Раскрасить пустоту

Спустя пару минут Канаде очнулась. В её памяти медленно складывался пазл из воспоминаний о случившемся. Девушка аккуратно поднялась с пола и подошла к зеркалу, чтобы осмотреть едко болящую щёку. Отражение в прямоугольном зеркале захватывало Канаде в полный рост. В её внешности самой яркой деталью были пепельные волосы, хаотичными волнами укрывавшие её тело. Но в этот раз их затмил выступающий отёк на щеке, который было видно издалека. Взгляд словно прилип к правой части лица. Даже если и удавалось его отвести, картинка перед глазами не менялась. Канаде было жутко от себя. И казалось, что от этого чувства совсем никак не отвертеться. Но режущая боль отрывала от мыслей, привлекая всё внимание к себе. Именно этого, можно подумать, она и хотела добиться. Но всё-таки, Канаде слишком хотела поскорее вернуться к работе, а чтобы продолжать писать музыку, важно чувствовать себя как минимум немного комфортнее, чем сейчас. Канаде пришла на кухню. Её глаза, привыкшие к мраку в комнате резко сузились, уловив яркие краски рассвета, доносящиеся из окна. Кое-как Канаде нащупала банку энергетика в холодильнике, а после приложила её к больному месту как компресс. – Я должна продолжать до тех пор, пока не достигну своей цели – невнятно, но уверенно проговорила девушка. Холод и режущая боль сковывали её речь. Она вернулась в свою комнату, включила компьютер и продолжила работу, при этом левой рукой прижимая банку к лицу. Канаде хотелось довести мелодию до идеала, и в этом ей ничего не могло помешать. *** Звонок будильника обрывает сладкий сон Хонами. По традиции, с утра она тихо обговаривала сама с собой предстоящие дела. – Так... – вполголоса начала Хонами – Сегодня у меня шесть уроков в академии, а потом репетиция... Ой, нет, сегодня она отменилась, точно. И ещё уборка в доме Йоисаки. – после этих слов внутри резко появилась бодрость и быстро расплылась по всему телу, согревая его – Интересно, как дела у Канаде? Наверное, при встрече она снова покажет мне свои новые произведения, ах, как я люблю её музыку! Буду очень рада её сегодня увидеть. Хонами встаёт с кровати, совершает всю свою утреннюю рутину и надевает униформу. Мысли о Канаде усеяли её сознание, думалось совершенно разное, мелькающая тревога за девушку сменялась ложными, но от этого не менее приятными воспоминаниями. Всё вокруг напоминало о ней. С самого начала учебного учебного дня сознание Хонами предвещало быть рассеянным. Девушки не виделись несколько дней, но за это время у Канаде могло всё так поменяться, и эта неизвестность не давала Хонами усидеть на месте. В таком состоянии девушка пыталась быть активной на уроке, но часто устные ответы были совершенно не по теме, а решения задач по высшей математике сворачивали не туда. К счастью, уроки пролетели быстро, после чего Хонами покинула академию. "Ой, кажется, я так заволновалась, что совсем забыла о том, что Ичика сорвала голос, из-за чего и отменилась наша репетиция. Наверное, она так плохо себя чувствует." На ходу Хонами достала телефон и начала записывать голосовое сообщение. – Ичика! Прости, что сразу тебе не написала. – тараторила Хонами– Напоминаю, чтобы ты не забывала принимать лекарства. Желаю тебе скорейшего выздоровления. Хочу как можно скорее вновь услышать твой прекрасный вокал на нашей репетиции! Отправлено. Двигаясь по выученному маршруту, Хонами прошла множество уютных улиц, красивых зданий с узорчатыми оконными рамами, а также приметила один палисадник, в котором выращивался редкий вид орхидей. А вот и знакомый перекресток, на котором и располагался светло-серый двухэтажный домик Канаде. Хонами постучалась, и спустя пару мгновений дверь открылась. – Привет – взгляд Хонами упал на жестяную банку, которую Канаде держала у щеки – ой... а как ты умудрилась ушибить щёку? – Вообще... это было... ну... неожиданно – взволнованно ответила Канаде. – Ну-ка , убери это от лица. Подожди. Банка такая тёплая, как ты не заметила, что она согрелась? –Я... Я просто работала над песней, и сконцентрировалась только на ней. Вот сегодня я дописала, давай ты пройдешь, послушаешь, мне нужно мнение со стороны – то ли пытаясь отвлечь Хонами, то ли просто от того, что уже не придавала значения боли, говорила Канаде. – Я буду очень рада, но всё же, давай сначала разберемся с твоей припухлостью на щеке. Девушки прошли на кухню. Пока Канаде искала в холодильнике подходящую по форме консерву, Хонами погрузилась в размышления. "Она всегда такая бледная и уставшая. Неприкрытые ноги усеяны гематомами... Раньше она всегда была в длинных штанах, а сегодня, видимо, так заработалась, что забыла о состоянии своей фарфоровой кожи. Синяки хаотично разбросаны, как веснушки. Значит, это вряд ли от падений. Неужели это то, о чём я догадывалась? О, мы же говорили на курсах по психологии о самоповреждении. Хоть где-то мне эти знания пригодятся... Кажется, я знаю, что нужно сделать, чтобы проверить мои догадки." – Я нашла – голос Канаде вернул Хонами к реальности. – Да, молодец. И как у тебя рука не затекла, пока она находилась столько часов в одинаковом положении... – Понимаешь, я просто не могу отвлекаться от процесса, вдруг потеряю какую-нибудь ценную идею. Я так увлеклась, что совсем забыла о болящей щеке. – Ммм... Да, я понимаю, о чём ты. Кажется, будто через мелодию ты показываешь миру о свои глубокие чувства, будто переживания выходят наружу, и этот процесс настолько приятный,что не хочется отрываться ни на секунду, да? –Честно... Я даже не знаю. Не думала об этом. Но это... То, о чём ты сказала... Кажется, знакомое мне чувство. Такое... окрыляющее. – Неужели ты ничего не ощущаешь во время написания музыки? – Ощущаю, конечно ощущаю. – А что? – Вообще... – Канаде потупилась в стену, задумавшись над вопросом, как вдруг в голове всплыл заученный ответ – хочу дать спасение моим слушателям, а в особенности Мафую. А ощущаю я в первую очередь непонимание. Совсем не знаю, есть ли хоть какой-то результат от моих стараний – переведя взгляд на Хонами, девушка смущённо добавила – Кстати, почему ты спрашиваешь? – Понимаешь-ли, Канаде, твоя музыка просто восхитительна, я слушаю её всё свободное время в абсолютно разные моменты . Очень интересно узнать, какой твой изначальный посыл. В плане, обычно слушатели подстраивают смысл любимых песен под себя, каждый видит одно и то же произведение по-разном. Для меня возможность задать тебе вопросы – это всё равно, что взять интервью у кумира. Сможешь ли ты исполнить мою мечту и ответить на них? – Хонами знала, что Канаде никогда бы не отказала даже в самой маленькой услуге, поэтому пришлось надавить на это. – Вот как... – Канаде была озадачена тем, что услышала. В последнее время похвала не стоила для неё ничего, воспринималась она лишь как шутка. Девушка редко оставалась довольной своими произведениями, казалось, всегда чего-то не достаёт, а окружающие при таком раскладе будто неумело хотят её утешить своими восхищёнными речами. Но сейчас эти тёплые слова, сказанные нежным голоском будто обрели смысл. Голубые глаза Хонами становились ярче на солнце. Казалось, девушке с таким добрым взглядом было невозможно отказать. – Раз так, то я попробую – наконец-таки ответила Канаде. – Как ты вообще начала заниматься музыкой? – Даже и не вспомнить. С раннего детства я заинтересована в этом деле, ведь мой отец был композитором. Я, как наверное многие другие дети, частично подражала своим родителям. Когда мне было 3, я била палочками по ксилофону и составляла примитивные мелодии. Как сейчас помню это искрящееся ощущение внутри. Оно усиливалось после того, как меня хвалили родители. Ах, наверное, именно так я и встала на музыкальный путь. – То есть, родители поддерживали тебя в начинаниях? – Да, полностью. – А друзья? – У меня их было совсем немного, но каждый был доволен моими работами. – А почему сейчас ты сомневаешься в своём творчестве? – Вообще... – вдумчиво начала Канаде – Потому что долгое время никак я не могу написать что-то стоящее. Насколько помню, всё время с момента , когда папу госпитализировали, я только и занималась музыкой. Сегодня , вчера, месяц назад... Какую дату ни назови, я с уверенностью смогу сказать, что я писала песни в этот день. Но всегда что-либо идёт не так. – тон её голоса становился всё более печальным с каждым словом – Всегда получается нечто... как бы сказать... а, не важно. Страх перемкнул речь Канаде. Казалось, если Хонами узнает о разрушительной стороне её искусства, девушка навсегда отвернётся от Канаде. – Мне важно абсолютно всё, можешь не бояться – поддерживала Хонами. – Ох... я думаю, тебе лучше не знать этого. Ты расстроишься. – Я не осужу тебя. Я слишком привязана к твоему творчеству, не думаю, что обычная жизненная история заставит отвернуться от тебя. Я не знаю, что ты пытаешься умолчать, но в конце концов, все совершают ошибки, в этом нет ничего страшного. – Ты точно хочешь это услышать? – Да. – Я постараюсь рассказать. У меня получается музыка, странно влияющая на людей. Тем, кто знает меня не слишком хорошо она нравится, а самых близких она заставляет страдать. Я не знаю, почему так получается. Мой папа... Ох... Он в коме из-за моей песни. Сразу после того, как я её сочинила, он оказался в больнице, и лежит там до сих пор. И Мафую... Однажды, моё творение сделало ей легче, но теперь, кажется, ей всё хуже и хуже, чем больше написано песен, тем скорее её эмоции стремятся в пропасть. Я не понимаю в чём причина. Сколько бы я ни трудилась, не получается абсолютно ничего толкового, только разрушительное и отвратительное... Ой... – оборвала свою мысль Канаде – Наверное, всё же мне не стоило об этом рассказывать. Я вижу, ты расстроена и напугана. Прости меня, прости, что и тебе всё порчу. – Оу... Канаде, тебе не за что извиняться. Моё настроение вовсе не ухудшилось. Можешь быть честной со мной, мне от этого не станет грустно, наоборот приятно от того, что ты мне доверяешь. Конечно же, музыка влияет на человеческий мозг и настроение, но не думаю, что из-за неё мог заболеть твой папа, а Мафую стала ещё более пустой внутри. – Ты уверенна в этом? – Да, точно. Ты помнишь, что происходило у папы до того, как он заболел? – Тогда были проблемы на работе. Ему не раз говорили о том, что музыка звучит старомодно и безвкусно, за такое его грозились уволить. А моими же песенками он так восхищался... Именно я заставила его чувствовать себя плохо. – Нет, вовсе не ты. Я думаю, благодаря тебе ему наоборот было лучше, ведь его талант продолжился в тебе. А вот из-за стресса на работе – вполне может быть. В этом нет твоей вины, понимаешь? – Ты уверена? – Честно тебе говорю. И вообще... даже после того, что я узнала, мое мнение о тебе не поменялось. Лично мне нравятся каждая твоя песня. Все до единой, даже те, которые ты считаешь неудачными. Я помню, как приходила к тебе на прошлой неделе. Ты была расстроена и говорила, что новая мелодия получилась просто отвратительной. Но мне казалось совершенно наоборот, в этом риффе был свой шарм, что-то настолько свежее и оригинальное... Наверное, ты не поймёшь о чём я. Там, где ты видишь провал, я вижу творческий рост. – Ох... И всё же, странно это. Как тебе, опытной барабанщице, может нравиться песня, в которой так криво прописаны ударные? – Да нет, наоборот интересно. Это будто совсем новый горизонт, смелый шаг в будущее... Я как раз всё никак не могла придумать партию для нового сингла, а твоя работа словно открыла мне глаза. Поверь мне, всё правда получилось замечательно. – Да... Наверное зря я так. Извини, извини меня. Как много я сегодня хамлю тебе... прости. – Нет-нет, всё правда хорошо, не беспокойся – Хонами положила руку на плечо Канаде. – Точно? – дрожащим голосом выдавила девушка. – Да. – Ты не шутишь? Если обижаешься – так и скажи. Только... но только не оставляй меня – по бледной коже потекли еле заметные слёзы. Хонами нежно обняла Канаде, одной рукой гладя ее по мягким волосам. Обеим девушкам хотелось, чтобы этот момент продлился целую вечность. Как же давно Хонами мечтала обнять её. Не менее давно Канаде в последний раз чувствовала себя кому-то нужной. – Я буду с тобой и никуда не уйду– прошептала Хонами ей на ухо. Это недолгое ощущение спокойствия переносило Канаде в солнечные дни, проведённые с родителями. Уже несколько лет её душа была наполнена исключительно страданиями, не дававшими шанс на выживание даже минутной гордости за себя. Слёзы впитывались в бежевый кардиган, оставляя на нём бесформенные пятна. Ощущение теплоты, исходящей от прикосновений Хонами чередовалось с привычным чувством вины за мелкие проступки. Эта комбинация ощущалась слишком грязно, нервная система девушки переносила её с трудом. Но нахождение Хонами рядом сглаживало все острые углы. В её объятиях хотелось раствориться.