Края бурь и водоворотов

Полоски пили. Заливались пивом и водкой с такой лихой решимостью, будто не им завтра станет жизнь не мила от похмелья. На корабле их от пьянства удерживало, видимо, нежелание по синьке свалиться за борт, но сейчас, оказавшись на твёрдой земле Флотзама, первым, куда они направились, был кабак. Разумеется, Геральт поплелся следом! Тем более, что даже командир Полосок составил им компанию, хотя вид у него был настолько угрюмый, что Геральт видал покойников повеселее. Пил Роше преимущественно молча, байки Геральта выслушивал без видимого интереса и глубже погружался в мрачное оцепенение. Только глаза блестели всё ярче. Пока наконец он не вырвался из омута своих мыслей и не перевел на ведьмака тяжелый, недружелюбный взгляд. Геральт и бровью не шевельнул, хотя ощутил тревожный холодок предчувствия неприятного разговора. — Ты — ведьмак, ты знаешь, как там у нежити дела устроены. — Говорил Роше по-прежнему связно, хотя и чуть более низким голосом, чем обычно. — А вот объясни мне, откуда берутся призраки. Если человек умер, оставив не законченные дела, — он вернётся? Геральт как раз подносил кружку к губам, но, услышав вопрос, сразу же поставил её на стол, не сделав глотка. — Это зависит от силы духа… — начал было он, Роше перебил. — Допустим, силы этой у него было хоть отбавляй. Скажи мне, ведьмак: он может вернуться? Собираясь с мыслями, Геральт почесал в затылке. — Призраки… да, конечно, они возникают и держатся за счет силы воли и некоего желания — отомстить, например. Просто… не все хотят себе такой судьбы. Они отпускают и уходят дальше. Не потому что их ничто не держит здесь, что они никого не любили и не хотели бы попрощаться. Просто оставаться в этом мире душе без тела очень тяжело. Постоянная боль, и когда я говорю «боль» — я говорю, что лучше лечь на дыбу, чем стать призраком. Потому призраки со временем обязательно вырождаются. Они мучаются и страдания их ожесточают. Они теряют себя, постепенно забывают всё, что любили. Через несколько лет это уже сгусток мучений, слабый отпечаток личности. Фенн покачал головой. Тринадцатый молча допил пиво и поднялся, чтобы налить себе ещё. Роше не шевельнулся, остекленевшими глазами смотря перед собой. Геральт же продолжал: — Однажды я взял заказ — деревню в Каэдвене держал в страхе призрак. Он шастал по окрестностям, убивал скот, пугал до смерти людей, хотя чаще сутками напролет стоял на одном перекрестке, как будто ждал кого… Геральт замолчал и задумчиво отхлебнул ещё пива. За описанием лучше бы, конечно, обращаться к Лютику. Он бы сложил слёзные вирши, в меру жуткие и захватывающие. Он бы не рассказывал о свернутой набок челюсти, призрачных пальцах, которые так и норовили впиться в грудь, чтобы вырвать сердце, о пронзительных визгах, от которых в жилах стыла кровь. Он бы рассказал всё красиво, чтобы люди хотели слушать. Но Лютик был занят очередной музой (или двумя), так что Полоскам осталось довольствоваться сомнительным красноречием ведьмака. — Оказалось — бродяжка на свою беду встретила на перекрестке бандитов. Понятно, чем всё закончилось. Видимо, она хотела вернуться, чтобы наказать их, вот и приходила на тот же перекресток изо дня в день, — а ну как они снова пройдут мимо и тогда уж она отомстит. Всё её существование было посвящено этому моменту. А потом она начала забывать, кто был её целью, и уже убивала всех, кто только попадался. Когда я наконец смог её добить, то, клянусь, я услышал, что она меня поблагодарила — и растаяла, исчезла! Как будто все её силы ушли на это «спасибо». И на самом деле… лёгкость на сердце появляется в такие моменты. Когда изгоняешь таких вот страдающих призраков всегда думаешь, что ты спасаешь не только людей, которым те житья не давали, но и сами эти беспокойные души… плохо им, если коротко. — Снова поставив кружку на стол, Геральт сочувственно похлопал Роше по плечу. — Ты не захочешь ему такой участи. — Причем тут я?! — немедленно огрызнулся Роше, сбрасывая руку Геральта. — Мне просто было любопытно! Всем лицом выражая своё отношение к подобным намекам, он с сердитой, отчаянной решимостью опрокинул в себя очередную рюмку, скривился и, резко выдохнув через нос, снова потянулся к бутылке с таким лицом, с каким люди в петлю лезут. И на самом деле Геральт не мог его осуждать — король для Вернона Роше, похоже, был очень важным человеком и, очевидно, что так быстро оправиться от потери без какой-либо помощи он не мог. А солдаты обычно справлялись со скорбью двумя способами: водка и бабы. Выпил Роше уже достаточно, чтобы обеспечить себе головную боль наутро, а со вторым Геральт решил по доброте душевной подсобить. Улучив минуту, он отвёл в сторону совершенно шикарную девицу, которая так туго затянула корсаж, что сиськи вываливались из декольте точно тесто из кадки. На лице у неё было написано, что она — Каролька и не так давно пасла коз в соседней деревне, хотя себя она называла Жанеттой. — Эй, красавица, — понизив голос до шепота, начал Геральт, — товарищу моему грустно. Сидит, вон, только водку и хлещет. Будь так добра, развесели-ка его. Жанетта шмыгнула носом, оценивающе покосившись на Роше. — Этого-то смурного в капюшоне? Легко. Только деньги вперед. Запрятав монеты в штопаный чулок, Жанетта ещё раз шмыгнула носом, поправила вываливающуюся из декольте грудь и, качая широкими бедрами, направилась к Роше с той же неотвратимостью, с какой к стенам осаждаемого замка подкатывают требушет. Геральт, сдерживая пьяное хихиканье, смотрел, как Жанетта чуть ли не с разбегу плюхнулась к Роше на колени. — Иди сюда, касатик, утолю твои печали, — кокетливо пропела Жанетта, немедленно обвивая его шею руками, так что он едва ли не уткнулся в её обширную грудь носом. Полоски замерли, точно околдованные. Тринадцатый поднёс рюмку к губам, но забыл открыть рот, Коротышка наоборот так и застыл с отвисшей челюстью, пенное пиво стекало по его подбородку, Бьянка сжала губы в тонкую линию и покраснела, будто изо всех сил пытаясь не прыснуть — и все как один напряглись, готовясь к чему-то неизбежному и страшному. Однако взрыва не последовало. Роше лишь посмотрел на Жанетту с невыразимой усталостью, глубоко вздохнул, на мгновение закрывая глаза, и бросил короткое: — Убирайся, — однако Жанетта не пожелала так просто сдаваться и собиралась отработать все полученные от ведьмака деньги. Прильнув ближе, она проворковала: — Ну что ты, голуба, вредничаешь? Идем со мной, поднимем тебе настроение и не только. — Убирайся, — холодно повторил Роше, отталкивая женщину. Жанетта скривилась. — Тьфу ты, какой привередливый господин! Ну и сиди себе дальше! Привычным движением поддернув корсаж, Жанетта порывисто вскочила и, демонстративно отвернувшись от Геральта, быстро переключила своё внимание на тучного торговца. Геральт досадливо цыкнул — кажется, деньги ему никто возвращать не собирался — и в этот момент ощутил на себе тяжелый как оплеуха взгляд. — Твоя шутка, ведьмак? — мрачно осведомился Роше. Геральт принял максимально безмятежный вид и вместо оправданий немедленно перешел в нападение. — Даже если и так, что с того? Сидишь тут, сопли на кулак мотаешь. А водка и бабы врачуют все раны, поверь опыту. — Как будто ты в этом хоть что-то понимаешь. — В водке и бабах? Да уж побольше твоего. Теперь он уже откровенно издевался, решив, что клин клином выбивают: после всего, что он слышал о Роше, крайне вспыльчивом и скором на расправу человеке, он ожидал, что тот наконец выйдет из себя, полезет в драку и хоть так сможет ненадолго заглушить боль и гнев. Но и тут Геральт просчитался — похоже, разговор о призраках вымотал Роше куда сильнее, чем могло показаться. Роше даже не стал спорить. Он пожал плечами и просто ушел, на ходу доставая трубку. Геральт хотел последовать за ним, но Тринадцатый потянул его за рукав, удерживая на месте. — Оставь его, мастер ведьмак, — посоветовал он. — Не лезь в то, что тебя не касается. Наш командир в дерьме не горит, в огне не тонет, но… — Точно не наоборот? — Да как ни скажи — всё равно не тонет, и не горит. Но иногда надо просто оставить его в покое. Давай лучше, выпей с нами ещё. Принимая приглашение, Геральт вернулся за стол. Он уже выпил столько, что идея усугубить, была откровенно неудачной, и, более того, он прекрасно понимал это. Однако Геральт никогда не числился в рядах тех, кто всегда принимает исключительно хорошие решения. *** Геральт из раза в раз повторял, что не имеет привычки лезть в чужие дела — и всё равно лез с упорством молодого лоботряса, пытающегося подглядеть за девушками, что ушли купаться нагишом. По-хорошему ему, попрощавшись с Полосками, лечь бы спать. Но когда в дело вступала собственная дурость (и уж тем более подкрепленная выпивкой), любые отголоски здравого разума покидали его в мгновение ока. Нет, Геральт честно попытался сделать всё, от него зависящее, чтобы завершить эту пьянку праведным и мирным сном в собственной постели. Например он отказался допивать последнюю бутылку, потому что чувствовал, что это будет уже лишним, и попрощался с Полосками, которые переходили на ту стадию вечера, когда участники попойки, не сговариваясь, начинают заунывные солдатские песни, чуть покачивая отяжелевшими от выпивки головами. Всё пошло не так, когда он поднялся на второй этаж кабака, где были комнаты, что хозяева сдавали приезжим. Там, тяжело опираясь предплечьем о стену, стоял Роше, который, видимо, устал дымить своей чёртовой трубкой и сейчас собирался с силами, чтобы пройти последние футы до кровати. Водкой от него разило крепко, возможно успел где-то перехватить ещё пару рюмок, но очевидно, он, как и Геральт, честно намеревался сделать всё, от него зависящее, чтобы завершить эту пьянку праведным и мирным сном в собственной постели. И Геральту по-хорошему пожелать бы ему удачи в этом начинании, пойти своей дорогой, рухнуть на продавленную койку, хорошенько проспаться и наутро раскаиваться под аккомпанемент жуткой похмельной мигрени. Только вот Геральт не отличался благоразумием, особенно когда его собственные светлые порывы так жестоко отвергали, как сделал Роше несколькими часами ранее. — Вот и зачем ты это сделал? — обиженно поинтересовался Геральт, нетвердым шагом нагоняя Роше. Тот посмотрел на ведьмака строгим, но осоловелым взглядом, не понимая, к чему он клонит. — Ты ж не только девицу оскорбил, но и меня тоже. Я к тебе со всей душой… а ты… тьфу! — Геральт досадливо махнул рукой. — Что, Жанетта недостаточно хороша для командира, да?.. — Роше по-прежнему молчал, и это уже бесило. Роше явно принадлежал к тем, кто в карман за словом не полезет, однако он сейчас предпочитал топорно отмалчиваться, и это было прямо-таки паскудством с его стороны! — Ну тебя, полосатый, — мрачно заключил Геральт, не дождавшись ответа. Роше пожал плечами. Отвернувшись, он вознамерился возобновить свой нелёгкий путь до кровати, и тут вспышка пьяного раздражения Геральта уступила место пьяному же порыву добросердечности и великодушия. — Знаю-знаю, я, конечно, мудак, но всё-таки не настолько. Давай хоть сейчас помогу. С этими словами Геральт обхватил Роше за талию и закинул его руку себе на плечи. Тот немедленно попытался избавиться от объятий ведьмака с глухим ворчанием о том, что Геральт ему уже напомогал, однако Геральт был ненамного, но трезвее. Важный нюанс заключался в том, что именно что ненамного. Буквально через пару шагов он запнулся, запутался в ногах — и тяжело навалился на Роше, прижимая его к стене. Они замерли, точно опутанные чарами, не позволявшими им отстраниться. Шаперон Роше чуть съехал на сторону, так что видны стали прядь волос на виске и штриховка проступившей к ночи щетины возле уха. Находясь так близко к Роше сейчас, Геральт особенно хорошо видел, как тот вымотан. Не то, чтобы события последних недель могли способствовать здоровому сну и общему спокойствию, но Роше выглядел… отчаявшимся и отчаянным, потерявшим и потерявшимся, и в это же время настолько бессовестно пьяным и оттого беззащитным. И смотрел на Геральта так… странно, как будто не просто не мог найти слов, а даже сам был не в состоянии понять, что хочет сказать. Что же до самого Геральта… ну, он никогда не числился в рядах тех, кто всегда принимает исключительно хорошие решения. Геральт прижался ртом к губам Роше с пьяной, неуклюжей решимостью, совершенно готовый к тому, что в следующий момент получит коленом в пах — и в то же время безошибочно зная, что этого не произойдёт. Может быть у ведьмаков и были сложности с пониманием тонкостей человеческих эмоций, но чуйки у них хватало с лихвой, поэтому Геральт даже не удивился, когда сухие губы разомкнулись навстречу поцелую, а рука в грубой кожаной перчатке без пальцев обхватила его затылок. Целовался Роше торопливо, грубовато и без особого пыла. Как будто это нечто неизбежное, что он готов в принципе перетерпеть, прежде чем найдется занятие поинтереснее. Он позволял прижимать себя к стене, склонял голову чуть набок, открывая шею, и словно бы терпеливо ждал, когда Геральт достаточно развлечется. Всё это тоже было странно и пожалуй даже несколько неприятно, однако Геральт решил, что подумает об этом, когда будет трезвее. А тут ещё и терпение Роше, очевидно, начало иссякать. — Хватит этих твоих нежностей, — хрипло потребовал он, когда губы Геральта скользнули выше, коротко целуя за ухом, — давай уже к делу, пока я не передумал. Хмыкнув, Геральт потёрся кончиком носа о его шею. — Пахнешь тиной и табаком, — шумно втянув воздух, объявил он. — Так и думал. — Завались, ведьмак! — Лучше тебя завалю, — усмехнулся Геральт, а затем, повинуясь внезапному порыву бесшабашности, склонился ниже и впился зубами в подставленную шею прямо над артерией. Кто-то от такого стонал, кто-то — кривился и просил прекратить, кому-то было ни тепло, ни холодно, но вот Роше… он на мгновение напряженно замер, а затем вдруг обмяк и задышал часто-часто. Это ошарашило и одновременно вызвало вспышку дурного, яркого возбуждения. *** Следом за Роше ввалившись в комнату (краем сознания надеясь, что это всё-таки комната кого-то из них), Геральт сразу же попытался снова вжать Роше в стену. Тот, однако, увернулся и принялся поспешно расшнуровывать гамбезон. Избавившись от верхней одежды и штанов, он остался в одной только застиранной до желтизны нижней рубахе поверх которой нелепо болтался тяжелый медальон с лилиями. Шаперон Роше тоже снял, после чего с непринужденностью простого люда, который не видит в наготе никакой проблемы, он повернулся к Геральту спиной, опёрся обеими ладонями о стену и потребовал поторапливаться, пока ему «не надоел весь этот балаган». Геральт думал, что капюшон несет какой-то смысл. Может быть под ним там залысины, жуткие ожоги или — чем чёрт не шутит — шрамы на кончиках ушей, намекающие на то, что раньше эти уши были вполне себе эльфскими. Но Роше, видимо, попросту нравилась эта тряпка, — он не прятал никаких залысин, ожогов или шрамов, однако когда он кинул шаперон на пол подальше, чтобы не наступить ненароком, Геральт заметил, что уши и задняя сторона шеи у него были пунцовыми от румянца, и неожиданно для самого себя нашёл, что это выглядит почти что мило. Совсем не к лицу беспощадному и вспыльчивому темерскому командиру, но очень к лицу вот этому хмурому ублюдку, у которого подогнулись колени лишь от того, что Геральт укусил его за шею. Геральт выпил слишком много для того, чтобы быть в состоянии думать о каких-то прелюдиях, и полагал, что раз человек предлагает — он знает, на что идет, и вполне себе готов. Поэтому только когда Роше тихо выругался на выдохе и напрягся всем телом, до затуманенного пьяным возбуждением разума Геральта дошла простая мысль о том, что не стоило вот так сразу засаживать почти на полную длину. Он замер, в полной мере осознавая свою поспешность и в то же время дурея от ощущений, потому что, боги свидетели, зажимать в углу мужика это по-своему очень даже приятно. С одной стороны это подтверждение собственной силы и лихости, с другой — это просто хорошо. Никаких округлостей, никакой мягкости, — вместо этого мышцы, жилы, перекатывающаяся под кожей сила. Впрочем, даже тут надо было проявить какую-никакую чуткость и дать человеку перевести дух, привыкнуть, потому Геральт и выжидал, когда же его попросят продолжить. Роше, впрочем, заботы не оценил. — Чего ждешь? — ядовито осведомился он, чуть оборачиваясь. — Приглашения? — Настроения на обмен сомнительными остротами у Геральта не было, потому он попросту закрыл Роше рот ладонью, однако Роше больно укусил его. — Не испытывай моего терпения, ведьмак, — пригрозил он, и, боги, даже сейчас полуголый, раскрасневшийся и с членом в заднице он умудрялся звучать нагло и практически свирепо. Что, по совести, возбуждало просто дико. Да и вовсе не нужно было его затыкать — Роше оказался очень тихим. Вжимаясь щекой в белёную стену, он поначалу только дышал, вздрагивая от каждого размашистого толчка. Он не пытался как-то изогнуться, наклониться ниже, чтобы хотя бы самому себе сделать удобнее, даже не подавался навстречу — а просто ждал, точно собственное удовольствие заботило его в последнюю очередь. Когда же Геральт, положив руку Роше промеж лопаток, второй сжал его бледное бедро и потянул на себя, заставляя Роше сильнее прогнуться в пояснице, тот послушался с безучастной покорностью. В другое время Геральта бы насторожила такая самоуничижительная покладистость и совершенное отсутствие ответных действий, но сейчас он был слишком пьян и слишком хотел кончить, совершенно ошалев от того, как же хорошо было чувствовать крепкое сухое тело под его ладонями, как с Роше можно было не цацкаться и не нежничать, зная, что он не переломится от чуть большей грубости и не начнет ныть, что ему неудобно. Простой, безыскусный и бессмысленный трах. Иногда большего и не нужно. Оргазм ощущался как глоток воды после иссушающей жажды — мучительно сильное напряжение возбуждения ненадолго схлынуло и с плеч точно упала тяжесть. Прижавшись грудью к взмокшей спине Роше, Геральт пытался перевести дух, когда Роше вдруг глухо засмеялся жутким, сухим, отрывистым смешком, в котором не было и капли веселья. — Что, уже всё? — прохрипел он, чуть оборачиваясь и по-прежнему опираясь о стену ладонями. Оргазм и его самого как будто даже немного отрезвил. Однако его почти чёрные глаза по-прежнему блестели, не то от распалённой выпивкой сентиментальной чувственности, не то от возбуждения. — Вот уж не думал, что у вас, ведьмаков, всё так плохо с этим делом. Старость не радость, да?.. Эта неприкрытая наглая провокация сорвала последнюю печать с попыток сдерживаться. Двумя руками Геральт вцепился в худые, мускулистые бёдра Роше и, совершенно шалея от вседозволенности, полностью отдался головокружительному жестокому желанию. Самое странное — как вспоминал потом наутро Геральт — Роше и против этого ничего не сказал. Он лишь запрокидывал голову на плечо Геральта, подставлял под поцелуи и укусы шею, тяжело и шумно дышал, раздувая ноздри, и жмурился, будто от любого подобия наслаждения осталась лишь боль. Возможно, так и было. К тому моменту как Геральт умудрился кончить в третий раз, Роше кончать уже было попросту нечем и у него не то, чтобы особо стояло. Он лишь спастически вздрагивал, сжимаясь и напрягаясь всем телом, — и при этом маниакально требовал ещё и ещё. Это нельзя было списать на пьяную жажду ласки, которая многих охватывала после определённого количества выпивки. Роше нужно было что-то больное и болезненное, жуткое, неправильное. Как будто он наказывал себя, и острый стыд от того, что он умудрился получить какое-никакое удовольствие — ещё и несколько раз подряд — его лишь разъярял. Сначала возможность полностью отпустить себя и позволить себе такую грубость, до которой Геральт давно не опускался, была в определённой степени пикантно приятной. Железный темерский ублюдок словно задался целью вытерпеть всё и даже больше, причем ему это похоже нравилось! Только вот эта его исступленная жажда мучить самого себя в какой-то момент стала раздражать, выматывать, да и вожделения уже как такового не оставалось, и после очередного захода — он уже сбился со счету, какого, — Геральт наконец отстранился, оставляя Роше вот так стоять с расставленными ногами у стены. Зрелище вульгарное до зубной боли и в то же время возбуждающее. Возможно, Геральт не отказался бы от продолжения, — секс был неплох, очень даже, давненько ему не предоставлялось такой возможности спустить пар, — но в душе оставался гадливый осадочек, как будто им воспользовались, лишь усугублявшийся от того, что Роше даже не обернулся. Его рубаха была мокрой от пота промеж лопаток и подмышками, а по внутренней стороне бёдер медленно стекали капли семени. Гадливость стремительно перерастала в раздражение. Геральт не любил не понимать, что происходит, а сейчас положительно не мог разобраться, почему ему кажется, что может быть он и поимел чертова ублюдка, но тот умудрился поиметь его самого. Самым лучшим выходом сейчас представлялось попросту уйти, чтобы не запутываться ещё сильнее. Что Геральт и сделал. Звучно хлопнув Роше по ягодице, точно скаковую лошадь, он непослушными руками натянул одежду, кое-как застегнул все клёпки, завязал все верёвочки и просто ушел. Всё это было очень странно и Геральту положительно нужно было выпить ещё.