Last Decision

      Джонни ведёт себя беспокойно, несвойственно себе. И если по началу он молча сидел на перилах и ждал ответа от Ви, который сейчас принимает (пытается принимать) выбор, решающий судьбы их обоих, то спустя минуту-две гнетущей тишины и ожидания, Сильверхенд не выдержал: нервно поднялся с места, прошёлся взад-вперёд, напротив согнутого в спине Ви, и фыркнул. Кажется, этим он сбил и без того спутанные мысли, потому что Ви сдавленно попросил:       — …Джонни, — и Сильверхенд понимает, останавливается, задерживает взгляд на понуром, совсем убитом наёмнике, морщится и фыркает ещё раз.       — Ненавижу тебя таким, — «каким?» — спросил бы Ви раньше, но не хочется, да и нет надобности. Джонни знает, о чём думает отчаявшийся друг, друг ли, а Ви совершенно не знает мыслей Джонни. Несправедливо это, хотя стоит начать с того: а если вообще справедливость? Если он и найдётся, то не в Найт-сити.       — А ведь сейчас мне кажется твоё предложение «пустить себе пулю в бошку» адекватным решением, — и снова молчит, мучительно долго, раздражает. Нет ни привычных осуждений или укора со стороны Ви, ни даже раздражения.       — Ви, блядь, не начинай. Я тебе ещё тогда сказал, что поспешил. — Джонни раздражённо застыл на расстоянии вытянутой руки, словно не решаясь, обдумывая что-то. Пф, Джонни, мать его, Сильверхенд, и не решаться на какое-то безумие! Приехали! Но, видимо, их совместное опостылевшее злоключение расставило все точки над «и», а истеричная судьба распорядилась таким образом, что Ви сейчас ведёт себя как Джонни лет так шестьдесят назад, а Джонни в корне наоборот — как Ви совсем недавно, до прогноза его жизни. Скрывает, нагло врёт как ему скверно, но Сильверхенд знает всё, а Ви не знает, как это злит, нет, бесит!       — Знаю, — Джонни отчаянно старался заглянуть ему в глаза, но наёмник сидел лицом вниз, оперев локти на колени, — Ви, — как-то почти с придыханием позвал он, заставая того врасплох… Волнуется? Джонни? И называет имя жалобно так, но Ви, наконец, открыв глаза, обессиленно произнес:       — Но какая теперь разница? — с такими глазами убивают…       — Зачем ты так? — Сильверхенд чуть нервно махнул рукой, — меня заебал этот тупой барьер между нами, давай не сейчас? — «Давай не сейчас, когда ты нужен мне, а я тебе, как никогда раньше.» — Хочет сказать Джонни, но «прикусывает язык». Молчит, зачем? Почему останавливает себя, когда, вероятно, решение Ви зависит от того, что скажет сам Джонни? Он искреннее наёмника по определению, однако ни в эту минуту, ещё рано, нужно выждать момент, и…       Джонни колебался ещё недолго, а потом, всё же, опустился рядом, близко, едва ли не вплотную. Ближе чем обычно, ближе чем того требуют обстоятельства. Ви всегда чувствовал его рядом, ощущал всё, вплоть до малейшего ветерка от проходящего мимо Сильверхенда, не упуская ни единого вздоха, хоть и понимал, что его попутчик — всего-навсего до жути реалистичная галлюцинация, а движения и ощущения присутствия — фантомные. Фантомным будет и дыхание, сердцебиение, которое звучит в такт биению сердца самого Ви — их собственное, одно на двоих, ровно как и судьба.       — Другие люди. Я не хочу, чтобы они погибли из-за меня, — «не из-за нас. Ви, чтоб тебя…» — кто вообще мог знать, что даже сам дьявол на стороне Арасаки, и за кражу чипа придётся заплатить слишком большую цену? Больше, чем можно измерить деньгами.        — А другие люди? Если мы решим пойти в Арасаку с главного входа? Куча невинных ради одной жизни, я и так сделал достаточно. — Ви горько усмехнулся, прикрыл глаза и нахмурился.       — Я бы мог-       — Нет, Джонни, ты бы не мог, я не хочу умирать таким образом! Всё это пиздец героично, и не то чтобы я не верил в твои возможности, но…       — Ты не хочешь сгинуть в никуда. Я понимаю, — немного помедлив, выдохнул Джонни. «Потому что сам был там, и это — хуже смерти. Это ебаное чистилище чудом выйдя из которого я даже так не смог отмыться.» — Ви знает, верит, проживая ставшие общими воспоминания, но оставаясь без возможности слышать ход мыслей Сильверхенда, пусть у него всё ещё есть эмоции, чувства, а грань между «своим и чужим» порядком стёрлась.       — Но больше я не хочу чужих смертей, надоело. Кстати, не ты ли говорил мне, что в случае чего, отнимешь мое тело насильно? — ледяной порыв ветра принёс с собой сигналы машин, крики людей и отрезвляющую стаю мурашек, но каким холодным бы ни оказался ночной ветер, он не будет холоднее осадка в душе Ви и Джонни вместе взятых.       — Нашёл, что вспомнить, — огрызнулся Джонни, в чьём голосе мелькнуло раздражение, которое он поспешил скрыть и возразил: — говорил, ну ведь и ты тогда кричал на всё что движется, мол, я пойду на любые жертвы лишь бы вернуть себя, себя. — Джонни окончательно загнал Ви в тупик.       Спроси кто Джонни: что он думает о «выступлениях» в Найт-Сити и затее со спасением жалкой душонки какого-то там наёмничка — Сильверхенд сказал бы, что ни о чём, блять, не жалеет. В то время как у «наёмничка» в груди под рёбрами бомба, таймер которой отсчитывает оставшееся им двоим время.       Прохладный ветер внизу высотки, на крыше которой они расположились, воет, взывать готов и Ви, невероятно шумно и оживлённо, но для двух людей в одном теле мир вовсе перестал существовать, сжавшись до размеров этой самой крыши.       — Есть ещё кое-что, — Джонни заранее знает ответ, и он настроен против, но всё-таки спрашивает:       — О чём ты? — Ви сжимает в ладони две капсулы, хмурится.       — Можно оставить… Всё как есть, — слова даются с трудом, но Ви заставляет себя сказать вслух скорее для себя, нежели для Сильверхенда, вместе с тем признавая поражение… Поражение ли? Он отказался штурмовать башню Арасака, заранее зная, что шанс разделить их сознания без вреда для них обоих, в общем-то, не больше, чем остальные, чем его жизнь ценнее жизни Бестии, Панам и их людей? А Джонни? Он пятьдесят с лишним лет томился в адовой печи без тела, какого ему вновь будет оказаться «там»?       — Забить на таблетки и всё остальное.       — Если не попробуем сделать хоть что-то, мы оба умрём.       — Я знаю. Как раз на это я и надеюсь, — Джонни проводил взглядом неизбежно вышвырнутые таблетки, а по совместительству и шанс на спасение, но в таком случае, один получит что-то, а другой — ничего.       — Ты в своём уме? Что происходит? Ты помнишь, сколько дерьма мы расхлебали на этом пути? — странно, но Силверхенд и не думал заводиться, ведь их диалог в таком случае может обернуться бесчисленным и бессмысленным конфликтом, которые, справедливости ради, значительно снизились. На замену ругани пришло откровение, а что им оставалось?       — Помню, — ну конечно помнит, однако Джонни не был бы собой, если бы не пытался вытянуть из Ви ответ, потому что они оба могут натворить дел, кто-то же должен направлять? Потому что так нельзя, не для того они оба работали над отношениями, как, блять, молодая парочка.       — И… ты хочешь сдаться? Почему? — «Не сдаться! Не верно подобрал слова, блять!» — но аккуратнее спросить Сильверхенд не может, главное, он заранее обозначил для Ви, что не осуждает его решение.       Их решение. Это было очевидно с самого начала их «соседства по мозгам», когда до недалекого и единоличного Джонни стало доходить: Ви знает цену дружбе и людям, знает цену жизням. На первый взгляд неприятный наёмник оказался осознаннее, чем кто бы то ни было из друзей отчаявшегося отбитого рокера. Смешно, как они ещё недавно сопротивлялись.       — Потому что так будет безопаснее для всех. Как я и сказал, во всех остальных случаях погибнут люди.       — Люди постоянно гибнут, так устроена жизнь. — и с этими же самыми словами Джонни загубил свою и чужую жизнь во имя великой цели. Цель-то, может, и великая, а Сильверхенд никого не принуждал идти за ним, но это не отменяет того факта, что люди гибли из-за него пусть и не его руками, в теракте умерли невинные люди, которых, вероятно, могло всё устаивать.       — И что? Я стою этих жертв? Или ты? — парировал Ви. Джонни думал, что за бравое дело погибнуть неплохо, в особенности, когда дело касается зажравшихся корпоратов, но ни они, так другие, да и ныне дело совсем в другом, дело в них двоих.       — И только так мы оба будем в сознании, — всё в точности, как Джонни и «прочитал» в сознании Ви.       — Тогда… наступит смерть.       — Да.       Секунда, другая, и Ви чувствует тяжесть чужой головы на плече, которая кажется настоящей, живой.Вторая волна мурашек и Ви почти не шевелится, кажется, даже перестал дышать.       — Я не думал об этом, если честно, — голос тихий, как если бы Джонни стеснялся говорить, — столько времени прошло, а ты не перестаёшь меня удивлять. — слова отдаются импульсами где-то внутри, с каждым вдохом просыпается животная усталость, а голова на плече становится тяжелее.       — Это я от тебя научился.       — Ви! — Сильверхенд от чего-то осёкся, решив, что стоит попытать удачу в последний раз, но не дёрнулся и не оторвал головы, — ты правда это сделаешь?       — Если ты не будешь против, — улыбается уголками губ Ви, и это, наверное, впервые за долгое время его искренняя улыбка.       — Наверное, я бы поступил иначе, — но делает и говорит Джонни совсем противоположное, на самом же деле…       — Даже не будешь спорить? — хмыкнул Ви, отдавшись на милость тепла, которое рисует его воспалённый разум.       Они желают одного и того же. Несказанное так и остаётся таковым, ведь им не нужно слов — они слышат мысли друг друга, и больше ничего не нужно.       — Видимо, я тоже чему-то успел у тебя научиться…       — Я не осуждаю твоё последнее решение, Ви. — Интересно, искренне, и с этими словами приходит спокойствие. Джонни не с чем поспорить, он-то давно мёртв.       Помедлив, Ви приник виском к к голове Джонни и тот час же почувствовал опору. Опора… Они всегда могли положиться друг на друга, доверяли, ругались, критиковали, мирились, понимали с блис бок о бок, но всё-таки жили и выбирали вопреки воле Найт-сити. Они и выбрали смерть, ради жизни, выбрали вовремя остановиться, решили вместе.       — С тобой было приятно иметь дело, Ви.       — Да, с тобой тоже, Джонни.       Вдох. Выстрел затерялся среди шумных улочек безразличного к своим детям Найт-сити. Один выстрел, который в мгновение унося за собой сразу две жизни.

Увидимся в Посмертии.