Грязная мечта

Он целует губами бледную шею, вырывая рваный вздох, а пальцами свободной руки двигается внутри податливого тела, слыша всхлипы и довольные стоны. Такие же бледные тонкие ладони сжимают деревянную поверхность стола, грозясь сломать ту в щепки. Недостаточно. Россия поднимает глаза, встречаясь не с привычным красным холодом, а уже голубой лазурью, в которой виднеются всполохи возбуждения. Видит совсем не черные короткие волосы, а пшеничные длинные пряди, что распластались вокруг головы по темной поверхности, словно они какое-то солнце. Какой раз он видел его в нем? Какой раз он видел его в других партнёрах и партнёршах, что никак не могли заменить Германию, хотя бы на проценты, хотя бы на долю. — Россия.. — Мужчина слышит не тихий хриплый голос, что произнес его имя с акцентом, а более грубый и властный, несмотря на положение. Русский нервно облизывается, ускоряясь и целуя приоткрытый в немом стоне красный рот. Он чувствует не сладкий привкус только что съеденного десерта, а пьянящего алкоголя и железа. Он ведет пальцами свободной руки по груди, задевая стоящие соски и сжимает торс, поглаживая, а затем снова возвращается. Чужое тело извивается под его движениями, выгибается дугой и дрожит, словно домино. Такое рассыпчатое, хрупкое, но без черных точек. Интересно, как бы ты поступил, Германия, если бы узнал, что твой враг хочет тебя трахнуть? Как бы отреагировал? Твои кровяные глаза налились бы осуждением, неприязнью, или, быть может, наоборот — долгожданным удовольствием и желанием? На губах русского появилась усмешка, которую не заметили штаты, явно увлечённые больше своими ощущениями, нежели чем-то другим. Горячая теснота чужого нутра обволакивала фаланги пальцев, но он ничего не ощущал. Россия моргнул, погружаясь в себя. Теперь же перед ним лежал другой человек: коротко стриженный брюнет с припухшими от поцелуев губами и тихо стонующий из-за движений снизу, внутри. Рубиновые глаза блестели от похоти, а острые зубы прикусывали нежную плоть собственного рта, лопая тонкую пленку и позволяя красным каплям крови стекать вниз по коже. Император нагнулся к нему, слизывая жидкость: сладкая, на вкус как кленовый сироп. Германия рвано выдыхает и, оттягивая за волосы его от себя, прикасается к щеке царя, а затем движется к розовым губам, врываясь между ними, и пальцами надавливая тут же на чужой язык. — Пожалуйста..! — Раздается мольба, а за ней следует измученный всхлип: Америка поддается бедрами вперед, беспомощно выгибаясь и сгорая от нестерпимого желания. — Russia... Ах.. Он судорожно вытаскивает пальцы из отверстия и, не имея ни возможности ни желания сопротивляться греху, вгоняет в податливое горячее чувствительное тело свой член. Голова совсем не с светлыми волосами, а темными откидывается назад, ударяясь о стол затылком, что наверняка было больно, заставляя русского хрипло ухмыльнуться и лишь ускориться, прижаться ближе, и сжать чужие в цепком захвате рук. Немец бы под ним усмехнулся, начиная двигаться на встречу и тихо постанывать от того, что русский член каждым толчком задевает простату внутри него. — Yes! Быстрее.. — Россия представляет вместо английских слов немецкие ругательства, ощущая, как по вискам бьёт наковальня, вызывая особенное наслаждение, которое граничит с болью. Он ускоряется, уже сжимая гладкие упругие бедра до синяков, и мужчина, лежащий под ним, притягивает его к себе, прикасаясь к губам. Царь ощущает острые клыки, что впиваются ему в мягкую плоть, разрывая, впитывая в себя металлический вкус, заставляя застонать от чересчур яркой фантазии головного мозга. Тонкие пальцы Америки вжимаются в потную и влажную кожу плеч, царапая коротко стриженными ногтями — пытается привлечь снова чужое внимание, затуманенный золотой взгляд. Но России глубоко плевать на американца, глубоко плевать на чужие чувства и эмоции. Он лишь заменяет ему его — Германскую империю, которому тот не в силах признаться, страшась отказа. — Прошу, ещё..! — Снова чужой голос разрывает воцарившуюся тишину, словно лопнул пленку надувного шарика иглой, приятного снаружи шарика, что внутри неприятно пах резиной и пылью. Русский сжимает чужую правую грудь, дразня и слыша, как тот стонет, и ёрзает лишь сильнее — чувствуя, как сотрясается хлипкий стол под их рваными, но глубокими движениями — видя, как дьявольски красные глаза, загораются, темнеют, приобретая более бордовый оттенок настоящей похоти. Россия прокрутил между пальцами бледно-розовую горошину соска, слыша звонкий всхлип — он точно сходил с ума, представляя совсем другого. Был настоящим эгоистом, пользующимся чужими чувствами, что по крупицам воссоздал в голове все фильмы с яркими картинками про другую влюбленность и любовь. Тело под ним дрожит, и содрогается, кончая и задыхаясь, испытав оргазм. Русский видит звёзды перед глазами от того, как сильно сжимают его член внутри себя, заставляя еле сдерживаться, чтобы сейчас не излиться следом за ним. Он вытаскивает член одним движением и отстраняется, потянув за волосы Америку на себя, чему тот послушно последовал. — На колени. — Американец тяжело дыша и еле передвигаясь, сел перед ним на пол, и, подняв глаза наверх, начал заглатывать чужой пенис. Русский уже видел совсем иную фотографию: Германская империя в своей блядской чёрной форме и длинных лакированных сапогах, сидит прямо перед ним и двигает ртом по стволу, помогая себе рукой в длинной белой перчатке. Чужие кровяные глаза усмехаются, заставляя Россию задрожать и, сцепив зубы, взяться за чужие короткие локоны волос, натягивая сильнее и изливаясь в чужой рот, пачкая, оскверняя. Он еле сдерживается от желания застонать имя немца, но вместо этого говорит другое: — Америка, боже, ты прекрасен. — Русский, легко улыбается и, глядя на того сверху вниз, растирает свою сперму по чужим красным губам, что растягиваются в ответной доверчивой и влюбленной улыбке.