Сделка с совестью

      У Квилла куртка от парадной формы Фиттис была неподъемная – медали висели в несколько рядов, тяжелющие. Если открывать шкаф неаккуратно, то она соскальзывала с вешалки, и ордена громко отбивали о деревянное дно.       Когда Квилл её надевал, случалось чудо: из тощего рыжего мальчишки он превращался в кого-то большего. Как будто бы становился выше, сильнее, важнее.       И сам Киппс сиял, как свеженький орден за особые заслуги в борьбе с Гостями.       Но ни звон наград, ни мягкость серой ткани его не влекли. Манило само ощущение — Квилл был причастен к чему-то большему, к чему-то монументальному и великому.       К Фиттис.       Самому первому парапсихологическому агентству. Самому лучшему, самому великому, самому важному.       На фоне ровесников Квилл всегда казался чуть слабее физически, ниже ростом, нелепее, в конце-концов, с этими ярко-рыжими волосами и веснушками. Он был вынужден доказывать с детства, что может, что он достаточно сильный. Квилл всегда заставлял сверстников считать себя равным, а их насмешки над его желанием стать лучшим агентом (он всегда считал, что мечтать надо по-крупному) только распаляли юного Киппса. Благо, на помощь в достижении цели пришёл от природы мощный Дар, а недостаток физической силы компенсировали усердные тренировки с рапирой.       Квилл делал свой вклад в главное, в борьбу с Проблемой. Когда Англия победит, он будет частью этой победы независимо от того, как скоро это случиться. Даже если от него останутся только кости и табличка на кладбище.       Фиттис вечно, он — часть его истории.       Пятнадцатилетний Квилл крутился в серой куртке перед зеркалом под перезвон медалей. Благодаря Фиттис он чувствовал себя не великим, но важным. Когда родители возвращались с работы и перепроверили железные ограничители на пороге двери, Квилл бесстрашно вылетал из дома с рапирой наперевес навстречу опасностям ночи. Адреналин прожигал грудную клетку изнутри. Маленький, щуплый Квилл Киппс давал отпор Гостям в первых рядах. Страх смерти давно сбил юношескую спесь и жажду геройства с его коллег, но Квилл с годами как будто бы с этими чувствами сросся.       Он гордо носил серую куртку с медалями, ведь каждая из них была свидетельством его силы, и, одновременно, хранила за собой историю об очередном головокружительном приключении. ***       Когда он брал парадную куртку в руки в девятнадцать, медали всё также весело стучали друг о друга. Как жаль, что блестяшки ничего не значили для Дара. Его Дару было плевать, сколько орденов Квилл собрал, Дару плевать, что Квилл хотел быть агентом. Дару плевать, поэтому он уходил, утекал сквозь пальцы, сколько бы его не хватай.       Теперь он не видел призраков издалека, всё слабее улавливал их появление. Зато их инспектор, всегда безразличный к делам агентов, начал внимательно следить за своим подопечным.       Киппс мужался. Старался откинуть подступающий к горлу страх, кидался в гущу событий, словно говоря: «смотрите, я такой же, как и раньше, ничем не хуже», а при виде очередного дома с Гостями всё равно ощущал, как всё внутри сжимается уже не от предвкушения охоты, а от липкого ужаса смерти.       Теперь ордена звенели на чужой парадной куртке, и все в агентстве оглядывались на нового местного героя - он увидел вовремя, не подвёл, всех спас, нашёл источник и далее по списку. А Квилл, как и другие десятки молодых людей его возраста, терялся на фоне серых коридоров великого агентства, стараясь прикрыть собственную неполноценность.       Его забыли также быстро, как когда-то полюбили. Если раньше их команде давали сложнейшие и интересные задания, то теперь они гоняли Тени по паркам и ловили Бледных Дев в подворотнях промышленных районов.       Его друзья не отчаивались. Наоборот, они, казалось, были рады расстаться с Даром и страхом смерти, покинуть Фиттис и зажить жизнью обычных людей. Ну знаете, без вечной погони, адреналина, опасностей, приключений… А Киппс словно медленно сходил с ума в ожидании дня, когда станет совсем бесполезным и будет выкинут из прежней жизни. Он не мог представить себя обычным человеком. Как он может вставать в шесть утра, ехать на работу - а кем он вообще будет работать? - и спешить домой до начала комендантского часа зная, что все самое интересное начинается после?       Фиттис давало силы, а потом безжалостно ломало своих самых верных бойцов.       От этой мысли в душе было горько-сладко, потому что Квилл настоящий был здесь - в серой куртке, в пятне эктоплазмы на штанине, в блеске рапиры и в этих самых орденах. Это всё был Киппс, он был агентом и отдавал себя этому делу всем сердцем. И это Фиттис, злое Фиттис, которому он больше не подходил как агент, сделало его таким - смелым, сильным и важным. Фиттис вложило ему в руки рапиру, научило держать себя, смотреть в лицо опасности… и людям.       Квилл умом понимал, что обижаться было бесполезно - в этой ситуации ничего не поделать. Дар уходил, а агентству не нужен бездарный сотрудник.       Но ему был нужен инспектор.       Мягкую ткань куртки Квилл пропускал сквозь пальцы, стоя у шкафа, и вспоминал себя - мелкого, наглого, успешного агента, который был готов во всеуслышание кричать о том, какие инспектора бесполезные и сколько талантливых детей они погубили.       “- Ты хочешь попробовать себя в роли старшего инспектора?” - спросили Киппса прошлой ночью.       Вот она - сделка с совестью, которую заключали все агенты, которые становились инспекторами. Ещё вчера ты их клял на чем свет стоит, а сегодня от безысходности стал одним из них. А что делать? Он так боялся уйти в никуда.       Двадцатилетний Квилл поправил рапиру на поясе и робко улыбнулся своему отражению. Ордена за борьбу с Гостями смотрелись глупо на том, кто почти перестал видеть. Киппс перерос старую парадную куртку, но продолжал доставать её из шкафа, словно пытался делать вид, что ничего не изменилось.