A Friend In Need

— Ризли? Обратившийся к нему мужчина поднял голову с напускным интересом, приподняв бровь на только что вошедшего в комнату молодого человека. — Что вы делаете в кабинете месье Нёвилетта? Любопытный вопрос, не правда ли? Ризли не мог удержаться от того, чтобы не рассмеяться от невинности вопроса, заданного ему. В конце концов, это был вполне резонный вопрос. Да, что он делал в кабинете никого иного, как председателя Верховного суда Фонтейна? — Я здесь сижу, разве вы не видите? — прямо ответил Ризли, отчего щеки незваного гостя запылали от досады. Он был всего лишь секретарем низшего ранга, никем примечательным. Это было забавно — дразнить неопытных сотрудников, которые так и норовили все сделать правильно и вести себя как можно лучше. Поэтому, конечно, было вполне естественно, что мужчина не решался просто принять тот факт, что в кабинете Нёвиллетта находится какой-то незнакомец. Он не мог знать ничего лучшего. — Ну да, я вижу, — пробормотал мужчина, не зная, как правильно вести себя с Ризли, который, казалось, был совершенно спокоен за сложившуюся ситуацию. Он переминался с ноги на ногу, крепко сжимая в руках пачку документов. — Хорошо. Что вам нужно? — спросил Ризли, откинувшись в кресле, в котором сидел, так, будто для него было самым обычным делом заниматься делами Нёвиллетта. Точнее, в кресле Нёвиллетта. — Мне нужно… — прочистил горло сотрудник, понимая, что его слова прозвучали более требовательно, чем следовало бы, — у меня есть несколько документов на подпись месье Нёвиллетту. Хотя мне интересно, почему именно вас я застал в его кабинете, ведь это… Эй, здесь нельзя курить! Слушая его бредни, Ризли успел прикурить сигарету от скуки, к немалому огорчению мужчины. Скорее всего, он беспокоился о том, что скажет его дорогой месье Нёвилетт, если узнает, что он позволил Ризли делать в своем кабинете все, что тот просит. Это было действительно забавно. Ризли просто пожал плечами, делая затяжку сигареты почти с восторгом. — Не стесняйтесь рассказывать обо мне, я не возражаю. Как же хотелось ответить, что он обязательно на него донесет, но что-то в беспечном поведении этого парня раздражало его, и он предпочел бы не быть слишком самоуверенным. Почему тюремный надзиратель был здесь, а Нёвиллетт явно не был? Он знал, что должен держаться как можно более профессионально, даже если это не его начальник. Молодой секретарь издал сдавленный вздох, явно пытаясь сохранить спокойствие и собранность. — В любом случае, важно, чтобы эти документы попали к месье Нёвилетту как можно скорее. Вы можете сказать, где он находится? — Он занят. Взгляд Ризли немного ожесточился. На долю мгновения на его лице появилось что-то похожее на хмурый взгляд, но оно снова исчезло, как только он сделал еще одну затяжку сигареты, закрыв глаза. — Слушай, он не скоро вернется, так что оставь эти свои документы здесь, у меня. Я дам ему знать. Казалось, что Ризли начинает проявлять нетерпение, но молодой человек колебался. Он не доверял ему. Ризли протянул руку из-за стола. Мужчина медленно подошел, но чем ближе он подходил, тем больше ему казалось, что он заметил что-то дальше и… — Эй, мои глаза здесь, — резко выругался Ризли, заставив мужчину напрячься и оглянуться, — а теперь отдайте эти бумаги. И он отдал. Правда, теперь, когда он подумал об этом, ему не хотелось задерживаться ни на секунду. — Спасибо. А теперь отправляйтесь заниматься… чем угодно. — Д-да, — поспешно ответил он и, бросив последний взгляд на все еще дымящего Ризли, удалился, плотно закрыв за собой дверь кабинета. Тишина. Черноволосый мужчина с облегчением выдохнул дым. Затем он опустил взгляд и зарылся одной рукой в светлые длинные волосы. Греховный непристойный звук наполнил комнату: влажные губы отрывались от разгоряченной плоти. — Прекрати, блядь, курить в моем кабинете, — раздался новый голос, сопровождаемый кашлем. Это был главный судья Фонтейна, сидящий на коленях под собственным столом: губы распухли, щеки окрасились в красный цвет. И если бы не гневное выражение его лица, можно было бы с уверенностью сказать, что в таком компрометирующем положении он выглядит вполне послушным. Не обращая особого внимания на мужчину, Ризли сделал последнюю затяжку сигареты, после чего беззастенчиво затушил ее о деревянный стол. Очень дорогой деревянный стол. — Ты… — хотел было возразить Нёвиллетт, но холодный взгляд, устремленный на него сверху, заставил его мгновенно замолчать. На лице Ризли появилась грязная ухмылка, одобряющая послушание мужчины. — Хорошо, — похвалил он, засовывая свой член обратно в штаны. Нёвиллетт надул губы, явно недовольный, но в то же время не желающий еще больше расстраивать собеседника. Похвала, прозвучавшая в его адрес, сделала очень многое: смущение и возбуждение смешались в нем и вызвали знакомое теплое ощущение в нижней части живота. Но… это было еще не все. Он неловко нахмурился, вспомнив о переполненном мочевом пузыре. Не так уж редко он забывал делать перерывы в течение рабочего дня, что, по иронии судьбы, и послужило причиной того, что он оказался в своем нынешнем положении, полностью в распоряжении Ризли. Еще минуту назад он был настолько сосредоточен на том, чтобы не издать ни звука, не сдвинуться ни на дюйм, а просто принимать и согревать чужой член, что совершенно забыл о своей потребности, и, похоже, со временем она только усугубилась. Более того, она стала неотложной. — Что происходит в этой хорошенькой головке? — вырвал его из размышлений голос Ризли, и на мгновение Нёвиллетт был застигнут врасплох его неожиданно мягким тоном. Это резко контрастировало с грубым тоном, которым он ранее разговаривал с молодым секретарем (что также заставило его полутвердый член в штанах заинтересованно дернуться, хотя он был слишком стыдлив и слишком горд, чтобы признать это). С невольной мольбой в глазах он уставился на черноволосого мужчину, сжав губы в тонкую линию и размышляя, стоит ли говорить правду или нет. На мгновение в кабинете воцарилась тишина, и Нёвиллетт отчаянно сжал бедра, надеясь, что Ризли этого не заметит, но в этот момент он был уверен, что тот все равно это сделал, судя по тому, как снова потемнел его взгляд. — А, внезапно, мы уже не такие разговорчивые, да? Он не ответил. Да и не мог. Нёвиллетт отвел взгляд, не в силах больше смотреть на Ризли, его мысли метались, а сердце учащенно билось от страха вызвать нежелательный несчастный случай. Ему пришлось сдерживать себя, и это потребовало от него всей его сосредоточенности, в момент полного отчаяния, когда ему казалось, что его проклятый мочевой пузырь может сдаться. К сожалению, грубая рука снова запуталась в его длинных волосах, потянув голову вверх, и он оказался лицом к лицу ни с кем иным, как с тем, кто так мучительно выглядел в этот момент. Это действие было настолько шокирующим, что на долю секунды Нёвиллетт потерял ориентацию и почувствовал, как из его ноющего члена вытекает струя горячей мочи. Он задыхался, а его глаза судорожно сканировали лицо Ризли в поисках хоть какого-нибудь признака того, заметил он это или нет, одновременно стараясь изо всех сил восстановить контроль над собой. О, это было плохо. Тихое, но отчаянное хныканье непроизвольно вырвалось из его уст, вызванное грубостью другого и унижением, которому он подвергся. Неужели он действительно был не в состоянии сдержать эту простую потребность? — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — приказал он, и Нёвиллетт инстинктивно сглотнул и кивнул. Хотя он и привык к такой динамике, когда они… проводили вместе свободное время. Она никогда еще не была настолько интенсивной. Никогда еще он не оказывался в такой безвыходной ситуации. И никогда еще он не чувствовал себя таким жалким, таким… неуправляемым. — Хорошо. Теперь раздвинь для меня ноги. — Что? Внутри Нёвиллета возникла паника, и его мочевой пузырь немедленно запротестовал, ощутив ноющую боль от перспективы сделать то, что требовал Ризли. — Ты меня слышал. Ризли отпустил его волосы и снова откинулся в кресле, ожидающе устремив взгляд на дрожащую фигуру Нёвиллетта. Было восхитительно наблюдать, как краснеют кончики острых ушей, как подчиняется ему этот властный человек. — Раздвинь ноги, — повторил он, и в его тоне отчетливо прозвучал намек на возбуждение. — Я не могу, — ответил Нёвиллетт, но это его не удовлетворило. — Это не предложение. Тем не менее, Нёвиллетт продолжал упрямиться, респектабельный высокий мужчина сжался в комок, пытаясь спрятаться от пронзительного взгляда собеседника. Ризли понял, что так он далеко не уйдет. Но это его вполне устраивало. У него всегда были другие пути подхода. Он всегда мог заставить других признаться и подчиниться тем или иным способом. — Сейчас нет причин уклоняться, поскольку я в курсе происходящего. Я просто хотел, чтобы ты сам признал это, — начал объяснять он совершенно откровенно. Удивление или стыд отразились на лице Нёвиллета, когда он снова поднял голову и уставился на черноволосого мужчину. И то, и другое. Ответ: и то, и другое. И еще была тоска. Притяжение. И не будь он так отчаянно жаждущим облегчения, он, несомненно, также разозлился бы на Ризли за то, что тот так бесстыдно дразнит. Однако в тот момент прямота Ризли заставила его захотеть сдаться или, по крайней мере, снять напряжение. В глубине души он понимал, что это глупая идея — подчиниться, когда все, чего он действительно хотел, — это не допустить новых несчастных случаев, но тело как будто само себя вело. Бедра перестали сжимать друг друга, и он медленно, но верно раздвинул ноги, слегка задыхаясь. Он надеялся, что брюки будут достаточно темными, чтобы скрыть его неудачу, но, к его ужасу, мокрое пятно было хорошо видно, как и явная выпуклость. Его мутило от того, что он все еще был возбужден, несмотря на то, что он был так близок к тому, чтобы обмочиться, но он ничего не мог с собой поделать, и, к его удивлению, казалось, что Ризли не возражал. — Это было не слишком трудно, не так ли? — подбадривал Ризли, и это было почти иронией и насмешкой, поскольку он ясно видел, как Нёвиллетт сопротивлялся. Как сильно он хотел свести ноги вместе и как сосредоточился на том, чтобы не потерять контроль над собой. Вороноволосый мужчина выставил одну ногу вперед, подошвой ботинка экспериментально провел по темному пятну, слегка стимулируя эрекцию. «Как любопытно», — пробормотал он про себя и уже через секунду полностью прижался подошвой к постоянно растущей выпуклости. Нёвиллетт издал придушенный стон и обмяк, ухватившись руками за ногу перед собой и упираясь лбом в колено. Он зажмурил глаза, отчаянно пытаясь сосредоточиться на задаче удержаться и не позволить своей чувствительности сбить его с пути самоконтроля. В этот момент Нёвиллетт уже не мог определить, была ли его потребность помочиться сильнее потребности кончить. Оба варианта сулили облегчение, и в какой-то степени ему было уже все равно, если бы не разум, подсказывающий, что он может — нет, должен — удержаться и не выставить себя еще большим дураком. Это было жалкое зрелище, Ризли не мог этого отрицать. Но в той же мере, в какой это его возбуждало, он начинал жалеть мужчину. Он видел, что тот очень старается, но, зная Нёвилетта, он никогда не расслабится, даже если это причинит ему физическую боль. Поэтому он решил приспособиться, если это позволит ему хоть как-то облегчить положение. Потянувшись вниз, Ризли осторожно взял собеседника за подбородок и приподнял его лицо. Отчаянные глаза смотрели, и он мог бы поклясться, что в них заблестели слезы. Нёвиллетт дрожал, его бедра слегка отталкивались от твердой подошвы. Архонты, Ризли хотел поглотить и насладиться его потребностями. — Я хочу, чтобы ты пользовался моей ногой, как пожелаешь, и не сдерживался, — хмыкнул Ризли, и улыбка растянула его губы, когда он наклонился, чтобы поцеловать кончик носа другого, прежде чем снова откинуться назад. Он убрал сапог из промежности, и Нёвиллетт заскулил от потери контакта. Через секунду он решительно опустил сапог, ожидая, что будет дальше. На мгновение они обменялись взглядами, и Нёвиллетт посмотрел на ногу перед собой, борясь с желанием немедленно прижать бедра друг к другу. Однако в момент блаженной слабости он практически бросился вперед, вцепился в ногу Ризли, прижимаясь бедрами, и бесстыдно начал тереться своей эрекцией о черные кожаные сапоги. Он издал стон удовлетворения от трения, и движения почти сразу же набрали скорость. Казалось, ему уже не было дела до осуждения, и Ризли не мог не улыбнуться, глядя на это зрелище. Собственный член напрягся в штанах. — Вот так, дорогой. Дорогой? Бедра Нёвиллетта застопорились от неожиданного прозвища, а в нижней части живота поселилась постоянно растущая потребность. Он не мог понять, что это — быстро приближающийся оргазм или переполненный мочевой пузырь. Но ощущения были великолепными, и он уже не осознавал, что делает, продолжая двигаться. Его пальцы впились в ногу Ризли, а сладкие звуки потребности и возбуждения заполнили кабинет. Он был так близок. Так близко. — Пожалуйста… — умолял он, сам не зная зачем, но все ощущения были настолько ошеломляющими, что трудно было сосредоточиться. И было больно, но так, что это вызывало привыкание и трудно было просто отпустить. — Все в порядке, ты можешь не сдерживаться, — мягко проговорил Ризли, положив одну руку поверх руки Нёвиллетта, пытаясь успокоить явно слишком напряженного человека. Неожиданность такого нежного и заботливого прикосновения вывела Нёвилетта из равновесия. Он резко ударился бедрами о ногу Ризли и кончил, из его уст вырвалось что-то среднее между всхлипом и стоном. Все тело Нёвилетта напряглось. Оргазм длился, пока он плотно прижимался к твердой поверхности. Но облегчения было недостаточно, голова кружилась, боль не утихала, и в беспомощной попытке отрегулировать дыхание он чуть не задохнулся. — Эй, все хорошо. Все в порядке, — успокаивающе проговорил Ризли, теперь уже полностью взяв его за руку и ободряюще сжав ее. На этот раз Нёвиллетт всхлипнул. Все напряжение в теле ослабло, и уже через мгновение он почувствовал, что его мочевой пузырь сдается. Горячая моча впиталась в ткань его брюк, шипение непрерывной струи стало единственным источником звука наряду с тяжелым дыханием. Наконец-то. Облегчение. Моча стала пропитывать не только штаны, но и капать на сапог Ризли, который он все еще держал в руках, еще больше портя изношенную кожу. Но Ризли лишь успокаивающе поглаживал его по тыльной стороне ладони, наблюдая за тем, как такой респектабельный мужчина сидит в постоянно растущей луже своей собственной ошибки. Прошло некоторое время, но поток постепенно иссяк, и Нёвиллетт сидел, привалившись к ноге другого человека, не делая никаких попыток пошевелиться. Его тело обмякло, горло болело, глаза были мокрыми. Воистину, это был поверженный человек. Как бы он ни был измотан, Нёвиллетт едва мог вспомнить, как Ризли помог ему подняться и сесть. Он смутно помнил, как черноволосый мужчина, мывший пол, сказал ему, что он должен постараться расслабиться и что он обо всем позаботится. Сейчас Нёвиллетт уже не мог даже смущаться. Слишком многое произошло, чтобы это имело какое-то значение. И пока он наблюдал за тем, как убираются другие, он все больше приходил в себя. Из всего, что он мог прокрутить в голове, именно неожиданное прозвище и ободряющая мягкость вызывали странное покалывание кожи, заставляя его снова и снова тянуться к нему и просить об этом. Это было странно, правда. И, наверное, не стоит обращать на это внимание в его состоянии. — Оставайся здесь. Я пойду принесу тебе чистую одежду, — голос Ризли вернул его к действительности, и в этот момент ему в голову пришла одна мысль. — А ты не хочешь получить какую-нибудь помощь взамен? — спросил Нёвиллетт, почти стыдясь того, что совсем забыл об удовольствии другого. — Нет, я в порядке, — ответил Ризли непринужденно, как будто только что сообщил Нёвиллетту самую обычную информацию, — но если подумать, то мне тоже лучше купить себе чистую одежду.