i wanna crush you in my jaws

Уён протяжно выдыхает, откидывая голову назад, расслабляя неуклюжее тело на кровати. С губ срывается стон. - Я так пьян... Он не может инициировать ни единого движения, но может принять все ласковые страстные поцелуи, рассыпающиеся по его липкой коже. Уён был бы не против, если бы губы Сана прилипли к нему, не против избавиться от сантиметров кожи и мышц, разделяющих их скелеты. Под темным возбуждённым взглядом по-змеиному узких глаз Уён покрывается мурашками. - Никогда не переставай смотреть на меня так, - Уён тянет Сана за волосы, проникая своими зрачками в его зрачки. Хочется большего. Быть друг в друге и быть друг другом. Это фрустрирует. Уён закусывает губу, прижимает Сана к себе, утыкая его носом в свой голый торс. Сан послушный и податливый, он с трепетной благодарностью вдыхает запах разгорячённого тела, плотно сжимает бока Уёна вспотевшими ладонями. Он спускается ниже, прикусывает кожу на животе, отвлекает Уёна, чтобы тот не отстранился от обжигающего теплом и влажностью рта, когда его джинсы стягиваются до колен. Уён без белья и это заставляет тугой узел внизу живота Сана затянуться ещё сильнее. Уён всегда немного психует, когда Сан так делает, - резко берёт в рот до упора, отрицая физиологическую реакцию горла, пропуская Уёна так глубоко, что его мечта залезть в Сана и схорониться в нём практически сбывается. Это до слёз приятно и обидно, потому что Сан не сможет проглотить его. Уён не сможет спуститься по его пищевому тракту до желудка, поселиться в животе Сана и раствориться в нём, растекаясь по организму густым сиропом. Это не справедливо. Уён с силой одёргивает голову Сана, притягивает, впивается поцелуем в измазанный слюной из-за минета рот. Получается отчаянно и будто озлобленно. - Войди в меня, - он хрипит это Сану в рот, снова присасывается к нему и сжимает в удушающе крепких объятиях. Сан раздосадованно мычит, он хотел, чтобы Уён разлился по его горлу, сегодня ему это нужно сильнее, чем когда-либо. Потому что Уёна так размазало, он расслабленный до предела и все звуки, которые он издаёт, пробирают Сана до дрожи. Такого Уёна он хочет на своём языке, как первую дождевую каплю после недельной засухи. В паху больно, но Сан этого не замечает, он замечает только прилипшие к взмокшему лбу пряди черных волос и мутный взгляд из-под тяжёлых век. Когда Уён смотрит так, мир замедляется. Комната - вакуум, ни воздуха, ни звука. Только кончик языка по губам, оголённые белые клыки, капля пота от виска до челюсти. Они две молекулы под напряжением, готовы взорваться в любой момент, готовы рассыпаться. И Уён хотел бы, чтобы Сан впитал его кожей, вдохнул его лёгкими, зацепил волосами. Уён поселился бы на его слизистых, особенно во рту. Сан так любит, когда Уён у него во рту. И любит быть в Уёне. Любит это мгновение, когда глаза Уёна блаженно чуть закатываются из-за первого пробного толчка, когда Уён обволакивает его и до боли сжимается. Обхватывает ногами, руками, жмётся всем телом, кожа к коже. В такие моменты Уён скорее умрёт, чем согласится поменять позу и повернуться спиной. Сейчас ему нужно вцепиться в лицо, дышать рот в рот, слюнявить всё, до чего дотянется язык, зажать свой член между двух тел и стонать, повышая голос. Уён впивается ногтями и, кажется, в момент экстаза, чувствует, как пальцы пускают корни, пробиваясь сквозь слои эпидермиса. Всё заканчивается. Воздух снова наполняет комнату, звуки проезжающего транспорта заползают в щели старых деревянных окон. Но Уён не отпускает, нежится в объятьях Сана, отдаёт разум хмельной дремоте. Сан смотрит на безмятежное лицо Уёна и внутри всё сжимается, выдавливается, наполняет глаза едва сдерживаемыми слезами. Если бы Уён был размером с крошку, Сан зацепил бы её кончиком языка и съел.