Слепцы

Дане нравится выводить людей на эмоции. Зачастую ему в общем-то плевать, как именно скажутся его слова на чужом состоянии, Кашиным умело управляет собственное любопытство и… Что-то еще. Сложно сказать, что конкретно, просто каждый раз, когда после брошенной фразы, неважно вскользь или же с открытым желанием уколоть, человек, к которому обращены слова, выдает яркую реакцию, Дане становится… Прикольно, пожалуй. Выведенный же из равновесия Вова дарит двойную порцию эндорфинов. Даня прекрасно понимает, что у того практически полностью отсутствует эмпатия. Непонимание любой, отличной от его собственной позиции, нежелание даже попытаться встать на чужое место — лишь верхушка айсберга. В его днище скрывается абсолютная слепота к эмоциям и чувствам, причем как своим, так и чужим. Эта собственная незрячесть остается сокрыта от ее владельца, обитающего в каком-то иллюзорно простом мире, предпочитая не думать о его подоплеках. Даня в этом Вову раскусывает практически сразу, оттого выводить его на эмоции становится еще забавнее. Ведь Даня, в отличие от него, копает глубже. Намного глубже. Настолько, что порой закапывался в непроходимые дебри, однако тем лишь интереснее. Ведь наблюдать, как Вова упорно делает вид, что ему весело, даже когда над ним в открытую насмехаются… прикольно. — Если за всю жизнь у вас была бы всего лишь одна возможность вернуться назад во времени, использовали бы вы её? И если да, то в какой ситуации? Вова пьяно щурится. Очевидно, его и так не самое многогранное мышление, находясь в тумане алкогольных паров, отказывается работать совсем. Даня же задумывается. Вопрос действительно интересный, хоть и безумно абстрактный. Важно учесть, например, то, насколько далеко можно вернуться, не будет ли проблем с эффектом бабочки, временными петлями и еще множество других нюансов. Однако пока Вова сосредоточенно пытается заставить размякший язык шевелиться, Даня все-таки приходит к выводу, что, пожалуй, бы отказался. Не зря народная мудрость гласит: «сделанного не воротишь». На личном опыте легко убедиться, что все предложения со сослагательным наклонением надуманны и туманно-идеальны, что уже напрягает, ведь в мире нет абсолютно ничего кристально чистого. Никогда нельзя узнать, что бы случилось, поведи он себя в каком-либо случае по-иному. Нет и никаких гарантий в положительном исходе измененной ситуации, а время, как известно лечит практически любые раны. Так что, нет, однозначно для себя Даня решает, что не использовал бы. Пусть жизнь течет своим чередом, палки в ее колеса ставить точно не стоит. — Я бы в год семнадцатый вернулся и биткоин бы купил, — наконец выдает Вова. И Даня просто не может удержаться от закатывания глаз. — А ты в семнадцатом году, ебать, шарил за биткоины? Не знал, не знал. Острит мягко, почти нежно, однако Вова легко поддается на провокацию. — Ну нашел бы с кем проконсультироваться, там… Да и че там думать особо. И Даня начинает душить его с каким-то зверским аппетитом. Нетрезвый мозг подкидывает безумные идейки для придирок, а смотреть на то, как пьяный, а потому слегка тормозящий Вова потихоньку закипает — вершина удовольствия. Даня смакует эту постепенно нарастающую злость, пока она не превращается в поток слепого гнева, кипятком выливающийся на рыжую голову без какой-либо фильтрации. Но ему похуй, на нем непробиваемый гидрокостюм, Даня всего лишь потребитель, не участник конфликта. Именно после этой игры он начинает полностью входить во вкус. Даня все больше прикапывается к словам, шуткам, внешности, реакциям, ко всему, чему только можно, лишь бы вывести на очередной эмоциональный порыв, пронаблюдать модель ядерного взрыва собственными глазами в рамках одной личности. Простой, как листочек бумаги. Листочек бумаги, на котором можно вывести вообще что угодно, стоит только чуть больше или меньше надавить карандашом. Подштриховать и растушевать там и сям, и вот оно. Даня ощущает себя художником, который может делать с этим листочком все, что только придет в голову. Вовой ведь легко управлять вследствие его наивности и легкой инфантильности, открывающим доступ легкой руке мастера. Это чувствуют все, кто хоть какое-то время обитают в окружении Братишкина. Те же зрители, ощущают чужую податливость, перерабатывая это в шутки про многочисленные переобувания и комментарии, приправленные смайликами черепов, с уже клишированной фразой «он со всего смеется». Вот только они не умеют этим пользоваться. Если и получается, то скорее случайно, без четкой цели. У Дани тоже ее нет как таковой. Он избирает судьбу самурая, не предвкушая конечную точку, а лишь наслаждаясь путем. Даню смешит чужая глупость, детская непосредственность в восприятии мира, которой настолько легко управлять, что язык будто сам шевелится во рту, перебирая звуки, складывающиеся в колючие слова. Он мучает Вову с интересом исследователя, с садистским наслаждением. Даня знает, на какие точки следует давить. Он высмеивает чужие шутки, тыча этим Вове в лицо посредством армии преданных фанатов, самих не знающих всей изнанки затеянной игры. Факт ее существования понимаем только самим создателем, который ей же и управляет. Даня продолжает надавливать, на одном из стримов выкручивая подъеб над глупой шуткой на максимум. Пара слов о том, что Вова слился, закрыв комментарии в телеграм канале, и вот уже преданные зрители по указке атакуют паблик во вконтакте, следуя за Даней, будто стайка крыс, загипнотизированная крысоводом. Все-таки в медийке есть куча преимуществ. Но и этого оказывается недостаточно, Вова в этот конкретный момент почему-то несвойственно непробиваем. Но чем сложнее, тем интереснее игра. Зрители, вновь следуя указке, послушно спамят видео в чат Хесусу, ведь Даня уверен, что после этого Вова точно отреагирует. Это же Хесус. Не то что бы ахиллесова пята, но однозначно рычажок, потянув за который, собачка Павлова со сто процентной вероятностью выдаст реакцию. И рычажок не подводит. Хесус играет как надо, невольно сам надавливая, принимая непосредственное участие в этой полупрозрачной игре. Даня с искренней улыбкой наблюдает, как ругается Вова, бросаясь неосторожными, необдуманными словами в смешной попытке защититься. Наблюдать за чужими слабыми барахтаньями… прикольно. Однако сразу перебарщивать не стоит. Давление нужно наращивать постепенно, чтобы не спугнуть. Разнообразия ради Даня на совместной тусовке ведет себя прилежно, порой уж слишком наиграно исполняет роль пай-мальчика. Уверяет, что все сказанное на стриме — рофл, твердит Вове, что тот большой молодец и именно благодаря нему сам Даня имеет такой стабильный онлайн. В этом, несомненно, есть доля правды, но значения она не имеет вовсе. Недоверие в чужих глазах, сменяемое огоньками радости, подстегивает еще больше, а в голове вырисовывается новый план. Поток очередных жестких шуток, явно перегибающих палку, мигом тушит все зародыши приязненного пламени в зрачках. Пар от потухших огоньков метафорично валит из ушей, потому что Вова вновь ожидаемо злится. Кто бы что ни говорил, но Даня любит нарываться на конфликты именно из-за этого. Он смакует такие яркие реакции, наслаждаясь силой собственного влияния. Вова плюется, чуть ли ни шипит, неосторожные фразы летят колкими стрелами, однако те так и не успевают достигнуть изначальной цели, возвращаясь обратно, умело направляемые Даней. Ему всегда говорили, что язык у него с остринкой. После того вечера нужно было осторожно перейти к следующему пункту плана. Да, Вова определенно начинает занимать чуть больше места в его голове, Даня даже становится будто бы слегка мягче с другими, вкачивая ресурсы в одного конкретного человека. Просто отчего-то именно фигура Вовы, его реакции цепляют больше остальных. Возможно, это связано с тем, что в их первую встречу тот, наоборот, зажимался и точно не выглядел человеком с бурным эмоциональным диапазоном. Вова казался базовым интровертом, смелым в интернете и пугливым в жизни, случайно попавшим на волну популярности. Однако со временем Даня понимает, что это не совсем так. Чем ближе, Вова подпускает к себе и зрителей, и его самого, тем более становится понятнее ситуация. Однако для того, чтобы тот раскрылся перед ним абсолютно, чтобы предстал перед ним нагим в самом метафоричном смысле, нужно было время. И пара незамысловатых манипуляций. Даня зовет его на прогулку чисто вдвоем, не давая никаких обоснований. Знает ведь, что спросить Вова побоится. Тот ожидаемо игнорирует его какое-то время, но, когда Даня публично на это жалуется, сдается под давлением аудиторий и отвечает, что «конечно же» и «с удовольствием», но когда-нибудь потом. Такая расплывчатость так же понятна, однако это совсем не значит, что Даню она устраивает. Он снова давит, говорит, что хочет обсудить важные вещи, касающиеся их взаимоотношений, однако упоминает это вскользь так, что такому человеку как Вове не удается зацепиться за крючок аккуратно, нет, он заглатывает его, не зная, что за наживкой стоит кровожадный рыбак. В укромном барчике довольно камерно и почти что уютно. Вова потягивает какое-то пиво, Даня — привычный вискарь. Разумеется, он и не собирался обсуждать их последнюю встречу. Они разговаривают ни о чем, и диалог на удивление клеится почти складно. Даня припоминает пару историй из жизни, Вова отвечает тем же, однако поглядывает слегка вопросительно, все ждет, когда их беседа возьмет виток в сторону насущной проблемы. Но Даня все витки умело изворачивает в противоположное, с Вовой это легко прокатывает, а затем оба и вовсе напиваются, и нормально поговорить так и не получается. Язык превращается в вяло ворочающийся шмоток мяса во рту, и на этом этапе, становится ясно, что на сегодня хватит. Вова валится в такси, Даня усаживается в свое. Оба разъезжаются с мыслями о какой-то недосказанности, однако если первого это немного напрягает и удивляет, то второго радует. План идет как надо, простое издевательство перерастает в нечто более масштабное. На следующий раз Даня уже продумывает более четкую тактику. Всякий раз, когда они пересекаются в рамках компании Вову провоцируют, над ним шутят, но осторожно, лишь слегка перегибая палку так, чтобы было неприятно, но пожаловаться на такое было бы стыдно. На таких тусовках Даня специально держит дистанцию между ними, усаживаясь подальше, общаясь преимущественно с другими людьми, которым достается львиная доля его внимания, в то время как Вову награждают лишь ядовитыми крупицами насмешек. Дане нравится наблюдать за чужой загнанностью, напускным смехом, за которым скрыты маленькие неприятно саднящие ранки, которые сложно разглядеть невооруженным глазом. Но Даня в отличие от Вовы эмпат, и все прекрасно понимает. Наедине же Кашин само дружелюбие. Подсаживается ближе, хлопает по плечу в самом дружеском жесте, хватает за руки, сыпет комплиментами, как мелким бисером, сдерживает едкость, копя ее для следующей тусовки в компании. У этих действий все еще нет конечной цели, Дане просто нравится наблюдать, как Вова с каждой их встречей все острее реагирует как на приятные, так и на неприятные аспекты их взаимодействия. Даня исследователь, а Вова его объект, за которым неотрывно наблюдают, подсыпая самые разные препараты в кормушку. Однако в один момент эксперимент слегка выходит из-под контроля. Это их очередная совместная пьянка, красный день в календаре встреч для Вовы. Они напиваются уж слишком сильно. Вова смелеет, несмотря на успевший закостенеть язык: — Блять, Даня, ты мне вот что скажи, — в глазах ни тени осмысленности, поэтому Даня чувствует себя в безопасности. Вначале думает, что это очередной Вовин глупый около философский разгон, однако в этот раз его невольно обводят вокруг пальца, — почему наедине со мной ты такой пиздатый, а когда мы в компании, ты ведешь себя как ебанное говно. И, блять, знаешь, вроде и рофлы не жесткие, но триггерят пизда. Даня чувствует, как холодеет позвоночник, но тут же мысленно осаживает зарождающийся страх. Это же Вова. Это же тупой наивный Вова с мышлением подростка, и интеллектом школьника. — Бля, сорян, если обидел, — начинает нарочито серьезно, чтобы у собеседника и мысли не возникало, что где-то тут могла бы сквозить ложь, — у меня просто шутки такие со всеми, если ты не заметил, — однако откровенно пиздит, потому что нет, вообще не со всеми. Если конкретно, то только с Вовой, но делает акцент на «если ты заметил», ведь возразить будет неловко. — Ты пиздатый чел, я и не думал, что эти рофлы могут как-то задеть… Типа это же шутки всего лишь, я со своей подписотой так же общаюсь, привык, видимо, что они не обижаются. В его словах манипуляция на манипуляции, но Вова в этом деле слепец, а Дане почему-то нравится издеваться над эмоциональным инвалидом. — Я… — ожидаемо Вова не знает, что сказать, как грамотно донести информацию. Ему неловко, Даня чувствует, что тот жалеет, что вообще завел этот разговор. И тут вдруг в череду пьяных мыслей врывается самая яркая. И Даня готов идти с ней во-банк. — Бля, я правда мразота еще та, — разумеется, Вова имел ввиду совсем не это, но Даня умело вычленяет из чужих слов собственный смысл. — Если ты хочешь… Короче, я пойму, если ты не захочешь общаться там, ну, или к чему ты ведешь? Секунду Вова грузится. Даня почти видит, как кипит его заторможенный алкоголем мозг, а затем чуть ли не облизывается, когда в глазах напротив мелькает страх. Это даже слегка неожиданно, он и предположить не мог, что смог привязать к себе человека настолько. Даня чувствует себя ебанным гением, однако сдерживает собственные порывы, изображая из себя щенка, побитого за то, что по ошибке укусил хозяина. — Ну, ты чет совсем радикально, — наконец качает головой Вова. Зачатки страха все еще плещутся где-то на границе зрачка и радужки. — Просто, бля, я… Короче, забей, чет я хуйню сморозил. Могу иногда обидеться на рофлы, такой я еблан. Даня качает головой, сочувственно кивает, хлопая по плечу, а на языке оседает терпкий привкус победы. Оставшуюся часть вечера Вова даже для себя уж слишком надрывно смеется над его шутками, заискивающе заглядывая в глаза после каждого сказанного слова. Дане не то что бы нравится, ему больше смешно, однако он покровительски одаривает Вову знаками внимания, улыбается даже на самые тупые шутки, приобнимает за плечи в пик пьяной эмоциональности и почти что над ними не издевается. У него самого уже порядком кружится голова, и Дане правда сложно сказать опьянен ли он большим количеством выпитого или же собственной властью. Никогда до этого он не имел такого сильного влияния на знакомого ему человека, и это новое чувство полностью овладевает разумом. Но в следующую встречу Даню ожидает уже новое блюдо импровизированной эмоциональной кухни. На тусовке в основном ребята из восемьдесят девятого сквада, плюс пара человек из общих знакомых. Среди них Коля Лида, с которым действительно охуенно. Коля нескучный, неповерхностный, и его коэффициент интеллекта уж точно выше восьмидесяти девяти. Даня проводит много времени именно с ними, и ему правда в кайф. Он искренне хохочет с чужих шуток, да, порой глуповатых, но почему-то в исполнении Лиды невъебически смешных. Невольно Кашин забывает вообще обо всем на свете, лениво попивая пиво в окружении мелькающего татуированного лица напротив. Вова тоже находится где-то в рамках этой же квартиры, но сейчас Дане на это глубоко похуй, поскольку вокруг есть люди поинтереснее, а эмоциональная игра уже начала наскучивать, превращаясь в предсказуемый график подъемов и спадов. Вот, Даня посылает Вову на хуй, а тому обидно, а вот Даня ведет себя самым нежным образом, и Вова изображает из себя преданного песика. В один момент к ним с Колей присоединяется Макс, из-за чего внимание слегка рассеивается. Даня начинает замечать, что Вова все это время мелькает где-то рядом. Хаотично перемещаясь от группки к группке, он, как акула, окружает Даню плотным кольцом, бессознательно целясь получить хоть крупицу чужого внимания. Это, конечно, забавит, но не настолько, чтобы вновь возвращаться к их игре в плохого-хорошего полицейского, где Даня умело меняет маски. До одного момента. Коля, освобождая место для подошедшего Ильи, пересаживается на диван к Дане, на что тот одобрительно приобнимает его за плечи, потираясь щекой об отросшие волосы. Глаза как-то сами, на уровне интуиции, скашиваются левее. Там, окруженный Тошей, Лешей и Нелли стоит Вова. В его руках привычная бутылка честера, однако, не початая и наполовину. Но больше Даню привлекает чужой взгляд. Он тяжелый, пасмурный. Губы поджаты, густые брови сведены лишь слегка. Даня как-то сам по наитию отдергивает голову от Коли, мозг жмет на тормоза резко, не задумываясь. Мгновения на анализ ситуации. Даня тут же отводит взгляд, делая вид, что улыбается на какую-то шутку Ильи, а сам склоняет голову чуть левее, практически укладывая ее на плечо Коли. Так, он впервые пробует на вкус чужую ревность. Она кисло-сладкая, и в этом вся ее прелесть, богатство вкуса. Выяснив новые обстоятельства, Даня вновь включается в игру. Он экспериментирует, проверяя Вовину реакцию на собственные взаимодействия с разными людьми. Выясняется, что не так важно, с кем именно общается Даня, кого конкретно он трогает, кому достается его внимание. Важно, что этим всем обделен Вова, который, захлебываясь собственной слежкой за важным ему объектом, и не замечает, что он сам находится под не менее пристальным наблюдением. Дане от этого непозволительно хорошо, и это самое «хорошо» уже давно стоит на ступень выше пресловутого «прикольно». Даня даже смазанно целует Дениса в круглую щеку, мысленно восхищаясь тому, насколько быстро тяжелеет Вовин взгляд, а его губы превращаются в тонкую полоску. Очевидно, что тот одновременно очень хочет и не хочет, чтобы его поймали с поличным. Хочет, потому что наивно рассчитывает, что тогда все триггеры мигом пресекутся, и не хочет, потому что сам факт его ревности невыносимо постыден. Эту ревность, сладкую от факта Даниной важности в чужих глазах, и кислой для самого ее субъекта, хочется смаковать, пережевывать, причмокивая масляными губами. Домой Даня заваливается в безумно приподнятом настроении. Видит какое-то сообщение от Вовы, высветившееся в уведомлениях, но намеренно не читает, тут же заваливаясь спать. На следующее утро то, разумеется, пропадает, и Дане от этого становится еще смешнее. Он намеренно пишет Мазеллову, с которым на последней совместной тусовке они обсуждали возможную колабу. Илья доп контенту всегда рад, потому не отказывает. Дане, в целом, тоже совмещает приятное с полезным: от Мазеллова идет много подписоты, актив ебейший. Время он специально подбирает таким образом, чтобы в этот момент Вова стримил, и не прогадывает. Пара шуточек на грани оскорблений и рофлов, и вот уже им активно шлют нарезки, где Вова, очевидно раздраженный и взбаламошенный, плюется ядом. Чат спамит: «завидует, что не позвали», а Даня просто с этим соглашается, потому что Вова вновь безумно читаемый. В его глазах вновь мелькает ревность, приправленная сверху нотками зависти, и Дане почему-то настолько приятно за этим наблюдать, что настроение поднимается до какой-то непробиваемой планки. Стрим проходит на ура: довольны, пожалуй, все кроме Вовы, который буквально отсиживает свой поток от силы минут пятнадцать, после чего, ссылаясь на плохое самочувствие вырубает. Но Даня-то знает, что дело не в самочувствии, однако после стрима все равно пишет в личку, интересуясь здоровьем. Единственная галочка возле сообщения долго не сменяется двойной, хотя Вова заходит в сеть, и это веселит еще больше. Такие штуки он потом проделывает неоднократно. Наконец, у него появился стабильный рычаг давления, манипуляциями с которым можно было добиваться самых разнообразных реакций с чужой стороны. За последние несколько недель он наблюдает за тем, как скачет Вовино настроение с абсолютного минимума, до максимума, и это так смешно и интересно, что Даня чувствует, как по венам хлещет азарт, рука об руку идущий с адреналином. Ситуация принимает странный оборот, когда ему вдруг посреди ночи пишет Хесус. Даня в три часа, разумеется, не спит, однако сообщение читать не торопится. Он вообще с настороженностью относится к внезапным появлениям людей, с которыми он редко взаимодействует. В крысу пытается было вычитать, что Леша от него хочет, но старый спамит голосовыми, что напрягает еще больше, потому что это вообще-то нарушение правил общения в сети. Голосовые — удел неформального общения, которого у них с Хесусом ничтожно мало. Однако любопытство побеждает, и он спустя каких-то минут десять, все-таки открывает телеграмм, жмет треугольничек, тут же превращающийся в две палочки, слушает. Леша говорит сбивчиво, непонятно. Ясно, что чем-то взволнован, однако Даня слегка сбит с толку, пытаясь понять чем конкретно. Когда же в спутанной речи звучит имя «Вова», осознание потихоньку начинает подкрадываться. Вначале на цыпочках, неуверенно, однако тут же меняет темп с грохотом и криками врываясь в мозг, когда Хесус с нажимом объясняет что-то про «подлатанную» им чужую психику. Даня не успевает дослушать до конца, потому что дверной звонок просто разрывается от количества нажатий, а в глазке на него смотрит уж очень осунувшийся Вова. — Я в тебя, кажись, влюблен, — заявляет с порога, когда дверь нехотя открывается. И Даня слегка в ахуе, потому что это точно не то, что он хотел услышать. На секунду в голову закрадывается мысль, что все это огромный пранк Леши и Вовы, однако тут же отметается, поскольку те уж точно не обладают такими умственными способностями. Наоборот, голосовые Хесуса структурируются в голове как-то сами, многое в них становится понятным, а осознание, окончательно заявив свои права в голове, топчет ногами и требует срочно сделать хоть что-то. Но проблема в том, что Даня не знает, что ему делать. Путь самурая, не подразумевающий цели, отделился от создателя и начал жить собственной жизнью, выстраивая каждый ход таким образом, чтобы обвести его вокруг пальца. Даня чувствует целый спектр эмоций, приправленные сверху запахом чего-то спиртного, исходящего от Вовы. Как реагировать на это внезапное пьяное признание, непонятно, неясно, и вообще все происходящее какое-то странное, будто оторванное от реальности. У Дани в голове не укладывается, как Вова Братишкин, тот самый Вова Братишкин, который всегда смеялся над геями, был самым гетеросексуальным из всех гетеросексуалов, вдруг оказывается у него на пороге и чуть ли не плача признается в чувствах. Это все будто бы из другой вселенной, из каких-то странных фанфиков маленьких девочек, но точно не из этой самой злоебучей реальности. Пока мозги со скрипом пытаются работать, сформировать хоть какой-то план действий, у Вовы они, смазанные приличным количеством выпитого, шевелятся прекрасно, хоть, пожалуй, и не совсем трезво. Он вдруг лезет обниматься, и Даня, привыкший ко всякому, впадает в окончательный ступор. Сомневаться не стоит — последние капли адекватности в Вове заменила водка или чем там еще можно было надраться настолько сильно. Они стоят в коридоре настолько смешно и тупо: Вова тугим кольцом сжимает Даню, а тот просто замирает, растопырив руки и не зная, что ему вообще стоит предпринимать. Он-то возомнил себя самым умным, контролирующим в их взаимоотношениях абсолютно все. Возгордившись, Даня забылся, а судьба, видимо, просто решила напомнить ему кто тут на самом деле хозяйка. Вова же переходит в полноценную атаку. Отстранившись лишь на секунду, он вновь приближается, целуя. Благо, не в губы. В щеки, нос, лоб — всюду, куда удается дотянуться, но губы намеренно избегает. Видимо, скудные следы адекватности все-таки упорно отказываются подчиняться анархичному спиртному. Даня видал и такое, однако это не значит, что его это не пугает. Он вновь молчит, не отталкивая, позволяя себя целовать, но никак не отвечая. Вова что-то шепчет в перерывах между наивными, вновь слегка инфантильными чмоками. Даня даже не силится разобрать, что конкретно он говорит, просто сознание верещит, что это срочно нужно прекращать. И действительно. В моменте Вова смелеет, и отстранившись вновь, буквально на несколько мгновений смотрит в глаза напротив. У самого Вовы в зрачках сплошная пьянь и неприличное влюбленное обожание. Дане становится невыносимо противно от всего сразу: от этого пьяно-влюбленного человека, от ситуации, от себя самого. Внезапно, в голову забегает мысль о том, не лечил ли Хесус Вовину психику такими методами? Впрочем, задержаться она не успевает, потому что ее напрочь сбивает другая. Последние вздохи самоконтроля Вову покидают окончательно, и тот, прикрывая глаза, все еще невыносимо пугаясь, просто ныряет в неизвестность, целуя. Слепо, как котенок, тычется в плотно сомкнутые губы, пытается раздвинуть их языком, но, видимо, для Дани это становится последней каплей. Он тут же отпрыгивает, грубовато отпихивая Вову руками, отходит на безопасное, на его взгляд, расстояние, выставляет ладони вперед в защитном жесте. — Ты че, блять, творишь?! — теперь им управляет сплошной гнев. Он распирает его настолько, что начинают трястись руки, а глаза слепит настолько, что сейчас перед ним стоит вовсе не пьянющий Вова, а дьявол во плоти. — Совсем ебанулся, блять?! — Но ты же… — Вова запутался, однако обожание в его глазах будто лишь удваивается. Его тело уводит куда-то в сторону, ноги сами делают неосторожный шаг, и Вова заваливается на бок, утягивая за собой ложку для обуви, которая под его весом протестующе хрустит. Даня смотрит на это посмешище со все еще не остывшей головой. Ему злобно, мерзко, просто отвратительно, он даже не пытается как-то помочь, просто наблюдая за чужими неуклюжими попытками подняться. — Блять, ты ебанулся? Что я? Я давал тебе хоть какой-то намек на… И в уплотненном тумане гнева слабо проявляется лучик разума. Намеки давал. Просто расценивались они ими обоими по-разному. Моменты, когда становился специально близко, напрочь снося чужие личные границы. Когда специально во время разговора с несколькими людьми смотрел исключительно в глаза Вовы. Когда, будучи наедине с ним, трогал уж слишком много. Когда не остановил неловкие поцелуи сразу после признания. Дане очень хочется выгнать Вову отсюда нахуй, и вновь закрыться от всего мира, бездумно играя в доту. Сычевать в гордом одиночестве, анализируя, анализируя. Но в их ситуации такие действия — непозволительная роскошь. Поэтому Дане не остается ничего, кроме того, как с некой брезгливостью ухватиться за чужие руки, помогая подняться. Он не без труда укладывает Вову спать, тот еще что-то ворчит, но будто бы больше для себя, и вслушиваться в это определенно точно не хочется. Выключая свет, Даня понимает, что, если бы у него за всю жизнь была одна возможность вернуться назад во времени, он бы использовал ее именно сейчас.