделать хоть одно лишнее движение, то она непременно рассеется, не оставив и следа. Но этого не происходит. Даже наоборот — загадочный свет с каждой секундой становится лишь ярче, постепенно заполняя собой практически все пространство в поле зрения механика, и тот ошеломленно оглядывается по сторонам, с некой досадой подмечая то, как где-то вдалеке этот самый свет начинает понемногу рассеиваться.       — Неужели ты все еще не понял, Руи? Снова. Снова этот голос. Тот самый голос, что ранее согревал даже сильнее, чем полуденное солнце в знойный летний день, а сейчас ранит колкими ледяными иглами, направленными прямо в самое сердце беззащитного механика. О чем он вообще говорит? Парень нервно сглатывает, хмуря брови, и поджимает тонкие губы, находя наконец в себе силы, чтобы повернуться к собеседнику лицом. И зря. Руи резко и уверенно оборачивается, но тут же в немом удивлении широко распахивает глаза, будучи теперь не в силах произнести ни слова. Прямо перед ним сейчас стоит, испуская тот самый обманчиво-теплый свет, его верный друг и товарищ, чье лицо, искаженное едкой ухмылкой, казалось, не выражало ничего, кроме презрения, смешанного с нескрываемым отвращением. Своеобразная гремучая смесь, в мгновение ока выбивающая механика из колеи, заставляя вмиг растерять всю свою уверенность и сильнее сжать губы, сделав несколько неуклюжих шагов назад, не сулящих совершенно ничего хорошего. Камиширо путается в собственных ногах и с позором валится на землю, но тут же рефлекторно резко одергивает руки от пола, обжигая ладони о невероятно холодную поверхность под собой. Казалось, что та была покрыта тончайшей и незримой человеческому глазу дымкой жидкого азота, поглощающего все тепло в округе и едва ли не отбирающего жизненные силы у самого механика. Камиширо старается отползти назад, спрятаться, уйти в тень — хотя бы немного отдалиться от невероятно пугающего и продолжающего разрастаться силуэта парня напротив, но все оказывается тщетно. Тот лишь продолжает нагнетать, безмолвно сверля беззащитного режиссера взглядом, полным осуждения. Что же случилось с его некогда ярким и лучезарным Цукасой?       — Цука-… — пытается завести диалог механик, но тут же прикусывает кончик языка, когда в и без того искрящихся глазах напротив вмиг загорается гораздо более опасный огонек.       — Какой же ты жалкий, Камиширо Руи, — все таким же холодным, но теперь уже намного более надменным голосом обрывает его Цукаса, складывая руки на груди. — Жалкий, словно никому ненужное и брошенное на произвол судьбы животное. Неужели такому «гениальному» человеку, как ты, не под силу было догадаться? — парень изгибает одну бровь, вскидывая ту ко лбу и кривя самое что ни на есть омерзительное выражение лица. — Все это — не настоящее, — парень раскидывает руки в стороны, повышая тон своего голоса и резко склоняя корпус ближе к опешившему от страха Камиширо, по прежнему над ним возвышаясь. — Не настоящее, и никогда им и не являлось. Все, что мы делали для тебя, было лишь из чувства жалости, Руи. Все твое окружение и наше к тебе отношение — всего-лишь жалость, пойми ты уже наконец. Нам надоело изо дня в день играть твоих друзей. Это просто должно было когда-нибудь закончиться. Взгляд механика, полный недоумения и абсолютного смятения, теперь уже смотрит даже не на самого Цукасу, а куда-то мимо него, сверля собой бесконечное пространство за его спиной. Рот парня чуть приоткрывается, а сам он чувствует, как в остекленевших глазах застывает неприятная влага. Того и гляди — крупными каплями скатится вниз по щеке, окропив пол солоноватой жидкостью. Что все это значит? Не настоящее? Но как же…       — Но как же труппа, Цукаса?! — не выдержав давления, срывается на крик механик, возвращая слезный взгляд прямо к глазам напротив. — Как же все наши бесчисленные шоу, поставленные на большой сцене и получившие невероятные охваты? Мы же… Мы же всегда продумывали их все вместе! Вместе, и никак иначе! Мы ведь…       — Ты и вправду полнейший идиот, Руи, — все так же холодно вновь обрывает его Цукаса, наконец распрямляясь и вновь складывая руки на груди. — Труппы не существует, и никогда не существовало. Все это было лишь способом напустить тебе пыли в глаза, создав иллюзию счастливой жизни, но, черт… — прерывает свою речь Тенма, прикрывая невольно расплывающуюся на устах ухмылку ладонью, но в конце концов не выдерживает, заливаясь звонким хохотом. — Ха-ха, тебе изо дня в день вешали лапшу на уши, а ты и впрямь так легко повелся, даже не заметив, как легко тебя обвели вокруг пальца! У нас и вправду получилось отличное шоу, верно, ребята?       — Верно! — в ответ откуда-то сзади неожиданно раздается пара девичьих голосов, хотя на самом деле складывалось впечатление, что эти самые голоса звучали прямо у Руи в голове. — Абсолютно верно, Цукаса-кун, — подтверждает ранее сказанные блондином слова задорный звонкий голосок, вмиг перемещающийся из-за спины механика к его лицу. И в тот же миг рядом с блондином возникает еще пара женских силуэтов, один из который имел ярко-розовый, а другой — мутно-зеленый оттенок. Внезапно из ниоткуда появившиеся, но все такие же до боли знакомые силуэты нагоняют лишь большей жути, заставляя и без того бешено колотящееся сердце Камиширо забиться еще сильнее. Что вообще происходит? Почему он здесь? Почему его друзья с таким явным презрениям говорят столь ужасные вещи, прекрасно видя то, насколько сильно они бьют по и без того расшатанной психике механика?       «Черт… Черт, черт, черт!», — неустанно повторяет Руи у себя в мыслях одно лишь слово, будучи не в силах найти других. Дрожащие пальцы крепко цепляются за спутанные волосы, с силой оттягивая те в стороны, и механик таким способом старается вывести себя из чересчур уж реалистичного и не на шутку долго затянувшегося кошмара. Жаль только, что это ничуть ему не помогает.       — Ты был прав, — после небольшой заминки совершенно незаинтересованно произносит Тенма, усаживаясь на корточки перед сжавшимся в комочек Руи. — В итоге ты все равно остался один.       — Один! — вторит ему задорно смеющийся голосок Эму.       — Совершенно один, — подкрепляет их слова безжизненный голос Нене. Внезапно появившийся в ушах звон с каждой новой секундой оглушает лишь сильнее, и Руи уже чуть ли не плачет, до боли сжимая собственные волосы, едва ли не вырывая те с корнем. Хотелось спрятаться, уйти, убежать, исчезнуть. Все, что угодно, лишь бы это поскорее прекратилось.       — Ты жалок, Руи, — возобновляет свою речь Цукаса, и излучаемый им свет становится намного ярче, ослепляя механика и заставляя его сильнее зажмурить глаза. — И ты всегда таким был. Ты никогда не был достоин любви или даже внимания, неужели ты так и не усвоил этот урок? — не перестает давить на него парень, с едва ли не садистской улыбкой смотря и наслаждаясь тем, как лихорадочно от этого начинает дрожать механик, с каждой секундой испуская все более неестественные и частые всхлипы. — Тебя никто и никогда не любил по-настоящему. Ты глупец, Руи!       — Глупец! Глупец, Руи, глупец! Руи, Руи…

***

      — Руи! — внезапно слишком громкий возглас затмевает собой все остальные, и названному даже сквозь собственный невероятно сильный страх приходится распахнуть глаза, резко подскочив на месте, тяжело и глубоко дыша. — Боги, Руи… Наконец-то ты проснулся! — уже гораздо более тихим, но оттого ничуть не менее обеспокоенным голосом произносит Тенма, тут же обвивая чужое тело руками и прижимая ближе к себе. — Ты плакал и кричал во сне… Я кое-как смог разбудить тебя, — шепчет ему на ухо парень, чуть поглаживая Руи по спине, когда до острого слуха блондина доносятся шумные всхлипы. — Что тебе снилось? Кошмар?       — Цукаса… — дрожащим и чуть осипшим голосом сквозь слезы зовет его механик, пальцами сильнее впиваясь в ткань чужой ночной рубашки и роняя на нее горькие слезы, шумно дыша и через силу выдавливая из себя слова. — Цукаса, ты меня… Не бросишь…?       — Руи… — опешив от подобных слов, после короткой тишины откликается парень, тут же отстраняясь и со всей серьезностью обхватывая заплаканное лицо механика за щеки, приподнимая ближе к себе. — Что ты такое говоришь? Конечно же не брошу, — хмурит брови Тенма, но тут же их расслабляет обратно, замечая, как от этого по щекам механика одна за другой скатываются все новые соленые капли, а сам он не перестает шмыгать носом, часто и отрывисто дыша. — Мой глупый Руи… Ни за что, — парень вновь обнимает его, укладывая голову на плечо, и мягко улыбается, прикрывая глаза и осторожно покачивая Камиширо в своих объятиях, успокаивая. — Ни за что не брошу. Обещаю.