Быть первым

— Посмотри на себя, день только начался, а у тебя уже лицо чернее тучи, — в очередной раз бранила сына госпожа Юй. — Что за недовольный вид, ты на человека не похож! Цзян Чен поспорил бы еще, кто тут человек, а кто ходячая грозовая молния, да смерти не хотелось. Он лишь привычно поджал губы, нахмурился сильнее, подпер рукой подбородок и вздохнул о чем-то своем. Сегодня они завтракали наедине: Цзян Фэнмянь, отец семейства, уехал в командировку, старшая дочь Цзян Яньли давно была замужем, жила в другом городе и нечасто виделась с родными. Приемный сын Вэй Усянь снимал вместе с Цзян Ченом квартиру неподалеку от родительского дома, но вечно шатался не пойми где. Родного же сына госпожа Юй желала видеть у себя как можно чаще — ей было важно не упускать будущего наследника из виду. — Я слышала, этот негодник женится, — юноша в удивлении приподнял голову: он привык к тому, что его мать резко меняла темы разговора, оставляя при этом одинаково сердитый тон, однако было удивительно слышать от нее о Вэй Усяне — она недолюбливала его брата и старалась лишний раз о нем не говорить, делая вид, что того попросту не существует. Цзян Чен заподозрил неладное. — Я в курсе, — осторожно произнес он, откашлявшись. — Почему ты тогда все еще здесь? Интонация, с которой она это сказала, была знакома Цзян Чену с детства. Словно его спрашивали о самых простых истинах, о совершенно очевидных вещах, а он, глупый мальчишка, не знал ответа. Цзян Чен непонимающе уставился на мать. Последняя же, теряя терпение, раздраженно бросила: — Другой Нефрит все еще свободен. Юноша поперхнулся слюной. — Мама! — Хоть где-то ты можешь быть первым. — МАМА! От такой прямоты и неожиданности Цзян Чен чуть не облился чаем, который, впрочем, был бы совершенно лишним в этой ситуации — и без него в жар бросило. Захотелось просто исчезнуть, сквозь землю провалиться, сгореть заживо со стыда, лишь бы не узнать, что еще эта страшная женщина могла сказать. Вот как их завтрак мог превратиться в обсуждение его личной жизни? Он был совершенно не готов к этому, но лгать и оправдываться перед матерью он и не думал — себе дороже. Госпожа Юй всегда видела его насквозь. Да и собственное смущение уже выдало его с головой. — Что «мама»? Слушать надо, что я говорю, — безжалостно отрезала госпожа Юй. Бедный Цзян Чен весь вжался в стул. — Ч-что… О чем ты? — промямлил юноша. Он уже на каком-то инстинктивном уровне боялся разгневать матушку сильнее — она ненавидела, когда в ответ ей молчали, поэтому пришлось выдавать из себя хоть что-то. — Ты думаешь, я не вижу, как ты на него смотришь?! Ты мужчина или кто, в конце концов? За столько времени ни разу ничего не предпринял, я тебя не трусом воспитывала. Позовешь ты уже его наконец куда-нибудь или нет?! От такого яростного напора и внезапных обвинений Цзян Чен стал совсем пунцовым. В голове пробежало столько мыслей одновременно, что он запутался и не знал что и думать. Это что же, его чувства настолько очевидны? И его мать, госпожа Юй, которая раньше ни разу не заговаривала с ним о делах сердечных, вот так прямо требует от него таких… совершенно немыслимых действий! — Что ты молчишь? Мне самой ему позвонить?! — угрожающе сверкнула глазами госпожа Юй. Смущение и нерешительность сына выводили ее из себя. Вот в ее-то годы все по-другому решалось… Цзян Чен не на шутку испугался. «Твоя мать… женщина непостижимая, на все способна», — сказал ему однажды отец. Да и Вэй Усянь не зря обходил ее стороной, а уж он-то самого дьявола не боялся. — Мама, ты что такое говоришь?! — Цзян Чен зажмурился, не в силах смотреть женщине в глаза, и попытался собраться с духом, чтобы остановить дальнейшее развитие темы. Иначе он помрет прямо за этим столом. — Не надо никому звонить! Я… Я сам все решу, не вмешивайтесь с отцом! Госпожа Юй с сомнением изогнула бровь и оглядела сына: все тот же вид пороховой бочки, готовой вспыхнуть от любой искры. Что ж, он хотя бы не стал ничего отрицать. Женщина не спускала с сына глаз, раздумывая, а не стоило ли надавить посильнее, понял ли он ее с первого раза. Цзян Чен доедал свой завтрак молча, с не сходившим румянцем на щеках, старательно избегая взгляда матери. Он лихорадочно обдумывал произошедшее и вдруг с ужасом осознал свое собственное ликование: матушка, оказывается, была не против его отношений с Лань Сиченем! — Рано улыбаешься, — прищурилась госпожа Юй, заметив посветлевшее лицо сына. Цзян Чен тут же подскочил и попытался вернуть себе серьезный вид. — Когда ленту получишь, тогда и радоваться будешь. И не надо с этим медлить. Услышав о таких предметных подробностях, Цзян Чен снова вспыхнул. Его мать была просто до ужаса невозможна! Но медлить Цзян Чен точно не собирался. Еще одну подобную нотацию он попросту не выдержит.