***
В его памяти ещё живы были воспоминания о смерти Укины, ещё были с ним терзания, появившиеся во время схватки со следователями ККГ, когда Это была тяжело ранена. Кузен чётко осознавал, что, объяви организация охоту на его девочку, она бы просто не выжила. Тогда он принял непростое решение: чтобы уберечь Это, оставил ее в двадцать четвёртом районе вместе с тетрадью, полной воспоминаний. "Прости меня, девочка моя..."***
Неожиданный вопрос Канеки о настоящей одноглазой сове разбередил старые раны, пробудил тоску, давно закованную в сердце. Йошимура хотел было уйти от ответа, дать общую информацию мальцу, чтобы тот отстал, но не узнал ничего лишнего — ничего того, что могло бы ему навредить. Он почувствовал, что больше не может молчать об этом, и его понесло — он рассказал Канеки обо всем: о знакомстве с Укиной, их счастливой семейной жизни, её тайне, о последнем своём задании, их милой Это, о притворстве одноглазой совой, чтобы спасти его дочь. Обо всем. Он открылся Канеки полностью.***
Когда ещё зелёный и неопытный Рэндзи-кун попал в передрягу, желая отомстить Кисе за смерть сестры, и Кузен спас его, в памяти шефа пробудились воспоминания. Ведь Йомо так напомнил Кузену его самого: когда-то давно Йошимура так же отчаянно и беспощадно сражался со следователям ККГ, боролся за свой смысл жизни, понимая — все или ничего, осознавая, что на кону жизнь его дочери, что ставка слишком высока, чтобы он позволил себе ошибиться, ведь любой промах станет роковой ошибкой и разделит его жизнь на счастливое "до" и обречённое "после". Все закончилось, и, взяв Йомо под свое крыло, Кузен почувствовал, что дыра в его сердце будто стала меньше. "Как ты там, моя Это.."***
Чёртов Кисе Арима сработал как надо: Кузен Йошимура был поражён его рукой с зажатым в ней куинке. Он чувствовал, что силы на исходе, что совсем скоро грудь перестанет вздыматься, что сердце прекратит бешено стучать, что он закроет глаза навсегда и больше никогда не увидит лик его милой Это. Он думал. Думал обо всем: об Укине, о том, как она его предала, и о том, как её предал он, о несправедливости в мире, о гулях и людях и о том, как все это привело к тому, что он в разлуке со своей дочерью долгие годы. Кузен думал об Это — его смысле жизни — их расставании, наверняка взаимной тоске, нежной любви родителя и ребёнка (Йошимура надеялся, что Это не в обиде на него), предстоящей долгожданной встрече, вспоминал милое личико маленькой девочки, ее разные глазки, глядя в которые Кузен видел целый мир. Больше не было сил держать веки открытыми. Вдруг его лицо будто озарило божественным сиянием.***
" — Девочка моя... Моя Это... — Папа!" Быть может, в следующей жизни...