Методы лечения простуды: традиционные и не очень

Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и на то, как Хаджиме перебирает бумажки из отдела. Так нагло разложив их на обеденном столе дома, а не в кабинете на работе, как положено. И Сейшу бесконечно смотрит, стоя в кухонной зоне, оперевшись на холодильник, скучающе водя пальцем по его гладкой поверхности. — Хаджиме, может сделаешь перерыв? Коконой только через минуту, дочитав нужное, поднимает на него нахмуренный взгляд: — Нет, — и возвращается обратно к тексту, заправив длинную прядь волос за ухо. Незаметно закатив глаза, Сейшу выравнивается и подходит к нему ближе. Коконой тратит на работу всё своё время: рабочее, нерабочее и даже то, которое должно по праву принадлежать Сейшу. И так уже несколько недель. К полосе отчаяния Инуи подходить не собирается. Аккуратно, чтобы не потревожить и не перебить внимательность, гладит ладонями по плечам мужчины, наклоняясь к его уху. — Точно не хочешь отвлечься? — томно шепчет Сейшу, следом оставляя поцелуй чуть ниже мочки. — Я занят, — строго выпаливает Хаджиме и уворачивается от следующего поцелуя. — Займи себя чем-нибудь другим, ладно? С глубоким вдохом Сейшу отходит от него, попутно заметив, что Коко уже третий раз берётся читать один и тот же протокол. — У тебя уже болезнь какая-то, — печально заключает Инуи. — Да-да-да… — на ходу поддакивает Коконой, чтобы поскорее закончить диалог. — К врачу обязательно схожу, честно. С вопросами, советами и предложениями Инуи приставать больше не стал, и на некоторое время постарался забыть о не слишком приятном диалоге. Только поведение Хаджиме, названное болезнью, с течением этого времени усугублялось. Он перестал приходить ночевать в их общую постель, отдавая предпочтение дивану в гостиной, совмещенной с кухней. Просто отходил от стола на несколько шагов и засыпал на пару часов, а после пробуждения, сходив в душ и заварив чай без сахара, снова приступал к чтению и анализу прочитанного. Наверное, не стоило даже пытаться выразить словами, насколько Инуи начал раздражать шелест переворачиваемых страниц, да и все эти чертовы бумаги в целом. Болезнь прогрессирует. А Сейшу безумно скучает. Может быть, это кажется по-детски глупо и совсем не подходит поведению взрослого, самостоятельного человека, но это так — Сейшу в один день ловит себя на мыслях, что ревнует Коконоя к работе. А что? Ему ведь тоже хочется внимания. Коконой доходит до того, что может пожелать лишь доброго утра, когда Инуи застает его уже в процессе работы после пробуждения, а ближе к ночи, когда Сейшу отправляется в спальню, все ещё надеясь, что Хаджиме последует за ним, — Коконой желает ему сладких снов. И это весь их диалог за сутки. Поэтому сейчас, зайдя в кухню, увидев Коконоя за работой и получив своё заслуженное: «Доброе утро», Сейшу застывает в удивлении. Коконой не бегает глазами по тексту, как прежде, хоть и буркнул сухое приветствие. Он уложил голову на сложенные на столе руки. Выглядит он, если честно, действительно болезненно. Кажется, даже ещё больше похудел. — Что-то не так? Услышав вопрос, Хаджиме старается принять подобающий вид, не выдавая усталости. Поднимает голову и протирает руками покрасневшие глаза. — Нормально всё, — медленно и сухо тянет он. — Спал плохо и немного утомился, кажется. Просто так поверить мужу наслово Сейшу не может категорически, потому что видит насколько изменился его внешний вид. Похоже, когда Инуи назвал его патологически повышенную продуктивность болезнью, он не ошибся ни на грамм. Он подходит к Коконою, берет его лицо в ладони, подмечая, что кожа не по-здоровому горячая. Внимательно осматривает глаза, отчего Хаджиме мгновенно становится раздражительным. — Голова не болит? — только и успевает спросить Сейшу, прежде чем Хаджиме убирает его руки от своих щек. — Болит, — бросает он и отворачивается, всё-таки приступая к работе, придвинув к себе стопку с отчетами. Сейшу не зря исправно посещал университет шесть лет, получая специализацию лечебного дела. И хоть всю свою врачебную практику он потратил на работу в морге по направлении судебно-медицинской экспертизы, основы терапии он знает в той же мере и все ещё их не забыл. Поняв, что в диалоге никаких симптомов больше не выяснит, Сейшу разворачивается и следует в кухонную зону за аптечкой, намереваясь пустить в ход градусник и тонометр. — Ты так и не поужинал вчера? — серьезно спрашивает Инуи, заметив на барной стойке, почти рядом с мойкой, нетронутую и оставленную на тарелке еду. — Аппетита не было. Рассудив по звукам, Хаджиме понимает, что Сейшу двинулся в кухню не чай заваривать и не за завтраком. Он оглядывается на Инуи, который уже исследует коробку с медикаментами. — Только не включай доктора, пожалуйста, — вымученно вздыхает он. Но голова, вопреки выражению, начинает пульсировать и болеть ещё сильнее. Будто бы действительно стоило бы не выпендриваться, а попросить болеутоляющего, причем повежливее. — И вообще, ты судмедэксперт, — продолжает Хаджиме, пальцами с обеих сторон сдавливая виски. — Поэтому поколдуешь надо мной, когда умру. Теперь-то Сейшу уж точно не сомневается — Хаджиме заболел. Может, утомился от работы, — ведь сидит он так почти круглыми сутками, отвлекаясь только на курение, душ и короткий сон. Приемы пищи пропускает стабильно часто. А покурить на балкон выходит и ночью, даже если там не особо тепло. К тому же, сидит прямо под кондиционером. Вредных факторов на него подействовать могло довольно много. Но когда Хаджиме заболевает, он превращается в самое капризное, раздражительное и вредное существо. Он упрямится, не поддается ни на какие уговоры, таблетки прячет под подушкой (что совсем абсурдно для взрослого мужчины!), не позволяет ставить себе термометры, уколы. Во время одного из многих путешествий, когда они были в Норвегии, Хаджиме серьезно простыл. Он лежал в кровати сутками, завернувшись в одеяло с головой, был горячим, словно выпавший из камина уголек, но все равно не позволял себя лечить. Тогда-то Сейшу и выработал к нему определенный подход, ведь каждый врач обязан подбирать его индивидуально ко всем пациентам. Сейшу все-таки берет градусник и подходит к нему, с выражением лица серьезнее некуда, протягивает его мужу: — Поставь, — коротко требует он. Хаджиме, тяжело вздохнув, поднимает на него уставший и одновременно умоляющий взгляд: — Мне не нужно… — Поставь или это сделаю я, — ещё тверже повторяет Инуи и, выдержав паузу, добавляет: — Ректально. Латинский язык преподают в медицинском университете, а Хаджиме там не учился, потому и смотрит на мужа непонимающе, ведь суть угрозы дошла до него не в полной мере. — Ректально — это в… — Сейшу замолкает на секунду, выбирая более мягкое определение: — В попу, в общем. — Боже мой… — закатывает глаза Хаджиме, но термометр все же забирает и ставит как положено. — Что за врач такой, который даже градусник ставит через задницу? Пропустив его двусмысленную реплику мимо ушей, Сейшу прислоняет ладонь к его лбу, чуть сдвинув свисающую белую челку, и подмечает, что температура может оказаться даже не субфебрильной, а выше — где-то градусов тридцать восемь точно. Инуи окидывает взглядом разложенные на столе бумаги и папки, понимая, что ближайшие два дня Коконой вернуться к их изучению не сможет. Жаль, конечно, что работу придется прервать, но не от чистого сердца, — в случае Сейшу. Ещё через пару минут молчания и терпеливого ожидания измерения температуры, Сейшу забирает градусник и без эмоций объявляет: — Тридцать восемь и четыре. — Печально, — фыркнув, Коко выпрямляется на стуле и тянется за очередной папкой, которую Сейшу через секунду отодвигает дальше от него: — В постель. — Сейшу, ну пожалуйста, — тон его за секунду сменился из раздраженного на умоляющий, и Хаджиме даже брови свел, строя гримасу, словно вот-вот заплачет. Умолять было бы бессмысленно. Через минут семь Хаджиме уже был в их общей постели, укутанный в одеяло. Если он и простыл, то стадия болезни ещё не подошла к тому, чтобы он сделал это самостоятельно, — сейчас его укутал Сейшу. Если быть честным, Хаджиме ненавидел эту черту в своем возлюбленном. Всё, что ему нужно, — горячий чай и спрей от заложенности носа. А сейчас Коконой даже на просьбу покурить в последний раз получает категорический отказ. И по этой части Сейшу оказывается всегда упрямее самого Хаджиме. Может быть, он скучает по работе в медицине? Или все медики со временем становятся такими? Об этом Хаджиме размышляет, когда Сейшу уходит ненадолго в аптеку, оставив его одного в квартире. В этот короткий промежуток времени ему даже удается выйти на балкон, чтобы выкурить сразу несколько сигарет, но как только в периметре двора он замечает знакомую фигуру, тут же возвращается в постель, — неприятностей хочется избежать. Уже через час прикроватная тумбочка превращается в настоящий манипуляционный стол. Над ней возвышается Доктор Инуи: ему бы белый халат, а не растянутую домашнюю футболку, хотя и она тоже белая. Он вытащил из набора с тонометром фонендоскоп и очень по-врачебному повесил его на своей шее. Встаньте. Дышите. Не дышите. Вдохните и задержите дыхание. Выдохните ртом. У Хаджиме складывается впечатление, что он действительно попал на приём к врачу. Хотя чисто гипотетически так оно и есть. Когда Коконой вновь оказывается в кровати, Сейшу выносит долгожданный диагноз и назначает лечение: — Никакого курения, есть небольшие хрипы в легких. От температуры пока полечимся таблетками, вечером сделаем ингаляцию. — Тоже ректально? — ехидничает Коко, сильнее укутываясь в одеяло. — Ага, — без эмоций кивает Сейшу. — Если попросишь. — Тогда давай пожестче и поглубже, чтоб уж точно помогло, — Хаджиме не унимается с глупыми шутками, словно пятиклассник. — Отдыхай пока, — вздыхает Инуи. — Пойду приготовлю тебе что-нибудь. Больным себя Коконой по правде не ощущает, просто немного расклеился. А к вечеру ему и вовсе кажется, что хуже становится от таблеток, потому что температура повышается и голова гудит сильнее прежнего. Сейшу готовит ему кашу, которую Хаджиме объявляет самой ужасной на свете и отказывается есть. Затем Инуи терпеливо ждёт, пока пациент соберётся с мыслями и сделает хотя бы несколько глотков чая с мёдом, но тот упрямо просит «чего-нибудь другого согревающего». Минут сорок уходит на уговоры выпить хотя бы одну таблетку жаропонижающего. Сейшу понимает, что на укол литической смеси не стоит даже рассчитывать, хотя это было бы втрое эффективнее. А взгляд у Хаджиме обиженный и убивающий, когда он выглядывает из-под маски во время ингаляции. Наверное, Коконой — самый капризный пациент на свете, зато самый любимый. И с одной стороны, Сейшу даже рад, что из-за болезни он наконец ночует в спальне с ним. Правда из объятий Коконой выпутывается, бурча что-то сонно и недовольно, потому что и без того невыносимо жарко. Только на четвертый день ему становится легче, температура спадает до нормальных цифр и Сейшу даже разрешает своему пациенту принять теплую ванну. Но в ванную комнату все равно зачем-то идет с ним, совсем не желая оставлять его без контроля и надзора. Хаджиме на самом деле расслабляется, откинувшись на бортик, пока Сейшу наблюдает за ним со стороны, оперевшись бедрами о стиральную машину. На шее у него, уже по привычке, висит фонендоскоп, а руки сложены на груди — выглядит он серьезно. — Меня всего-то продуло немного, а ты со мной так носишься, будто я раком заболел, — улыбается Коконой, хотя глубоко в душе ему очень приятно получать такое количество заботы. — Прямо настоящий врач, ещё бы халат надел. Сейшу, не говоря ничего в ответ, смотрит на него и хмурится. Будто диплом терапевта и судмедэксперта, сложенные на полке с документами, для Хаджиме шутка какая-то. Он и есть настоящий врач. Но если Коконой воспринимает его как врача, только если он в белом халате, то пусть оно так. Сейшу оставляет его одного на несколько минут, перебирая вещи на плечиках в платяном шкафу. Иногда, когда он дает онлайн-консультации по видеозвонку, он надевает халат. И хорошо, что со временем Инуи от него не избавился. Сменив футболку на халат, Сейшу невзначай оборачивается к зеркалу. Халат, фонендоскоп. Не хватает только толпы пациентов за дверью. Хотя в его случае достаточно и одного. Толпу таких же он бы не пережил, самому врачебная помощь понадобилась бы. Он возвращается в ванную и получает очень многозначительный взгляд и легкую улыбку от Коконоя. — Тебе очень идёт. Но Сейшу на комплимент не отвечает, берет из шкафчика полотенце и разворачивает его. — Вылезай давай, уже долго сидишь. — Спасибо, мне на самом деле лучше, — намного вежливее прежнего, говорит Хаджиме, протеревшись полотенцем и обвернув его вокруг бедер. — И я уже, наверное, могу вернуться к работе. — Сначала я тебя осмотрю. Когда они возвращаются в спальню, организованную под небольшую больничную палату, спокойный домашний Сейшу снова становится серьезным Доктором Инуи. Снова начинается привычная за несколько дней процедура. Дышите, не дышите. Хаджиме указания выполняет, но за мужчиной в белом халате следит неотрывно. Сейшу настолько сосредоточен на работе, так пристально вслушивается в дыхание и сердцебиение, что не замечает его испытывающего взгляда с зарождающимся огоньком. Заканчивает с аускультацией с лицевой стороны, методично просит повернуться спиной, и Коконой беспрекословно выполняет. Продолжает наблюдать через плечо, придерживая волосы. Сейшу одной рукой огибает его, уложив ладонь на грудь, тактильно фиксирует движения грудной клетки, и от этого простого прикосновения дышать Хаджиме начинает чаще. — Уже гораздо лучше, — заключает Доктор Инуи, возвращая фонендоскоп себе на шею. Хотелось, конечно, немного приврать, чтобы Хаджиме ещё на несколько дней отвлёкся от бумажек и был полностью свободен для него, но ложных диагнозов Сейшу никогда не ставил. Инуи ожидает, что услышав это, Коко тут же скинет полотенце, переоденется во что-нибудь домашнее, сбегает на балкон покурить и засядет в кухне, за столом, всю ночь посвятит работе и ему снова придется ночевать одному. Но этого не происходит. Хаджиме медленно садится на кровать, ни на секунду не сводя со своего доктора игривый взгляд. Он ждёт, пока Сейшу прочитает из этого взгляда хоть одну строчку его мыслей, но Инуи, по всей видимости, так сильно вжился в роль доктора, что никаких сторонних подтекстов не замечает. И это раззадоривает ещё больше. — Ещё раз спасибо, доктор, — Коко делает ударение на последнее слово, будто подсказывая. — Да особо не за что, — только и кивает Сейшу. — Но вы знаете, здесь, кажется, ещё немного болит, — Хаджиме ладонью проводит в районе легких с правой стороны груди. — Не могли бы вы осмотреть тщательнее. Ни его тон, ни манера разговора ничуть не смущают Инуи. Он только хмурится, просит снова встать и принимается ещё раз слушать дыхание через фонендоскоп с указанной стороны. — Всё хорошо, — в процессе аускультации говорит он тихо, — Не пойму, что тебя беспокоит? Хаджиме отнимает из его рук фонендоскоп и, чтобы Сейшу точно услышал его через него, шепотом произносит: — Ваша сексуальность. Теперь-то Инуи точно должен его понять. И об этом свидетельствует улыбка, за одно мгновение появившаяся на его лице. Он вынимает из ушей наушники фонендоскопа, перекидывает его через плечо, свешивая на шее, и кончиками пальцев зацепляет край полотенца, обвернутого вокруг бедер Хаджиме. — Точно готов к тщательному осмотру? — приняв правила игры, спрашивает он. — Я даже назначенное лечение соблюдать готов, — отвечает Хаджиме на выдохе уже совсем близко к губам доктора. Сейшу об этом моменте думал последние несколько недель точно, пока Коконой был полностью погружен в работу. Потому, когда губы страстно соприкасаются с чужими, его руки сжимают край полотенца так сильно — видимо от переизбытка захлестнувших эмоций. Не для того он столько дней терпел капризы и недовольства, чтобы сейчас так просто позволить Коконою снова работать и пропасть на неделю. Сейчас, когда полотенце падает на пол, и Хаджиме оказывается перед ним полностью обнаженный, Сейшу понимает, что так просто его не отпустит. Все-таки, тщательный осмотр он ещё не провел, лечение не назначил и не выполнил курс терапии — без медикаментов, без антибиотиков, без градусников, без ингаляций — другой терапии, особенной. Края белого халата крепко сжаты в ладонях Хаджиме, а Сейшу обнимает его обнаженное тело, кожа которого покрыта мурашками, но не от прохладной температуры в комнате, от прикосновений и беспорядочных мыслей, пропитанных желанием. И как бы не хотелось отрываться от мокрых и мягких губ, как бы не хотелось разрывать долгожданный и глубокий поцелуй, Хаджиме это делает, шепотом выдыхая: — Кажется, у меня снова жар, доктор. Сделаете что-нибудь? Медлить теперь точно не стоило бы. Иначе станет хуже, тогда пациенту понадобится неотложная помощь. — Тогда вернитесь в постель, — подыгрывает Сейшу и помогает ему, направляя к кровати. А Коко края халата из рук не выпускает, утягивая мужчину за собой. Успев опереться на вытянутую руку, Сейшу нависает сверху, сбрасывает с шеи фонендоскоп, мешающий в данной позе, и снова целует податливые губы. Нежно касается ладонью тела мужчины: от плеча к груди, по рёбрам, проскальзывая к спине, возвращается к животу, спускаясь до самого низа, отчего Коко вдыхает чуть глубже обычного, — и заканчивает исследование его тела тем, что проводит по бедру и закидывает одну его ногу себе за спину. Его ласки заставляют Хаджиме дышать чаще и глубже, периодически разрывать поцелуй, но с новыми силами впиваться в губы напротив. Они разогревают тело, вынуждают буквально пылать каждой клеткой, но прижиматься теснее, несмотря на жар. — Вы уже знаете, как меня вылечить? — в перерыве спрашивает он, с надеждой глядя на доктора. — Я уже готовлю план лечения, — вполголоса отвечает Инуи. Он отвлекается, теряя немного времени. Среди баночек с лекарствами выискивает в тумбочке тюбик лубриканта, сразу же выдавливая немного на ладонь. За его действиями Коконой следит с особой заинтересованностью, но через пару секунд, когда Сейшу ладонью с прохладным гелем касается его внизу, прикрывает глаза, отдаваясь ощущениям. План лечения подобран идеально, и лучше доктора, чем Инуи, наверное, нигде не найти. Хаджиме должен будет попросить книгу отзывов и написать о том, насколько мягкие и нежные у Сейшу руки и как приятно он может сделать одними лишь прикосновениями. Но Инуи и без письменных отзывов видит, что делает все правильно. Хаджиме притягивает его к себе, несвязно целует в губы и на каждое движение отзывается короткими тихими стонами, исчезающими в поцелуе. Сейшу спускается губами ниже. Целует шею, к выраженному теплу его тела добавляя горячие выдохи, отводит нежность подальше и прикусывает кожу, не боясь оставить расцветающие алым цветом следы. Он делает все правильно, уверен в этом, — он ведь врач. Варианты этого метода лечения Доктор Инуи пробует самые разные: сначала быстро, расслабленной рукой, не сильно сжимая, задерживается на самой чувствительной зоне, медленно обводя большим пальцем, затем — медленно, но обхватив крепче, чередует оба темпа по-разному, не давая пациенту угадать какой будет следующим. И, безусловно, следит за реакцией. Улавливая всё до мелочей. Заглушает стоны глубокими поцелуями, выделяет лишь секунды, чтобы Хаджиме мог шумно выдохнуть и вновь набрать воздух. Хаджиме сказал бы, что метод лечения действительно хорош и эффективен, но ему становится только тяжелее. Жар одолевает теперь не только снаружи, но и внутри, совсем невыносимо, и тело постепенно начинает дрожать. Он крепче хватается за Сейшу, обнимая за плечи. И когда Инуи, не разрывая затянувшийся поцелуй, продолжает дальше — прекратив прежние действия — Хаджиме мысленно набирается терпения. Задерживает дыхание, стоит скользким от геля пальцам коснуться его между бедер, но излишний комментарий не удерживает: — Мои шутки о ректальных методах вышли из-под контроля? — Не смеши меня, — прыскает улыбкой Сейшу. — Я тоже волнуюсь. Волнение играет свою роль, и выходит у Сейшу всё очень аккуратно. Так осторожно, что неприятных ощущений не возникает совсем. Инуи отвлекает его новым поцелуем, грубым и мокрым — врознь движениям собственных пальцев, — и уже через минуту непривычное сменяется приятным. Сам Сейшу по-прежнему в халате и домашних брюках, в которых уж слишком тесно и горячо. Кажется, ещё немного и он достигнет точки предела возбуждения, потому что прерывистое дыхание Коконоя и его сдавленные стоны непоколебимо точно подталкивают его к этому. Кажется, он ходит по краю, по тонкому льду, и вот-вот рискует сорваться и потерять контроль, превратив свою аккуратность и нежность в нечто безудержное. Кажется, так можно было бы поступить, но он ведь врач, и прежде всего его заботит комфорт пациента. Сейшу прерывается, притягивая подушку от изголовья кровати, подкладывает её под поясницу Хаджиме, убеждаясь, что ему удобно. Волосы у Сейшу слегка взъерошены, а халат по краям у пуговиц Хаджиме измял руками, но все равно Инуи — с затуманенным от возбуждения взглядом, приоткрытыми губами, глубоко дыша и расстегивая ремень на брюках, — выглядит непозволительно красиво и сексуально, возвышаясь над ним. Пуговицы на халате расстегивает тоже, немного распахивая его, чуть скидывает с голых плеч, но не снимает до конца. Неудивительно, что и во время секса Сейшу не выходит из роли доктора. Он двигается внутри осторожно и медленно, не принося дискомфорта, но кратко интересуется о том, как Хаджиме чувствует себя сейчас и приятно ли ему на самом деле. Хаджиме реагирует коротким кивком, угукнув и прикусив губу, дает понять, что все нормально, даже слишком хорошо. Придерживая руками за бедра, Сейшу постепенно, но не торопясь, набирает темп. Движение за движением, плавно и равномерно. Неимоверно мокро и тесно. От нахлынувших приятных чувств веки тяжелеют и глаза прикрываются сами по себе, а с губ срывается шумный выдох с отголоском стона. Жар, от которого в самом начале страдал Хаджиме, теперь доходит и до него. Сердце отдает ритмичные стуки, Сейшу слышит его биение будто бы у себя в голове. Хаджиме вырывает его из этого гипноза, притягивает к себе, коротко целует в губы, приложив усилия и меняя положение тел. — Вижу, тебе уже лучше, — Сейшу не сдерживает улыбку, заправляя длинную прядь его волос за ухо. — Уже совсем хорошо, — исправляет Хаджиме и тоже думает улыбнуться, но вместо этого снова прикусывает губу, потому что Сейшу, по-прежнему находясь внутри, неожиданно двинулся. Инуи присаживается, хватается руками за бедра, притягивая теснее, и на коже точно останутся следы от его пальцев. Хаджиме двигается сам, опираясь на его плечи, горячо дышит и тоже прикрывает глаза от удовольствия. Выходит у него гораздо быстрее, чем получалось у Сейшу, который сейчас занят оставлением новых следов на коже его шеи. За окном давно стемнело, наверное, соседи уже поддались сну, но не шуметь не получается. Сейшу помогает Коконою подниматься выше, придерживая руками, а затем — резко и быстро опускаться вниз. И кажется, что пика у ощущений, пожаром полыхающих внутри у обоих, быть не может. Хочется быть сдержаннее и медленнее, чтобы растянуть это время, сделать его как можно более длительным, но тело словно двигается само по себе, отдаваясь во владение невидимым импульсам. Было, конечно, не просто: долгими днями и неделями стараться отвлечь Хаджиме от чтения отчетов и протоколов, потом бороться с его простудой, которая осложнилась капризами, вредностью и плохим настроением. Пришлось проявить терпение и сохранять непоколебимое спокойствие, какими и должен обладать любой квалифицированный специалист в медицине. Но все это определено стоило того, чтобы в ответ на свои ласки получать такие полные удовольствия стоны. Это всё нужно было перетерпеть, чтобы потом, после окончания целовать его сквозь довольную и облегченную улыбку. Проделанной работой и выполненным лечением Доктор Инуи доволен сам. Он не выпускает Хаджиме из рук, не позволяет сползти со своих колен, только полы перепачканного халата отодвигает в сторону. — Мне нравятся твои методы лечения, — говорит Коко, устало прижимаясь влажным лбом к чужому. — Только специально для этого я больше болеть не буду. — Я все равно могу устроить тебе повторный прием, — улыбается в ответ Сейшу. — Если ты, конечно, снова не пропадёшь в бумагах, то скажем… Через пару дней? Хаджиме кратко целует Сейшу в губы и улыбается тоже: — А может через пару часов?