наждачная поверхность

Огромный солнечный шар, переваливший за горизонт, раскаленный и пылающий. Небосвод cмешивает в себе его яркое алое отражение, остужая синевой, на которой одна за другой вспыхивают крохотные точки. Свет фонарей тушит разбросанные звезды в своем непревзойденном сиянии. Темнота непременно опустится на город, и нагретый солнцем асфальт будет остужен ночной прохладой.  Убитая подошва венсов, заношенные шорты и мятая футболка. Скейт и запах свободы. Знакомые мелодии в наушниках. Нога пару раз отталкивается от земли, и колесики крутятся вокруг оси, гремя подвеской и расшатанными подшипниками. Бачира мчится по дороге, придерживая лямку рюкзака. Он чуть сгибается, сохраняя равновесие. Попутный ветер ласково обдувает лицо, поднимая челку и пересчитывая пряди. Скейт бесповоротно несется вперед, изредка огибая мелкие препятствия. Нога снова отталкивается от земли, чтобы набрать скорость. Фары проезжающих мимо машин отражаются в золотистых радужках. На периферии зрения мелькают дома, но он останавливается лишь возле до боли знакомого — возле дома семейства Итоши.  Подошва ударяет по боковой части деки, заставляя скейт подпрыгнуть. Рука хватается за подвеску. Бачира подходит ближе. Смотрит в окно, пытаясь разглядеть знакомый силуэт. Нос невольно морщится, когда он чувствует нечто знакомое.  Рин курит и много. От ворота рубашки всегда веет табаком, но его предкам плевать. Бачира ненавидит запах сигарет, но он лучше всего напоминает о Рине.  В груди застряли такие смутные чувства, которые Бачира не в силах осознать. К Рину тянет. Необъяснимо и катастрофически. Невесомая манипуляция, которая чувствуется под кожей.  Ему очень хочется постучать в дверь, за которой его не ждут. Очень хочется поговорить с Рином, очень хочется взять за руку. Но всему этому не суждено сбыться, поэтому он просто любуется им через тонкую стекляшку. Рин, докуривающий очередную сигарету, даже не взглянет на него.