you're special, yuko.

      Сузуе не нравилось, когда Юко плакала. Когда била или резала себя. Когда курила или заливалась истеричным смехом вперемешку с самым крепким алкоголем. Когда была грязной.       Ему нравилась другая Юко. Тихая, вечно бегающая туда-сюда, заполняющая отчёты, читающая книги и приносящая ему вкусные шоколадные конфеты с кокосовой стружкой. Он любил есть их из её рук. Так вкуснее. Такая Юко была чистой.       Сейчас же она снова винила себя. Пачка сигарет, пакетик лезвий и бутылка красного вина украшали одинокий белоснежный стол в лаборатории, где она работала. И Сузуя невероятно хотел разбить и растоптать всё это.       Иногда она была занудой. Когда швырялась в него книгами за то, что лез в её дела, рисуя на полях документов кроликов. А ему нравилось уворачиваться, громко смеясь и даже не требуя остановиться. Ему было весело с ней.       Не так, как с гулями, кишки которых Джузо выворачивал наизнанку ежедневно, нет. С ней было весело по-другому. Как с солнечными зайчиками или плюшевыми игрушками. Как с самым любимым воздушным шариком, который, пусть и своенравный, но до боли понятный и родной.       Сейчас же она была до боли жалкой. Сузуя не любил таких людей. Мелочных, корящих себя за каждую оплошность, а потом ещё долго живущих в реальности собственных страданий. Они его раздражали.       Только Юко, в отличие от остальных, хотелось пожалеть. Показать ей, что всё не так плохо. Побыть рядом, чтобы больше не видеть шрамов на её тонких бледных руках. Чтобы больше не слышать сиплого голоса, говорящего лишь о том, что ещё одна ночь была проведена без сна.       — Не плачь, они всё равно все мертвы.       Сузуя не умел утешать. А Юко не умела слушать. В их диалогах никогда не было смысла. Это как немой твердил бы глухому.       И всё-таки они продолжали пытаться. Джузо разглагольствовал на всякие темы, а Камато улыбалась или хмурилась в зависимости от того, как он описывал то или иное явление. Она читала его интонации, будто книгу, а он пробовал каждое слово на вкус, то и дело всматриваясь в лицо подруги, чтобы понять, правильно ли он всё делает. Увидеть реакцию.       — Ты не понимаешь, Сузуя. — Юко встала со стула, а затем медленно скатилась по стене на пол, поджимая под себя колени, — Для тебя человеческие жизни ничего не значат. Но я ценю каждую. И я же каждую погубила. Это моя вина. Я не смогла убить того гуля. Я и только я.       Он нахмурился. Сейчас она была более чужой, чем обычно. Люди быстро менялись, и Джузо привыкал к этому, но, когда менялась она, становилось неприятно. Будто Юко чем-то отличалась от других. Была особенной.       — Шинохара говорил, что есть хороший способ помочь тем, кому плохо.       Камато хмыкнула. Её всегда забавляло, как этот маленький проворный мальчишка контрастно выделял слова в одном и том же предложении. "Хорошо" и "плохо". "Холодно" и "горячо". Будто заполнял справочник по антонимам, а не общался с человеком.       — И какой же? — поинтересовалась она, переводя взгляд на разместившегося рядом собеседника.       Сузуя похлопал себя по коленям. Сначала почти незаметно, а затем увереннее, ритмичнее. Будто призывал к чему-то.       — Шинохара гладил меня по голове. — так по-детски невинно сообщил он, пожимая плечами. — Я тоже хочу тебя погладить, Юко-тян. Так ты перестанешь плакать, ведь правда?       Джузо говорил искренне. Верил в каждое своё слово, ни на минуту не сомневаясь. И Юко тоже хотелось верить. Очень хотелось.       Она медленно наклонилась и неуверенным движением уместила голову на его коленях. Коленях безжалостного убийцы, который этими же руками калечил и издевался над огромным количеством существ. Теперь же эти пальцы перебирали иссиня-чёрные локоны, так нежно и осторожно. Так тепло.       Да, безусловно. С ним было тепло.