Вы не одиноки, Ричард

Зубы снова смыкаются на внутренней стороне губы, с тихим стуком соприкасаются, и на языке снова чувствуется вкус крови, такой привычный уже, что иногда становится страшно. Баловник мерно стучит подковами по мостовой, скоро они снова пройдут через ворота особняка на улице Мимоз, а дальше дело привычки. — Спасибо, Пако, — через плечо бросает юноша и спешит ускользнуть в выделенные покои. Весна была теплой, но довольно влажной, северному герцогу от этого часто было зябко, только из-за привычки экономить на дровах он не просил растопить камин. Заботливые кэналлийцы делали это сами. Знакомое чувство тошноты подступило к горлу — это не было проблемой с желудком, всего лишь отвращение к себе за лишние растраты. А еще за беспомощность, глупость, слабость и наивность. Моментами за факт своего существования, вполне бесцельного, если бы не титул. Становится совсем муторно, сердце в груди бьется (а лучше бы перестало) слишком гулко, отдавая болью, из-за которой сложно дышать. Ричард опускается на кровать прямо так, в одежде, едва ли не рвет манжету на левой руке, пока пытается ее расстегнуть, в итоге почти срывает и сразу же закатывает рукав выше локтя. Зубы впиваются в кожу, особо яркие следы оставляют клыки и передние резцы, потом, когда приступ закончится и руку будут обвивать причудливые дуги, можно будет рассмотреть каждый. — Дор Рикардо, — доносится из-за двери после стука, — вас зовет соберано в свой кабинет. Как же не вовремя этот соберано решил вспомнить про оруженосца! Нельзя было задерживаться долго, нечего злить эра, нет никакого настроения слушать отповеди. Подскочив и переждав небольшое головокружение, Ричард подошел к зеркалу и фыркнул. Хорошо хоть не заплакал, и так похож на побитого щенка. — Юноша, а вот и вы, — герцог Алва привычно сидел в кресле у камина, — подайте вина, потом поговорим. С больной рукой после укуса «арамоновской» крысы делать это приходилось левой, пугая так чутко воспитанную матушкой эсператистскую часть в нем. В общем, часть эта была мала, остальное же едва верило в существование хоть какого-нибудь бога. Рука немного тряслась от боли, что, конечно же, не укрылось от внимательных глаз. Цепкие пальцы перехватили запястье, отрезая все шансы к отговоркам или побегу, вино осталось на подлокотнике. — Как долго? — вопрос был задан, едва ли рукав поднялся до середины предплечья. Отвечать и подтверждать свой позор решительно не хотелось. Недолго, хотя по ощущениям Ричарда прошло не меньше минуты, Ворон, не изменившись в лице, поднялся, пристально посмотрел ему в глаза и… обнял? Крепко, без насмешки, с какой-то долей заботы обнял, как… как когда-то делал отец. — Все будет хорошо, —незамысловатое заверение действовало так же, как тогда, в детстве, когда совсем маленький граф Горик плакал из-за разбитой коленки. — Вы справитесь с этим, только не смейте сдаваться. После этих слов сопротивляться сил не было, напряженные до того плечи расслабились и мелко вздрогнули от всхлипа. — Вы не одиноки, Ричард, — «…больше не одиноки, я буду с Вами так долго, как Вы того захотите» так и рвалось, но сегодня этому не место. Когда Рокэ стал герцогом, рядом были Савиньяки и Вейзели. Когда титул свалился на одиннадцатилетнего Окделла, от родного дома остался только склеп. Нет ничего удивительно, что мальчишка нашел только такой способ справляться с чувствами, даже относительно безобидный. Росио Алвасете едва ли не стал блеклой тенью себя от потерь. — Монсеньор, — срывающимся шепотом Ричард вырвал его из мыслей, — спасибо.