На берегу Финского залива

Он отходит к самому краю берега. Даже не из уважения или профессиональной этики – по себе знает, насколько проще и быстрее решаются свалившиеся в выходной рабочие вопросы, если никто не маячит над душой. Украдкой бросает взгляд через плечо. Невероятно важные, смертельно срочные вопросы. Отвоеванные у забитых графиков минуты с паром дыхания растворяются в холодном воздухе. Строгий голос нарезает тишину острием распоряжений. Контрастирует с размеренным плеском волн. Он не злится. Не хочет портить ещё далекий от завершения день, да и не чувствует, что вправе. Не после того, как их недавний кино-вечер был прерван истеричной трелью дверного звонка и бесцеремонно ввалившимся вслед за ней Рылеевым. — Не извольте гневаться, — мимоходом бросил тот Николаю, усевшись рядом на диване и выводя на экран телевизора окно созвона с Сергеевой командой – прямо поверх застывшего кадра фильма, — над Везувием лазурь в огне*! — и, посчитав формальности соблюдёнными, перешёл к причине позднего визита: — князь, завтра максимум к обеду всплывет один нехороший скандал, о котором мне знакомая птичка напела. Но подробностей я не знаю, нужны твои личные контакты с менеджментом клиента. И придётся решать, что делать с запуском рекламной кампании. Что ж они так не вовремя? Кто вообще позорится без одобрения своих консультантов?! Сергей помнит нестройные приветствия на мгновение замерших, как кролики, ребят и спокойное, без намёка на змеиное шипение "добрый вечер" в ответ. И тихий щелчок закрывшейся двери на кухню. Отголоском воспоминания теплеют кончики пальцев и чуть горчит на языке кофе с пряной ноткой тимьяна – в какой-то момент посреди напряжённой дискуссии Ника наведался в зал бесшумной тенью: поставил одну слабо дымящуюся чашку перед Рылеевым, вторую вложил в руку Сергею, чуть сжал его плечо и снова ушёл. На следующий день – в куцый огрызок обеденного перерыва, назначенный им во избежание голодных обмороков слишком ответственных сотрудников – подошла Настя. Посмотрела с вызовом и призналась, что он последний человек, к личной жизни которого она ожидала испытать зависть, что рада за него и чтобы не смел напортачить. Несколько ребят, плохо скрываясь, следили за разговором, кто-то согласно кивнул. Сергей, подавив улыбку, клятвенно пообещал приложить все усилия. А в голове проставил галочку: всех отправить в отгул, пока особо заботливые, на волне эйфорийной от переутомления смелости, не добрались до Николая. Сергей прислушивается к себе. Он не злится, но он раздражён – на безликий голос по ту сторону телефона за неурочный звонок и тень-излом между нахмуренных бровей Ники, которую хочется стереть пальцами или даже губами. Туманная дымка раскинулась дырявым покрывалом, размывая очертания и вместо ожидаемой меланхоличной созерцательности пробуждая тягу к действию. Сергей останавливается у кромки воды. Ступает на неустойчивую поверхность, балансируя и рискуя замочить ботинки. Скидывает пальто на один из валунов, устраивается на нём, откинувшись назад. Чёткий расчёт и чётко выверенная поза, непринуждённая и соблазнительная. Картина могла бы называться “С.П. Трубецкой, отдыхающий на берегу Финского залива” и висеть у Ники на стене домашнего кабинета. Смявшийся ворот джемпера, оголяющий шею, придаёт образу завершённость. Он ловит внимательный взгляд и не отводит глаза, приманивая, совершенно точно мешая. Дожидается шага в свою сторону, второго. Ободряюще приподнимается на локте. Не отпускает, ведёт по эфемерной, сотканной из обещания нити. Мокрый песок вперемешку с мелкими камнями хрустит под подошвами начищенных до блеска туфель. Высокая фигура на мгновение замирает статуей, будто в сомнении, а затем, поддавшись, склоняется. Холодные, остывшие без перчатки пальцы скользят по щеке, оглаживают край ушной раковины и зарываются в пряди. Сергей тянется вперёд – вцепиться в лацканы или сразу обхватить за шею и притянуть ещё ближе, неумолимо, бескомпромисно. Уголки губ Ники приподнимаются, и он отходит, продолжая диктовать инструкции помощнику. Сергей шумно, недовольно выдыхает. Упустил. “Хватку теряете, господин Трубецкой”, — укоряет сам себя, качая головой, и морщится – что-то щекотно цепляет кожу. Проводит ладонью по волосам и вынимает из них неведомо откуда взявшийся мелкий пламенно-рыжий листок. Растерянно моргает, осматриваясь в поисках ближайшего дерева, а видит тёплую улыбку. В глазах Ники пляшут озорные искры.