***
Сообщения с незнакомых номеров продолжали приходить и после того, как Арсений ушёл из гимназии. Добавляя очередной номер в «чёрный список», Арсений думал, что Антон больше ему не напишет. Но он писал. Нежности, гадости, строчки из стихов. Арсений всегда читал, но не отвечал. Юношеская любовь должна сама «отболеть», он знал это по собственному опыту. Не раз и не два он набирал ответное смс, но боялся отправить. Восемь лет разницы, бывший ученик… Им придётся «сидеть в шкафу», и, если Арсений за все годы «любовей» впопыхах и осуждений за спиной к «шкафу» привык, то юный Антон заслуживает лучшей доли. Хоть и хотелось иногда узнать, как он целуется — жадно ли, неумело или неторопливо… Через год он решил, что Кенни негоже чилить в одиночестве на его плече, и пошёл набивать Стэна Марша. Арсений всерьёз занялся репетиторством и пока не горел желанием работать в школе, а уж от словосочетания «частная гимназия» его и вовсе с души воротило. В тату-салоне они и встретились: Антон хотел «рукав» и пришёл обсуждать с мастером эскиз, когда Арсению докрашивали Стэна. Антон за год вообще не изменился, хотя, казалось, в этом возрасте молодые люди меняются чуть ли не каждый день. Увидев Арсения, он привычно покраснел и засуетился. Арсений уже подумал было, что он молча сбежит. — Привет. — Здрасть. Как дела, Арсений Сергеевич? — Хорошо. Антон засмеялся, увидев Стэна на правом плече Арсения. — Что бы сказала Светлана Георгиевна!.. — заявил Антон и принялся пародировать директора: — Вы развращаете учеников, Попов! В нашей элитнейшей частной гимназии преподавателям нельзя иметь наколки! Наша престижнейшая частная гимназия не тюрьма! У Антона хорошо получался писклявый возмущённый голосок Светланы Георгиевны, Арсений улыбнулся. Мастер, клеящий на тату Арсения специальную плёнку для заживления, заржал. — Пойдёмте, Арсений Сергеевич, в бар! — предложил Антон. — Выпьем! Водки! За Светлану Георгиевну и уродские правила её драгоценной частной гимназии! Арсений посмотрел в глаза Антона — глаза сверкали, того гляди, молнии начнут скакать по салону. Ему стало интересно, на кого Антон больше злится — на директора за то, что выгнала его любимого учителя, или на него за то, что убежал, поджав хвост. А губы у Антона… мягкие-мягкие. Таким губам негоже говорить гадости. — Пойдём. Только давай ты перестанешь называть меня Арсением Сергеевичем…О татуировках и людях
4 часа и 38 минут назад
— Вы же понимаете, Арсений Сергеевич, что нарушили правило гимназии. Наши учителя обязаны быть для учеников только положительным примером, это прописано в договоре.
Арсений не перебивал директора и старался не смотреть в её сторону. Ей это явно не нравилось.
— А вы! — голос директора повысился на тон. — На Осеннем балу сняли рубашку и прямо перед учениками щеголяли своей… Этой… Татуировкой!
Слово «татуировкой» директор произнесла с таким отвращением, будто это был не безобидный рисунок Кенни МакКормика из «Южного парка», а набитая на всём теле «Сатанинская Библия» Антона Лавея.
— Это неприемлемо для преподавателя нашей гимназии! Насмотрятся ученики на ваше… Вашу… Ваш образ жизни, включающий в себя безобразные наколки, и тоже пойдут портить свою кожу!
Арсений лишь кивнул, но оправдываться вновь не пожелал. Татуировку с Кенни он сделал ещё на втором курсе. Их группа отмечала сдачу сессии, и утром после праздника Арсений проснулся с Кенни на левом плече, точнее, с контуром Кенни. Избавиться от него уже было невозможно, поэтому он за два дополнительных сеанса в тату-студии раскрасил нового друга, справедливо рассудив, что под рубашками с длинными рукавами и пиджаками рисунок никто не увидит и, следовательно, проблем с работой — а Арсений хотел работать в школе и больше нигде — не будет. Так и вышло: в частную гимназию на Остоженке его приняли с распростёртыми объятиями, спасибо красному диплому и протекции декана их факультета — родственника одного из главных спонсоров гимназии, а Кенни целый год покорно прятался под одеждой, пока не настал его звёздный час на Осеннем балу.
Получилось глупо. Одна из учениц Арина Смехова во время фуршета так сильно сжала бокал с водой, наблюдая, как интересующий её одноклассник флиртует с другой, что стекло лопнуло и острые осколки впились ей в ладонь. Брызнула кровь, подружки Арины завизжали. Арсений был рядом и всё видел. С помощью салфеток он осторожно вынул из ладони Арины стекло и, чтобы остановить кровь, снял рубашку, зажав ею раны, — дорогущая частная гимназия заказала на фуршет десерты от именитого московского кондитера, но пожалела денег на дешёвые салфетки. Настала очередь Кенни МакКормика сиять, и белая майка, надетая Арсением под рубашку, не могла ему помешать.
— Мария Андреевна сняла на телефон, как вы козыряете своей тату, — продолжала тем временем директор. — На глазах учеников! Попечительский совет гимназии принял единогласное решение: по окончании первого семестра вы должны уволиться. Скажите спасибо, что не увольняем по статье, а просим уйти мирно.
— Лучше бы Мария Андреевна помогла Смеховой вместо того, чтобы снимать видосики для Телеграма. А то камеру догадалась включить, а скорую вызвать — нет. Я завтра же подам заявление. Разрешите идти? У меня следующий урок в девятом, хочу подготовиться.
У кабинета директора, усердно делая вид, что он тут исключительно по делу, разгуливал ученик одиннадцатого класса Антон Шастун. Шастун ждал Арсения Сергеевича. Как самый смелый, Антон был отправлен одноклассниками на разведку.
Арсений Сергеевич был любимым учителем старшеклассников. Его любили за то, что он был человеком, а не бездушной машиной по выдаче скучного школьного материала за большую зарплату. С помощью Арсения Сергеевича Антон закончил десятый класс с четвёрками по литературе и русскому языку, чего за все годы обучения не смог добиться ни один репетитор. Иринку Макееву Арсений натаскал перед конкурсом чтецов, и она стала первой в районе, а сейчас готовилась к общегородским соревнованиям. Двоечник Танин, держащийся в гимназии исключительно благодаря деньгам отца, перестал прогуливать занятия. Арсений Сергеевич учил детей, а не впихивал в них насильно горы информации. Он организовал внеклассный дискуссионный клуб, в котором обсуждались книги, чьи названия обычные учителя побоялись бы произнести в стенах гимназии; например, в этом семестре они обсуждали знаменитых контркультурщиков — Уэлша, Паланика, Хоума, Буковски. Это были откровенные книги — с матом, сексом и неоднозначными персонажами, — но Арсений Сергеевич считал, что треш-литературу нельзя прятать от подростков, иначе будет хуже. Он сам был воспитан родителями — поклонниками битников в частности и американской литературы двадцатого века в целом, и искренне полагал, что не стоит зацикливаться на русской классике.
— Ну что? — спросил Антон, увидев выходящего из кабинета директора Арсения.
— До конца семестра, — ответил Арсений, пожав плечами. Кенни МакКормик, наверное, ухмыльнулся, совсем как в той серии «Секретных материалов».
Они пошли к лестнице — оба грустные и поникшие.
— Почему ты не на уроке, Антон?
— Не до уроков. Мы завтра все придём с «татуировками», — сказал Антон с вызовом. — Напишем маркерами на руках «За Арсения Сергеевича!» и ещё что-нибудь в этом роде. Это Танин с Макеевой придумали. Макеева сразу сказала, что вас уволят после видео…
— Не нужно вам этого делать, — качнул головой Арсений. — Попечительский совет и, тем паче, родительский комитет, потребовали моего увольнения. За развращение учеников. Вся Москва посмотрела то видео в Телеграме гимназии.
— Это всего лишь татуировка!
— Татуировка против жёстких правил.
— И мой отец за то, чтобы вы ушли? — тихо спросил Антон. Но Арсений не знал конкретных фамилий, да и не волновали они его в свете предстоящей потери работы.
Они поднялись на третий этаж и остановились в коридоре.
— Антон, передай Ире и остальным, что не стоит устраивать бучу. Вам остался последний год, не тратьте время на пустую борьбу.
— Я без вас не сдам ЕГЭ.
— Сдашь, если не бросишь заниматься. Мы с тобой не раз говорили об этом: страх перед ЕГЭ хуже незнания. У тебя есть все шансы на хорошие баллы.
— Может вы станете моим репетитором? Я поговорю с мамой…
— У меня уже набраны ученики на этот год, больше не потяну. Но моя однокурсница ищет учеников, я могу дать её номер. — Арсений достал из портфеля мобильник и продиктовал понурому Антону телефон. — Её зовут Анна Петрова, она была нашей старостой. С ней ты на девяносто баллов сдашь, как минимум.
— Но как же я… Мы без вас? — тоскливо спросил Антон и отвернулся к стене.
Арсений глядел на своего ученика, но видел себя десятиклассника, влюблённого в физика Игоря Ивановича. В Игоря Ивановича — за тридцать, худой, в вечных свитерах, больше подходящих детям, кудрявый — шестнадцатилетний Арсений влюбился одним пасмурным весенним днём, когда тот объяснял очередной закон, и, казалось, до сих пор не равнодушен к нему, хотя прошло десять лет. Иногда Антон на уроках смотрел на Арсения так же, как тот — на Игоря Ивановича.
— Антон, мне с мая кто-то пишет с незнакомых номеров. Это ты?
— Нет, — шёпотом ответил Антон и покраснел, даже кончики ушей запылали.
Арсений всё понял, но не стал наседать.
— Мне через неделю исполнится восемнадцать! — сказал Антон, прикрывая горящие щёки ладонями.
— Не имеет значения. Думай об учёбе.
— Мы всем классом будем протестовать, и они не посмеют вас уволить! Арсений Сергеевич, не посмеют!.. Арсений Сергеевич! Сволочи, они убили Кенни!!!
Но Арсений уже зашёл в свой кабинет и закрыл за собой дверь.