Дазай жмурится, ёрзает на кровати, утыкается носом в подушку, пытаясь продлить сладкие минуты сна, но неизбежно просыпается. Ещё и непривычный запах наволочки подушки, крепкие простыни под бёдрами и прохладный пододеяльник тормошат его сильнее. Дазай приоткрывает сонные глаза. Сначала он не узнаёт комнату, не понимает, почему такой светлый потолок, почему так прохладно и почему в ноздри забивается едва ощутимый запах мяты, но, медленно сев на кровати и мельком осмотрев комнату, он вспоминает.
Вчера он вместе с Фёдором и Николаем прилетел в их родную Россию, в Санкт-Петербург. Был уже вечер, так что они сразу поехали в их — или не их? — квартиру и быстро легли спать. Поэтому Дазай не сразу узнал комнату при дневном освещении.
Слабо улыбнувшись, Дазай плюхается обратно на подушку, но уже не на свою, а на соседнюю, ближе к стене, большую и твёрдую. Плотная белая наволочка с голубыми полосками по краям отдалённо пахнет травяным шампунем. Шампунь Фёдора… Неосознанно улыбаясь, Дазай вжимается носом в чужую подушку, вдыхая запах волос Фёдора. Фёдор…
Мысли о Фёдоре заставляют его более-менее проснуться и с неохотным вздохом встать с кровати. Голые ступни встречает яркий цветастый ковёр, занимающий, кажется, весь пол комнаты. Дазай смотрит на него немного удивлённым взглядом, но быстро перестаёт обращать на него внимание, переключившись на комнату.
Она большая, но заставлена… много чем. Больше похоже на склад, и Дазай, который убирается в своей комнате в общежитии не так уж часто, искренне удивлён, что здесь по-настоящему живут. Рядом с кроватью его тут же встречает огромное мягкое кресло, заваленное одеждой. Разной одеждой. Дазай, осторожно наклонив голову, ведёт взглядом по содержимому кресла, боясь что-то трогать — вдруг упадёт. Из-под яркой полосатой футболки, не подходящей по размеру ни Фёдору, ни Николаю, выглядывают плотные чёрные джинсы. С интересом Дазай замечает под ними грязно-бежевое пальто с меховым воротником и примостившееся рядом с ним белое махровое полотенце. Откуда-то из середины торчит тонкий ремень и подол чёрной майки с дырками. С какой-то меланхоличной улыбкой Дазай качает головой и оглядывает любимые белые брюки Фёдора, лежащие на всей этой куче. При этом, поискав взглядом в этой куче и по всей комнате рубашку, Дазай с лёгким удивлением её не находит.
Зато при этом натыкается на ещё один ковёр. На стене. Над кроватью. Встав коленом на кровать, Дазай осторожно касается его кончиками пальцев. Но, на удивление, ковёр не падает от прикосновения, а продолжает висеть на стене. Задумчиво хмыкнув, Дазай бессознательно водит пальцами вдоль чёрных и жёлтых узоров и убирает руку, возвращаясь к осмотру комнаты.
Вдоль двух стен идут шкафы, почти до потолка, такого высоко, что Дазай тихо присвистывает. Почти все полки заставлены книгами, и Дазай, идя вдоль шкафов, рассматривает их корешки. Он не так хорошо знает русский, и отдельные слова ему мало о чём говорят, но это интересно — рассматривать новые и старые корешки, потрёпанные, подклеенные скотчем, с большими буквами, с которых стёрлась вся позолота. Иногда на полках стоят не только книги. Рассматривая их, Дазай проходится взглядом по фарфоровой статуэтке пастушки с ягнёнком на руках, по колбе, внутри которой стоит на подставке сушёный морской конёк — он правда настоящий? — и по целой полке, заставленной вроде бы пустыми маленькими бутылочками из коричневого стекла. На стеклянных дверцах местами прилеплены яркие стикеры с заметками корявым почерком, в которых Дазай не может разобрать ни одной буквы. Лишь покачав головой на лист пенопласта с самыми разными значками, Дазай поворачивается к балкону.
Дверь открыта — вот откуда сквозняк — и прикрыта лёгкой белой занавеской, периодически колышущейся. Дазай через неё заглядывает на неостеклённый балкон, такой же заставленный, как и комната. Он водит ошарашенным взглядом по большому листу фанеры, приставленном к тумбочке с побитыми углами, и по велосипеду, прикрытому кислотно-жёлтыми дождевиками. В углу стоит швабра. Это не всё, но Дазаю дико не хочется лезть на балкон, и он переключается на широкий подоконник.
Вот откуда тонкий запах мяты — в грязных пластиковых стаканчиках посажены маленькие кустики мяты. Дальше стоит большая банка с разводами на зеленоватом стекле и какой-то жидкостью внутри. И Дазай искренне надеется, что это просто застоявшаяся вода. В конце подоконника стоит огроменный горшок с, вроде бы, алоэ, настолько разросшимся, что с одной стороны оно прижимается к окну, а с другой — свисает почти до пола, дырявя занавеску. Тихо присвистнув, Дазай поворачивается к инсталляции, заинтересовавшей его больше всего.
В углу комнаты свалены коробки, стоящие одна на другой. Дазай по выцепленным словам и картинкам лениво изучает, из-под чего они: морозилки, компьютера, тостера, искусственной ёлки и какого-то детского конструктора. Некоторые без надписей и картинок. На самой нижней и большой из них между коробками лежат два рулона — розоватые обои и упаковочная бумага в красную точку. С удивлением Дазай замечает за коробками в углу комнаты свёрнутый ковёр. У русских какая-то помешанность на коврах.
На очередной большой коробке кроме других коробок стоят неработающие часы, остановившиеся на двенадцати. Рядом валяется теннисная ракетка. Дазай пожимает плечами и переключается на самую верхнюю коробку, пропуская маленькую, очевидно женскую сумочку и плюшевого коричневого уродца с огромными ушами.
Верхняя коробка из-под обуви прикрыта тонкой выцветшей скатерью. Но самое интересное то, что стоит на ней, — бюст какого-то мужчины с большой залысиной, усами и бородой и выразительным носом. Дазай слабо щурится, пытаясь узнать мужчину, но, видимо, это кто-то не очень известный. На его шее висит простой крестик, переплетаясь тонкой цепочкой с позолоченной цепочкой какого-то амулета с зелёным камнем. Дазай, тихо хмыкнув, мельком оглядывает другой шкаф с книгами и выходит из комнаты.
В узком коридоре ковра нет — удивительно, — поэтому Дазай слабо морщится, идя по холодному паркету. Он, пройдя мимо приоткрытых массивных дверей, с интересом заглядывает туда. То ли гостиная, то ли другая спальня, но такая же заставленная, как и та. Вдоль стен тоже стоят шкафы с книгами и какие-то коробки. На полу опять ковёр, и над разложенным диваном, на котором спал Николай, — тоже. Дазай с любопытством ведёт взглядом по незастеленному дивану со стянутой к одному краю простынёй, с подушкой, валяющейся на середине, с цилиндром Николая и, почему-то, тарелкой. Хотя бы пустая.
Дазай проходит на кухню. Она небольшая, не заставлена коробками и другой дребеденью и без ковра на полу, поэтому, наверное, сразу нравится Дазаю. Фёдор сидит за столом, поджав ноги под себя и что-то быстро печатая на ноутбуке. Дазай с удивлением не замечает на нём белой рубашки, лишь серая безразмерная футболка с растянутым воротом. Где же она тогда?.. Зато замечает, что Фёдор без штанов. Стол, прикрытый скатертью с яркими цветочками, почти полностью заставлен чашками. Из некоторых торчат верёвочки чайных пакетиков, но, когда Дазай плюхается на соседний стул, он чувствует и запах кофе. Фёдор, кажется, не замечает его, поэтому Дазай наклоняется к нему и с улыбкой щебечет:
— Доброе утро, моя красавица!
Фёдор не выглядит испуганным или удивлённым, лишь мельком смотрит на него и коротко улыбается уголками тонких губ.
— Утро, сонное царство.
— Эй! — Дазай в притворной обиде дует губы. — Сейчас только… — Он ненадолго прерывается, ища взглядом часы, но не находит их. — Сколько?
— Около десяти утра.
— Вот! Только десять утра. Какое сонное царство?
— Я встал в семь, — пожимает плечами Фёдор, отпивая из кружки. Кофе? Чай? Что-то ещё?
Дазай ведёт ногами по паркету, касаясь пальцами ступней Фёдора. Такие же холодные, как и у него.
— Эй, красавица, когда ты спишь? Вчера, перед тем, как лечь, ты тоже что-то делал в ноутбуке.
Фёдор игнорирует вопрос, как и заигрывания под столом, лишь бросает на него привычный спокойный взгляд и возвращается к ноутбуку.
За спиной неожиданно распахивается дверь. Дазай лениво оборачивается. Николай выходит из ванной, что-то напевая под нос. На его голых плечах расположилось полотенце, серые треники висят аж на бёдрах. Дазай с приподнятыми бровями отмечает, что штаны на Николае точно такого же цвета, что и футболка на Фёдоре. Пока Дазай вяло размышляет об этом, Николай замечает его и, перестав напевать, растягивает рот в широкой улыбке.
— О, утро, Дазай-ку-ун, — тянет Николай, проходя на кухню.
Дазай кивает. Николай неожиданно крадёт одну из кружек со стола и, встав около окна, пьёт из неё большими глотками, даже не взглянув на содержимое. Дазай приподнимает брови.
— Оденься, Коль, — монотонно бормочет Фёдор, не отрываясь от ноутбука. — Ты можешь простыть.
— Очень заботливо с твоей стороны, Федь, — мило улыбается Николай, повернувшись к другу. — Но я так легко, как ты, не простужаюсь. К тому же, я пытаюсь соблазнить твоего парня, — Николай подмигивает Дазаю, вызывая у того тихий стон, переходящий в фырканье.
Фёдор, давно привыкнув к Николаю и его флиртующему стилю общения, не обращает на это внимания, снова что-то быстро печатая. Дазай снова переключается на него. Водит ногами под столом по его ногам, добираясь до тёплых бёдер. Ведёт рукой по худым плечам, добираясь до тёплой шеи с фиолетово-красными следами засосов и до мягких худых щёк. Фёдор продолжает работать, лишь периодически бросает на него тёмный взгляд и коротко улыбается. Николай бегает за их спинами, где-то потеряв полотенце, но заплетя косу. А вот кружка всё ещё в его руках, хотя, возможно, пустая.
— Куда мы там сегодня собирались? — зевает Дазай, играясь с волосами Фёдора.
— В центр.
— А что в центре?
— Много исторических мест, музеев и храмов, красивая архитектура, атмосфера, — перечисляет Фёдор, откинувшись на спинку стула и допивая кофе из уже другой кружки.
— Ты не так заманиваешь его в центр, Федь, — встревает Николай, который снова на кухне, наконец избавился от своей чашки, но всё так же без футболки. — Смотри, — Николай переводит взгляд на Дазая. — Река. Много каналов.
Дазай замирает на стуле. Фёдор, с подозрением прищурившись, смотрит на него.
— Осаму, тебе ведь неинтересны реки? Ты ведь больше не хочешь покончить с собой. Тебе ведь интересна история города, который когда-то был столицей?
Дазай переводит взгляд на Фёдора и невольно расплывается в улыбке. Фёдор вздыхает.
— Ладно. Шучу. На Неву тоже приятно смотреть. Но и на центр, ладно? Я расскажу немного истории.
Дазай кивает и тут же цепляется взглядом за Николая, в руке которого откуда-то взялся кусок чёрного хлеба. Он откусывает его так вкусно, что Дазай невольно облизывается.
— А меня кто-нибудь покормит?
— Да, сейчас.
Фёдор с тихим скрипом стула выходит из-за стола и идёт к холодильнику. Дазай снова облизывается, провожая взглядом его бесконечно длинные худые ноги.
***
Дазай с подозрением косится на остановку автобуса. С одной стороны стекло пошло трещинами, баннер с рекламой какой-то косметики разукрашен граффити, а у скамейки не хватает одной доски посередине.
— Это во всей России так? — с опаской уточняет Дазай.
— Нет, — мотает головой Фёдор, мельком глянув на остановку. — Обычно только в небольших городах, а Санкт-Петербург — культурная столица.
— Что, и в столице так же?
— Нет. Район такой, — пожимает плечами Фёдор.
Дазай кивает, будто он понял объяснение Фёдора, и осторожно садится на скамейку без доски.
Сначала Фёдор с Николаем планировали добираться до центра на метро, но Дазай захотел посмотреть город во время поездки. На замечание Фёдора, что ехать они будут долго, Дазай лишь пожал плечами. Они никуда не торопятся.
Автобус подъезжает достаточно быстро. Пока Фёдор расплачивается за проезд, Николай успевает юркнуть к трём сидениям в конце автобуса и занять крайнее. Слабо, чуть неловко улыбнувшись ему, Дазай занимает место у окна, но Николай лишь машет рукой и тянет Фёдора за запястья к ним, когда тот подходит. Фёдор плюхается на сидение между ними, и автобус отъезжает.
Едут они и правда долго, но Дазай и не против. Он с интересом разглядывает город через окно. Ряды одинаковых высоких серых многоэтажек, невысокие дома, спрятавшиеся в зелени деревьев, бесконечные линии магазинов, занимающих первые этажи, длинные серые здания торговых центров с огромными буквами названий. Вроде бы такой же город, но отличается. Частые широкие улицы, огромные площади и очень много зелени. Дазай и не против разглядывать всё это. Становится особенно тепло, когда Фёдор неожиданно наваливается на его плечо и дремлет.
Дазай и не успевает заметить, когда город за окном сменяется. Становится меньше зелени, они часто едут по узким улицам, дома, все как один, одинаково низкие, с витиеватым оформлением. Фёдор, уже проснувшийся, но всё ещё лежащий на его плече, тихо рассказывает о местах, где они проезжают, о домах, об архитектуре и зданиях, шпили и купола которых возвышаются над крышами. Дазай с лёгкой улыбкой слушает красивый, немного хриплый голос Фёдора с русским акцентом.
Дазай вытягивает шею, когда они проезжают над широкой рекой — Невой. Автобус едет по широкой оживлённой улице, и, когда он останавливается на очередной остановке, они выходят. Дазвй оглядывается, пока мимо них проходят люди. Дальше виднеется внушительный большой собор.
— Мы в сердце Петербурга.
***
Они идут по набережной. Дазай, еле переставляя ноги, идёт вдоль каменного ограждения и, ведя ладонью по камню, заглядывает в тёмные воды Невы, идущие рябью из-за небольших волн. Вода, как и всегда, тянет своей глубиной и чернотой, но Дазай не чувствует, как прежде, что сможет кинуться в неё. Больше не хочется.
Он очень устал. Они не заходили в музеи, потому что не один день будут в городе, но и пешая прогулка по центру Дазая сильно вымотала. Кто же знал, что тут так много всего! Сначала Дазай восторожено бегал на пару с Николаем, гладил камень руками, где можно, вглядывался в лица памятников и слушал Фёдора. Тот рассказывал очень много, лучше любого экскурсовода. И историю, и легенды, и про архитектуру, и про известных людей, которые жили в некоторых домах. Дазай, который про Иокогаму знает немного, и почти все эти знания — знания местности и точек преступных группировок, — внимательно слушал Фёдора и впитывал всё, как губка.
Но чем больше они шли, тем сильнее сбавлял темп Дазай. Он реагировал на всё уже не так восторженно, часто просил остановиться и где-то присесть и запоминал уже явно не всё, что говорил Фёдор. А тот и не выглядел уставшим, говорил всё так же спокойно, и Николай продолжал рядом прыгать горным козлом. Либо помощь содержимого бесконечных чашек на столе, либо странная энергия русских.
Сейчас они, вернувшись к Неве, просто идут по набережной, точнее, медленно плетутся из-за Дазая. Хотя другие, вроде, не особо возмущаются. Фёдор больше ничего не рассказывает, просто идёт по набережной со слабой улыбкой, снова пропитываясь атмосферой родной России, сбитой в Японии. А Николай, как и Дазай, прижимается к камню. Хотя бы сегодня не жарко — небо весь день серое, периодически с него что-то капает, — иначе бы Дазай в своих бинтах не выдержал. Но Фёдор таинственным низким голосом пригрозил, что в таком городе, как Петербург, он заскучает по солнцу.
— Может, присядем где-то? — ноет Дазай, остановившись. — У меня скоро ноги отвалятся!
— Совсем никакой выдержки у тебя, Дазай-кун, — с беззлобным смехом бросает Николай и, обогнав его, скачет дальше.
— Вон лавочка, — бросает Фёдор, кивнув в сторону лавочки, на которую уже плюхнулся Николай, и берёт его за руку.
С теплом его руки у Дазая получается дойти до лавочки, и с тихим стоном он плюхается на неё.
— Фух, — тяжело вздыхает Дазай, откидываясь на спинку. — Красивый город, но я… дико устал.
Фёдор, присаживаясь рядом с ним, кивает. Дазай прикрывает глаза, бездумно водя рукой по лавочке. Тихо шумит река, прохладный ветер слабо теребит его чёлку.
Дазай открывает глаза и лениво разглядывает противоположную сторону реки. Красивая набережная с почти одинаковыми, как на подбор, домами, бесконечно тянется вдоль реки. Дыхание перехватывает.
— А что это за здания? — Дазай указывает на красновато-коричневые массивные здания на другой стороне реки. — Какой-то завод?
— «Кресты», — проследив взглядом за направлением его руки, просто отвечает Фёдор, ничего не поясняя.
— Храм, да? — с улыбкой догадывается Дазай, когда в разговор встревает Николай, отвечая с мрачной улыбкой:
— Тюрьма.
Дазай удивлённо смотрит то на одного, то на другого, ожидая, что это очередная русская шутка, но те продолжают спокойно думать о своём.
— Серьёзно?.. — удивлённо выдыхает Дазай. — И она работает?
— Вроде да, — пожимает плечами Фёдор, и Дазай поражается тому, с какой лёгкостью он это говорит.
— То есть в этом городе буквально есть работающая тюрьма в историческом и туристическом центре?
— Когда-то это был не центр, — отзывается Фёдор, прикрывая глаза.
Дазай удивлённо качает головой и снова смотрит на противоположную сторону, часто задерживаясь на тюрьме.
Николай рядом с ним откидывает голову назад и заразительно зевает.
— Пить хочу… Тут вроде магазин рядом, я сбегаю, ладно?
Даже не успев дождаться кивка Фёдора, Николай уже скачет вдоль набережной. Дазай лишь провожает его качающуюся косу чуть удивлённым взглядом — всегда такой восторженный, энергичный и неугомонный, — и неожиданно наваливается на плечо Фёдора.
— Ты чего? Так устал?
— Нет, — Дазай слабо мотает головой. — Просто.
— Тогда не стоит. Здесь это не жалуют.
Дазай морщится, но прижимается к Фёдору сильнее.
— Здесь пока никого нет.
И, пока Фёдор не успел возразить, Дазай быстро целует его в горячие потрескавшиеся губы и отстраняется. Хотя кончики пальцев всё ещё очень близко к пальцам Фёдора.
— Знаешь, несмотря на все странности… мне нравится твоя Россия.
Фёдор с чуть порозовевшими скулами тонко улыбается.
— А русские?
— Ну, знаешь, — Дазай ухмыляется, — не то чтобы я люблю определённые народы, но один странный русский мне о-очень нравится, — Дазай хитро смотрит на него и быстро удивлённо моргает, когда Фёдор неожиданно наклоняется, чтобы тоже быстро поцеловать его.
