Triangle

      Ей казалось, что тяжелый взгляд преследует ее на собрании Ордена. Куда бы она ни пошла, он неотступно следовал за ней, словно она была его персональный мишенью или объектом защиты. Зная Грюма, нельзя было сказать, что из этого хуже. В конце концов, Тонкс не выдержала, пересела поближе к Ремусу и сжала его ладонь под столом. Как же ей хотелось, чтобы он взял ее за руку в ответ. Но он лишь искоса глянул на нее и продолжил слушать Аластора.       Как назло, сегодня собрание проходило без Дамблдора, и она не могла честно сбежать, сославшись на землетрясение, цунами или метеорит. Очнулась Тонкс только тогда, когда Грюм ударил тростью о пол, оповещая о том, что собрание окончено.       — Аврор Тонкс, вас я попрошу остаться. — Дора расправила плечи и сделала усилие, не обернувшись на закрывшуюся дверь. Ну не убьет же он ее, в самом деле. — Не дури, девочка. Теряешь такие перспективы. И ради чего? Ради оборотня? Что он может тебе дать? Волчат и корзинку пирожков? — Грюм закурил.       — При всем уважении к вашему положению в Ордене и министерстве… — Ее волосы из фиолетовых окрасились в красный. — …Катись к черту, Аластор. И не смей приближаться к Ремусу и моей семье. — Страх практически исчез, оставляя место обиде и усталости. — И цветов мне больше не шли. Будь человеком, забудь меня и все, что было. И все, чего не было, тоже забудь. В конце концов, я тебе ничего не обещала. — Она встала, доставая бутылку воды из холодильника.       — Знаешь, каких трудов мне стоило достать тебе живые пионы зимой? А ты их так, в помойку. — За окном сыпал крупный пушистый снег, защита дома заглушала звуки, и, казалось, что дети бросаются снежками, как в немом кино.       — Пришлешь цветы еще раз, я тебя в помойку выброшу. И не посмотрю на то, какой ты страшный и сильный. Сучке своей цветы дари. Кэти или как там ее… — Девушка поморщилась и отхлебнула воды.       — Да-да, я страшный монстр из темноты, гроза всех, носящих палочки в заднем кармане. Твоя, кстати, где? — Тонкс швырнула в него бутылку и закатала рукав кофты, демонстрируя палочку. — Когда-нибудь мы с тобой перестанем играть в перетягивание каната и решим все окончательно, да? Но определенно не сегодня. Ну давай, беги к нему. Я еще покурю. — Тонкс бросила на него быстрый взгляд, и застегнув кофту на все пуговицы вышла из комнаты.

***

      Ремус сидит в кресле и листает найденный в шкафу альбом. Такой же, как и всегда — родной и, вроде бы, любимый.       — Обними меня, пожалуйста, я замерзла. — Она подходит к нему, и упирается лбом в плечо.       — Да уж, зима в этом году холодная. — Люпин встает с кресла и неловко прижимает ее к себе. — Сделать тебе чай?       — Нет. Люби меня, пожалуйста. — Тонкс вскидывает голову и заглядывает ему в глаза. — А за стеной курит тот настоящий, кому она давно отдала свою душу и сердце. И вывернуться бы наизнанку от боли, но остается только обнимать Ремуса и врать.       Мама всегда говорила: одна ложь тянет за собой другую. И чем больше ты врешь, тем тяжелее потом говорить правду. А нужна ли хоть кому-нибудь здесь, ее правда? Когда смерть дышит в затылок, и каждый рейд может стать последним, Ремус становится надежным тылом и опорой. Да только сердце не обманешь. Не выбросишь, как цветы или конфеты.       Ей вдруг становится интересно — ушел или остался. После собраний Ордена Грюм обычно неспешно собирал свои вещи, тщательно все упаковывая, накидывал теплую дорожную мантию и уходил. Он не оставался на обеды, сколько бы Молли не уговаривала. Несколько раз она видела его курящим на крыльце и боролась с собой, чтобы не подойти. Она неизменно успокаивает себя тем, что всегда хотела семью, а с таким как Грюм, семья невозможна. Противный внутренний голос напоминает о том, что Ремус тоже не человек. Тонкс велит голосу заткнуться и пытается вспомнить, как скоро наступит полнолуние.