Молчание

Соулмейты были основой мира Рунтерры, но Джейс Талис менял мир, не спрашивая разрешения. Виктор не раз собирался сказать Джейсу… что-нибудь. Что он должен был сказать: у меня на запястье твое имя, а у тебя моего, по-видимому, нет? Или «я буквально умираю из-за того, что ты влюбился в Мел и моя глупая метка считает, что ты меня отверг»? «Мы можем остаться друзьями, но быть с другими я тебе позволить не могу»? И почему ему достался именно этот тип связи? Почему нельзя быть просто рядом? Просто… наблюдать издалека. Было бы лучше, если бы Виктор никогда не встречал Джейса Талиса. Он собирался поговорить, предложить найти решение этой задачи вдвоем, как они делали всякий раз, сталкиваясь с неразрешимыми на первый взгляд сложностями. Собирался, но откладывал. Он не мог обречь Джейса на… себя. Тем более, что эта связь, очевидно, была глубоко односторонней. Джейс никогда не выказывал никакого особого волнения и не вел себя как человек, встретивший своего соулмейта. Его запястье закрывал браслет с выгоревшим синим камнем, так что Виктор не был уверен, было ли вообще на коже Джейса его имя? А если нет? Если там красовалась ноксианская вязь клана Медарда? Виктор молчал, пока не стало слишком поздно. Теперь пути назад не было, и он впрямь не смог бы обречь Джейса на себя, умирающего. Это было бы слишком жестоко. У Джейса было будущее, и оно было блестящим, как яркое солнце Пилтовера. Единственным светом в будущем Виктора были лиловые прожилки подкрадывающегося безумия. *** В тот момент, когда магия перенесла маленького Джейса и его мать из белой снежной пустыни на цветущий луг, на коже мальчика появилась тень имени — неразборчивого, нечитаемого. Маг объяснил, что он изменил его судьбу и мальчик, родившийся без метки, обреченный никогда не встретить соулмейта из-за ранней смерти, в этот миг обрел его — вероятно, такого же обреченного на раннюю кончину человека. Но такая связь противоречила законам природы, и маг оборвал ее. Когда Джейс спросил, что тогда будет с его соулмейтом, маг покачал головой. Джейс сделал браслет, чтобы скрывать свое пустое запястье и помнить о невольной жертве своего-не-своего соулмейта, которому он был обязан жизнью. Джейс старался жить за них обоих. Когда он встретил Виктора, то сердце не успевало биться: слишком много всего изменилось всего лишь за один день. Джейс не спрашивал Виктора о его соулмейте, но, видя как тот неизменно выбирает рубашки с длинными рукавами и никогда не закатывает манжет, решил, что они оба выжили, хотя не должны были. Выжили, чтобы остаться в одиночестве. Джейс принимает ухаживания Мел: диковинное имя на ее запястье перечеркнуто, вымарано насильственной смертью. Джейс думает, что они хорошо подходят друг другу. *** Виктор уходит. Он перестает тратить время зря и сосредотачивается на главном: находит способ починить себя и оставляет надежду на то, что Джейс однажды признает его. Этого достаточно для выживания. Со временем Виктор превращается в мрачного Вестника Машин, заковывая свое слабое «я» в прочную, блестящую сталь. Джейс же становится символом, героем, Защитником Завтрашнего Дня. Забавно, но, кажется, ожидания людей сковывают его куда теснее холодного металла. *** Джейс восстанавливает связь случайно. Новая комбинация рун, нестабильный кристалл — и капля его крови на верстаке из неосторожного пореза. Установка реагирует, Джейса захватывает в тиски разряда до того, как он понимает, что произошло. Это чертовски больно. Настолько, что Джейс теряет сознание и больше не приходит в себя. *** Кейтлин находит Виктора слишком легко для той, кто безрезультатно искала его логово последние три года. — Джейс умирает. Я знаю, ты можешь спасти его. — Не понимаю, о чем вы говорите, шериф, — Виктор сосредоточенно соединяет сухожилия своего предплечья с проводами. — Об этом! Ее, похоже, ничего не смущает: ни вскрытая рука, ни его работа. Кейтлин тычет в имя на запястье, которое он не удосужился удалить. Видимо, зря. — Ваша связь его убивает! Если ты примешь ее, то он выживет. Даже ты не настолько жесток, Виктор. Помоги ему! Спрашивать о том, как Кейтлин узнала его маленький секрет, бессмысленно. Эта женщина может разгадать любую тайну. — У него на коже есть мое имя? — Нет, но… — Тогда у вас нет доказательств, шериф. Покиньте мой дом, пока я прошу вежливо. У госпожи Кираман удивительное чутье: она четко понимает, когда переговоры провалены. Виктор ждет выстрела в спину или нарочито громкого лязга двери, но получает только шипящее: «Монстр!» *** Охрана больниц в Пилтовере просто смехотворно плоха. Они как будто надеются, что никто добровольно не сунется в госпиталь, кроме восторженных поклонников Защитника Завтрашнего Дня. Палата Джейса похожа на весенний луг: между букетами цветов пролегает тонкая извилистая тропинка до двери. Что ж, хорошо, что Виктор решил войти через окно. Он убирает с дороги драматичные белые лилии и опускается на край кровати. Джейс изможден, наверное, почти так же, как он сам, когда умирал. Левая рука полностью почернела, а темные, щупальца смерти уже обвили сердце и потянулись к лицу. Под глазами залегли такие плотные тени, что глазницы кажутся пустыми. Ресницы не дрожат, а грудь едва вздымается: воздух в нее вталкивает машина. Какая ирония! Виктор снимает маску и перчатки. Хватит ли этого? Он осторожно дотрагивается до предплечья Джейса, и чернота, будто испугавшись, отступает от его касаний. Рассыпается, как тени на свету, растворяется и уходит шипящей дымкой сквозь поры. Он оглаживает впалые щеки, веки под его пальцами начинают дрожать. Он отнимает от лица Джейса кислородную маску, но дыхание не останавливается. — Никто не узнает, правда? — обнадеживает себя Виктор и прижимается губами к губам Джейса, позволяя себе на мгновение поверить в то, что это по-настоящему, что они оба этого хотят. *** Когда срабатывает тревога и Кейтлин бросается в палату, она находит только распахнутое окно и удивленно озирающегося Джейса. Она смеется от облегчения. Возможно, чуть истерично. — Я настолько нелепо выгляжу? — спрашивает Джейс. — Ты отлично выглядишь. Какая же она дура: поверила словам преступника! *** Время идет, и Джейсу кажется, что с ним что-то не так: каждые два-три месяца он чувствует как силы покидают его, а мир начинает терять краски. Но стоит появиться Вестнику Машин, как Джейс оживает. Каждая схватка с бывшим партнером — словно глоток свежего воздуха. Они сражаются самозабвенно, отдавая себя целиком этой смертельной пляске, а после, даже несмотря на синяки, ссадины и ожоги, которые, впрочем, быстро затягиваются, наступает облегчение. Они как будто неким мистическим образом исцеляют друг друга. — Я стал адреналиновым наркоманом, — жалуется Джейс. — Поверь мне, нет. Я работаю с Вай. Вот уж кто точно адреналиновый наркоман. — Но эти рейды в Заун… Мне кажется, я умру, если пропущу хоть один. Кейтлин не отвечает, а Джейсу кажется, что он каким-то образом сказал правду. *** Для Виктора близость Джейса — единственный способ сохранить здравый рассудок, насколько это возможно. Он чувствует, как его разум просыпается, отбрасывая навязчивые идеи Славной Эволюции, как ненадолго он перестает быть Вестником Машин и становится просто Виктором. Вместе с ясностью ума приходит и боль. Виктор знает, как с ней жить, у него было много практики. Он цепляется за нее как за спасательный круг, но шепот хекс-ядра убаюкивает его, и рано или поздно он вновь проваливается в грезы о лучшем будущем для человечества. И только появление Защитника, спасает его. Такая ирония. Их связь каким-то образом работает. Странно, неправильно, истрепанная и перетертая, как трос лебедки, которая все еще таскает пассажиров старых вагончиков канатной дороги в Пилтовер и обратно. Всё ещё держится, вопреки всему. *** Джейс сбивает с него маску, зацепившись самым краем молота. Срывает с креплений, которые изгибаются и цепляют острыми краями щеку, прежде чем отлететь прочь. Без маски смотреть вокруг удивительно чуждо: мир, больше не припудренный желтизной стекла, выглядит ужасно ярким, почти таким же, как торжествующая улыбка Защитника Завтрашнего Дня. — На этот раз я одолел тебя, старый друг, — гордо произносит Джейс, убирая в сторону молот. — Похоже, тебе придется провести в Стиллуотере несколько месяцев, пока Кейтлин будет собирать самый полный перечень твоих преступлений. Они близки, слишком близки. Виктор чувствует, как от этой близости его раны стремительно заживают, а легкие расправляются и начинают дышать, впервые за много месяцев — без помощи парового привода. Видимо, мгновенно срастающиеся порезы на лице привлекают внимание Джейса, потому что тот неожиданно протягивает руку к его щеке. — Виктор, ты… Он дергается, пытается уйти от прикосновения, но костюм сломан, обесточен, так что Виктор заперт в нем как мышь в мышеловке. Он делает все, что может: отворачивается, закрывает глаза, отказываясь видеть, отказываясь признавать. — Виктор… И все же, когда шершавая от мозолей ладонь касается щеки, Виктор льнет к ней, не в силах отказаться от той милости, что ему дана. Он утыкается носом в запястье Джейса, целует давно потухшую руну, вплавленную в кристалл браслета — и тот разгорается, вспыхивает последней искрой магии, обжигая добела раскаленным жаром. С криком Джейс отдергивает руку, стряхивает браслет, не заботясь о целости креплений — и замирает на судорожном вдохе: под кожей расплываются чернила.

Конец.