Твой холодный космос в глазах

Сегодня вечером слишком рано потемнело, и звëзды, кажется, светили ярче в тысячу раз, выжигая хрусталики глаз Джисона, что так преданно вглядывались в небо. Словно искали в нём что-то знакомое, до жути нужное и вызывающее рвоту голубыми крылышками нежных полуночных бабочек. Но он всё равно упрямо смотрел на них, шумно втягивая ночной воздух, словно сможет уловить запах, и вспоминал такие же звëзды в любимых глазах. Как в ту ночь, когда Минхо встретил его на балконе, подальше от шумной компании, и начал рассказывать про далёкий бескрайний космос, планеты и существ из сказок, чтобы Хан наконец-то звонко засмеялся впервые за всю вечеринку. Его глаза так убийственно живо блистали, что не влюбиться было не возможно... Даже если видишь впервые. Ветер подул тëплым майским дыханием и растрепал Джисону волосы зелёными листьями, чтобы было ощутимее. Если закрыть глаза, то можно спутать их с нежными пальцами Минхо в своих прядях и с его обволакивающими горячими выдохами между поцелуями. Хан зажмурился. И если чуть сильнее налечь на шершавое ограждение балкона, прижав и расцарапав старые раны до приятной чесотки, получится снова влюблëнно вздохнуть. Открывать глаза не хочется. Потому что перед ними стоит звонкий апрель, утопающий в громкой музыке и первой любви... Хан стоит посреди комнаты, полной людей, тусующихся, жмущихся друг другу, и в стельку пьяных. Тесный воздух давит на грудь и неприятно выжигает глаза, на пару с мигающим кислотным светом с потолка. Джисону больше нравились мелки пастельных цветов, которые даже сейчас ютились в карманах шорт. Он незаметно скрëб пальцами разноцветные стержни, по-детски надеясь насобирать пыльцы и улететь отсюда далеко-далеко. Ну, или хотя бы домой. К нему тоже тянули руки, но Хëнджин, его друг, смело смеялся и отталкивал их от застенчивого парня. Всё же именно он привёл его, и теперь в ответе за крошку квокку. И всë-таки хочется немного надавить мягким голосом и подмигнуть глазом, под которым за компанию танцует красивая родинка. Наверное, даже слёзно умолять оторваться как следует хотя бы сегодня. Смешно клясться, что завтра волшебные таблетки от головной боли и целое море в стакане с рисунком клубники будут доставлены к кровати вовремя. Точь-в-точь, как сухие глаза откроются и в них зародится злость на весь мир, а особенно на Хван Хëнджина. Но Хвана уже хватает под руку другой белобрысый мальчишка, похожий на цыплёнка и так же звонко смеëтся, высекая искорки веснушками. А потом забирает на танцпол последнюю надежду не откинуться прямо здесь. Джисон привычно тащится один на балкон. На улице темно и немного грустно. Хану всегда больше нравились цветные облака утром, заливающиеся розовым румянцем или болезненными лиловыми синяками по всей своей мягкой поверхности. Солнце, то самое солнце, оставляющее на них следы, давно село и Джисон, будто питающийся энергией от него, тоже скатился вслед за лучами по стенке, но не смог исчезнуть за горизонтом. За то кто-то больно наступил на его ногу. Хан поднял взгляд наверх и мог поклясться, что увидел кошку размером с человека. Эти кошачьи глаза ещё раз сверкнули в темноте и вышли на освещённое место, показывая, что они всего-навсего принадлежат красивому парню. Он молча наблюдал и даже не извинился, хотя точно видел, как больно Джисон вскрикнул и потëр пальцы ног. Лунный, звёздный, фонарный и кусочковые кислотные цвета любовно освещали строгий идеальный профиль и грациозное тело. Движения парня были наполнены лёгкостью и лёгкой небрежностью, когда тот отхлебнул какую-то жидкость из стакана. Хан нахмурился. — Ты мне ногу отдавил! — Он обижено вздохнул и ещё раз потëр ногу через тонкие тканевые кеды (да, он не разувался, потому что стрëмно). Кошковидный парень лишь бросил на него ещё один взгляд глубоких острых глаз и мягко приподнял одну свою бровь. Так карикатурно, прям будто в фильме. Джисон глупо заалел. Злость покинула тело, выходя на тёплую улицу, чтобы покурить и, возможно, вернуться немного позже. А пока получалось лишь разглядывать невероятный силуэт и смешные полосатые носки, где в районе пальцев была имитация кошачьих лап. — Я Минхо. Не отрываясь взглядом от окна, улыбнулся парень. Даже улыбка кошачья. Вот-вот выглянут клыки и вопьются в шею Джисона... Когда он перешёл мыслями на вампиров? — Я Хан Джисон. Он поднялся на ноги, протягивая руку, и сердце его чуть не ухнуло, почувствовав чужую ужасно мягкую и тёплую ладонь. Щëки и шея продолжали набирать мягкий оттенок малинового крема, который по ощущениям ещё и скручивался в животе, порождая голубокрылых бабочек. Очнулся Джисон лишь когда его руки поцарапало ограждение балкона, в который его вжимал его новый ночной друг. Его пальцы щекотали чувствительные щëки, а язык сладкие от старых карманных леденцов дëсна. Допитый алкоголь в стакане цветом был как скомканный и выброшенный на пол фантик от конфеты. Гранат. Минхо проворно подразнил Хана тёплыми подушечками пальцев, а потом, взяв за руку, увёл в какую-то комнату, где не было совсем никого, кроме них двоих, света Луны и бабочек Хана. Внизу живота потянуло и заныло, разливаясь теплом по всему телу, когда до опьянëнного поцелуями мозга дошло. Страстные поцелуи и касания кружили голову Джисона всю ночь напролёт. После этой ночи останутся фантомные следы пальцев и полумесяцев от ногтей на запястьях и бёдрах, губ на груди и животе, и совсем настоящие следы зубов на плечах и левой лодыжке. Они будут приятно побаливать ещё неделю, прежде чем тоже станут призрачными. А после секса Минхо правда рассказывал про космос, далёкие галактики и смешных пришельцев в виде плюшевых сердец. И про хвойный лес возле его дачи. Там красивые цветы лилового цвета, которые так подойдут Джисону, и милые жёлуди, которые обязательно нужно будет добавить в этот венок. Минхо шёпотом в голое плечо пообещал его туда сводить, снова страстно утягивая в кровать за собой. — Ну же, Хëн, ответь... — Хан уже несколько раз пытался дозвониться до Ли. Они не виделись почти месяц, и он действительно скучал... Так хотелось сжать пальцы старшего в своей руке, поболтать о чëм тот только захочет, просто побыть рядом хотя бы кусочек от вечности. Разве это много? — Ну и что ты хотел? — Голос Минхо заставил поднять глаза на экран, и сердце Джисона, кажется, пропустило несколько ударов. Такие же глаза, которые он запомнил. Они такие большие и красивые, словно в них целые галактики... — Ну же? Мне некогда. Минхо деловито попивал какой-то напиток из трубочки, полуухмыляясь Джисону самым прекраснейшим образом. Камера и холодный, почти ледяной оттенок экрана делали его взгляд ещё более острым и... и не таким родным?.. Космос, вероятно, похолодел на пару тысяч градусов. — Хëн, мы так давно не виделись... Я соскучился, — Хрупкие искренние слова повисли между двумя парнями за экранами, почти бесследно растворяясь в тишине. Бабушкины часы на стене Хана медленно отчеканивали тягучие секунды. Может быть, даже ритм сердца своего хозяина, глаза которого до сих пор не теряли надежды, хоть и абсолютное безразличие покрыло чужое, некогда ласковое лицо. Гляделки продолжались почти несколько минут, пока Ли, вероятно, придумывал как обыграть свой ответ. Или же просто решил побольше насладиться чужими так плохо скрываемыми эмоциями и чувствами. Они действительно выпрыгивали из глаз цвета ореха с мёдом, начиная вязнуть в уже пугающей тишине. Или так казалось только Хану, потому что Минхо раздражённо выдохнул, перестав даже ухмыляться. — Ты действительно тупой или прикидываешься? — Слова больно ударили под грудь и в живот, почти выбивая весь воздух и органы вплоть до сердца. В горле застрял комок, давящий всё больнее. — Мне просто было жалко тебя, Хани. Перед глазами мир застыл, а в ушах зазвенело. Только Ли безразлично отключился от видеозвонка, даже не сказав ничего на последок. Он оставил Хана наедине с самим собой прямо сейчас. Наедине с его голубыми бабочками, которые так и норовят выйти наружу со всем что есть внутри: со всем завтраком, органами и чувствами, чтобы не испытывать этот отвратительный вкус боли и разочарования. Дышать становилось всё тяжелее, комната кружилась перед глазами, а внутри сильно и больно. Первая влюблённость за столько лет... Было глупо надеяться что из этого что-то выйдет и оставит Хана в полном порядке, без этого глупого доверчивого раненого сердца. Хочется вырвать его из груди и выкинуть с балкона, поджечь, утопить, вырезать на нём котёнка и положить высыхать под солнышко. Потому что Джисон сейчас себя так и чувствует: разбитым, но переполненным всяким от Минхо. Его большие глаза с галактиками звёзд внутри, красивые пухлые губы и эта маленькая очаровательная родинка на кончике его носа, мягко утыкающаяся в изгиб шеи Джисона, чтобы оставить ещё фантомный след. Хан выходит на бакон примерно через несколько часов истерики. Успело потемнеть. Сейчас пустоты внутри почти нет, её всё ещё заполняет целый ураган эмоций, в основном саморазрушающих, но это, наверное, лучше, чем грядущее ничего. Лучше, чем последующие вечеринки в поисках Минхо, в поисках его мимолётного утешения и холодного космоса, который снова очарует и затеряет в своей глубине. Просто потому что скучно и хочется. Просто потому что жалко.