Снова

И снова всё, как в самых глупых фильмах. Они снова оказались вдвоём в маленькой комнате, которую освещает лишь настольная лампа. Кажется, уже оба забыли, в чьей квартире они на этот раз. Сидя на кровати, парни смотрят в глаза друг другу. Руслан, как всегда с дерзкой, бесстыжей ухмылкой. Юрин взгляд пустой, на бледном лице почти не осталось смущения и стыда. Оба прекрасно понимают, к чему всё идёт. Одновременно затягиваясь, выдыхают дым дым друг другу в лицо. Руслан первый наклоняется над Татищевым, забирает сигарету из чужих пальцев и тушит о старый, клетчатый плед. — Что-то ты сегодня не выëбываешься, опять ротик слипся от хуёв? — Да, так что отсосëшь сегодня ты. Енисейский усмехается, запуская пальцы в чужие волосы. Они чёрные, совсем короткие и безжизненные, в них въелся запах табака и какого-то дешёвого шампуня. Но у Руслана хорошее воображение. Представляя длинные, русые пряди, пахнущие тайгой, он сжимает их у самых корней и резко притягивает Юру к себе. Енисейский впивается в тонкие губы, жадно, бесцеремонно кусает и настойчиво проникает в чужой рот. Им обоим больно, обоих тошнит то-ли от сигаретного дыма, что заполнял комнату, то-ли друг от друга. Но никто не собирается останавливаться. Искусанные, чуть-ли не до крови губы онемели. Но теснота в штанах просит о большем. Юра разрывает поцелуй, берёт ладони Руслана в свои и опрокидывает на постель, нависая сверху. Мельком замечает, как подрагивают его руки, но сейчас всё внимание обращено на тело. Сил ждать нет, Татищев задирает чужую футболку и припадает к животу, опаляя дыханием кожу. Спускается поцелуями всё ниже, пока рваные вздохи Енисейского ласкают слух. Возбуждение Руслана, тоже начинает неприятно давить. — Шевелись. — Цедит на выдохе, сдерживая стон. Такую слабость в его голосе дозволено слышать далеко не всем. Юра бы с удовольствием съязвил, но он лишь растягивает губы в ухмылке и стаскивает чужие джинсы. Как же медленно. Но только Руслан хочет снова возмутиться, как чувствует холодные пальцы, что забираются под резинку боксеров и обхватывают член. Татищев делает небрежные движения вверх-вниз, не отрывая взгляда от зелëных глаз. Енисейского ведёт от ощущений, тело словно током прошибает. Как же хочется больше. Больше прикосновений, поцелуев, еле слышных слов и тех самых влюблённых, или даже нахальных взглядов. Только вот чьих… Быстро нащупав на прикроватной тумбочке смазку, Юра щедро льёт жидкость на пальцы и приспускает трусы Руслана. — Готов? — Татищев не планирует дожидаться ответа. Он проталкивает сразу два пальца, Руслан вскрикивает, запрокидывает голову, сжимая застиранные простыни. Дыхание сбивается окончательно. Енисейский чувствует, как его растягивают на манер ножниц, ускоряя толчки, заставляя содрогаться. Юра берёт его за подбородок и снова целует, уже мягче, будто-бы даже, отвлекая от дискомфорта. Пальцы внутри попадают под чувствительным углом. Руслан стонет, громко, протяжно и пошло. Телу до одури хорошо, хочется чтобы его вжали в эту кровать, чтобы чьи-то руки, без разницы, чьи, блуждали и лапали везде, где им только вздумается, чтобы собственные крики, наконец заглушили навязчивые мысли. Он не может больше ждать. — Войди в меня уже. — Шепчет Руслан, слегка охрипшим голосом. Юра вытаскивает пальцы, пара мгновений и он раскатал презерватив. Приставляя головку ко входу, кусает мочку уха, обдаëт горячим дыханием и толкается внутрь. Стенки сжимают так, что Юра закатывает глаза. Рваными толчками он входит на всю длину и тело сводит судорогой. Как же хорошо, но мало. Енисейского тоже кроет не по-детски, вздрагивая от каждого движения внутри и наконец, чувствуя заполненность, он выгибается в пояснице, жмурясь, почти до искр перед глазами. Завтра он явно с кровати не поднимется, хотя, какое значение это имеет сейчас? — Аах… Глубже. — Тембр его прокуренного голоса срывается на высокие нотки. Татищев сжимает бёдра Руслана до приятной боли и резко притягивает к себе, сильнее проникая в податливое тело. Комнату наполняют пошлые звуки от каждого толчка. Юра проходится по чувствительной точке внутри. Ещё пара мгновений и Татищев изливается в презерватив с громким стоном. Бледные пальцы тут же касаются чужого члена, быстрыми движениями выбивая последние стоны. Руслан кончает себе на живот. Приятная нега разливается по телу, а голова наконец опустела. Они не знают, сколько ещё так пролежали. Минут десять, тридцать, час.? Енисейский всё же ушёл в душ, пока Юра курил на балконе. И никто не помнит, сколько уже было таких встреч. Но приятную пустоту, что приходит на смену абсолютной боли, отлично прочувствовал каждый.