Осязаемое

      Душа, спасенная и сгнившая под прессом агнецизма, извергнет понос, как состояние несостоятельного, поле мыслительной единицы. Оживший грязный мир, идеал без олицетворения, оставшись провидцем прошлого, станет покровом неоткрытого. Поток непонятного и понятого, разминающий свое существо, лишь пластилин в руках низвергнутого. И сколько же ощущаемых, но несуществующих, среди нас? Ломать свое созидание ради уничтожения отрыжки одиночества или принятие? Доколе это будет повторяться? Попытка за попыткой, изнеможение за истощением, и все равно инстинкт никогда не взойдет, невидимый. Человек всего лишь песчинка под ногами Бога, принятого, но неприятного, необъятного и очерненного. И если лишь раз ощутить эйфорию, Лондонский мост сгорит. Останется лишь путь <…> змия, наставляющего, но не решающего. И только мозг, планета, поймет и примет решение правильное, лишающее, подающее, окликающее. Не щадящее, не спасающее. Оно, словно грязный двуликий монстр прожитого, станет спутником настоящего. Убежать не получится, проявится лишь остаток разума и его часть, изуродованная идеалом несуществующего, утопией цветущего сердца. Существо, как голая на публике девственница, будет настаивать на идее праотца. Но никогда не будет обделено. Могильный камень сокроет основу, но не даст умереть сути, что роет себе сакральное и низменное.       Лишь трижды окликнув, кто-то ответит. Но неясно, дико, опасливо. Сломанная сущность, отсутствующая, пробудит яростный страх, что поглотит две души бездуховных, и больше никогда не будет прежней. Лишь осознав свою ошибку, суть и странник поймут: кто-то сделал шаг в шестифутовую пасть извечного. Есть только шанс не умереть. Есть только шанс не убить. Нет возможности бежать ни от себя, ни от осознания прошедшего истинного предпоследнего суда. Оно поглотит две души одной души и лишь тогда, лишь тогда оно примирится и уляжется, как свернувшаяся кровь. Вечное одиночество сменится делением. Противостоять придется душе дважды, но победить можно лишь раз. И никто не расскажет, кто такой он. Ящик Пандоры, открывающийся из раза в раз, изо дня в год, будет открываться, пока смерть не настигнет живое и неосязаемое. Неисправимая ошибка одной мысли, цена которой жизнь, извергнет из себя страдание и счастье и поместит в человека остальное. И только тогда молодой истерзанный мозг поймет, что изменения — это фальшь. Таковыми и останутся. Игрушка в руках его только и умеет быть собой. Зависть, вкладываемая в суть, не пропадет, а лишь протечет и оставит след. И только один сможет жить, и только один сможет умереть. Счастливы будут оба. Но лишь лишенный поймет и узнает, что такое наркотическая эйфория. А побежденный узнает: существование — нерождение. Нерождение — убийство. Убийство — осознание и прощение.       Происхождение — плен, а создание — тюрьма. Заключение будет не понято, но осязаемо.       Отрава души, что сжигает пламенный окурок, только похохочет злорадно. Глейпнир будет на двоих.