†ъρъ†

Узкая полоска света из приоткрытого дверного проема льется по полу, скользит по стенам, бликует на солнце. Резная тяжелая дверь, ведущая в библиотеку, отворена, приглашая войти внутрь и вдохнуть запах сотен тысяч страниц. Любимое увлечение Ивана: чтение книги перед сном в кресле под пледом у камина. Всё чаще — ему, Бессмертному Князю Тьмы, вслух. Вот и сейчас, сидя за столом, Иван перелистывал страницу за страницей, погружался в иные миры с головой… Кощей довольно хмыкает и идет было дальше по коридору, как… Острый слух князя ловит наречие нави. Страсть княжича к языку его народа была известна Бессмертному, но не язык насторожил его: а слова, смысл которых был весьма далек от привычного. Кощей поворачивается и решительным шагом ступает в просторное светлое пространство, таившее в себе историю поколений сквозь переплетения судеб, несшее память предков потомкам через века и окунающее в неизведанные до селе миры. — Читаем? — окутывает бархатом голоса заядлого читателя и посетителя библиотечной залы Владыка. — Изучаем, — улыбается Ваня, поднимая ясный взгляд от строк к лицу с острыми и грубыми чертами. Не то, что у него — мягкие, нежные… Приятные глазу. Кощей хмурит брови и поджимает губу: дурной знак, на который Ваня в искреннем изумлении и недоумении произносит наивное: «Что?» — Кажется, совсем недавно ты читал летопись, житие или бестиарий… Почему же выбор пал на это? Иван возвращает взгляд на раскрытую страницу с руническими символами, начинающимися сиять при чтении. — Это магия… — Темная магия, — строго перебивает Кощей и выпрямляет спину. — Я знаю, я не колдун, как ты, у меня нет способностей для ведьмовства, но что может быть необычнее этого? — начал поспешно объясняться юноша, не понимая причину закипающего недовольства в недрах мужчины. А было ли что-то светлое среди вороха его чувств? — Ты не понимаешь. Это запретные практики, которые несут для адепта необратимые перемены, превращая человека в нечто… смутно напоминающее его, — фигурой грозного ворона нависая, заканчивает Кощей, сводя брови и протягивая руку. — Запрещаю подобное. Иван глядит на хозяина замка озадаченно, потрясенный резкой сменой настроения и пораженный до глубины души, не помня, чем разгневал, разочаровал. Отчего впал в господскую немилость. — А теперь, будь любезен, отдай мне рукопись, — «хранителя страшных тайн и загадок». Когти призывно дернулись на пальцах. В мыслях Бессмертный уже корил себя за неосмотрительность: следовало проконтролировать ситуацию и рассортировать имевшуюся и всячески пополнявшую запасы литературу. Его клад, его сокровище. — Охота, — «без добычи», — фехтование или, как ты называешь, стрельба из лука, конные прогулки в окрестностях замка, библиотека, оружейная, трапезная, даже мастерская и лаборатория, — всё в твоем распоряжении, изучай языки, вышивай, лепи калачи, играй на гуслях и выращивай кристаллы, но магия? Нет. Боги, даже питомца себе завел, но нет же, царевичу всё неймется! Кошатник — вот тебе детёныш рыси, собачник — на тебе детёныша волка. Мысленно Кощей обреченно вздыхал и устало потирал переносицу. Ей-богу, как с малым дитём возишься. Чистая невинность. Повисает тягостное молчание, давящее на виски стенами с обеих сторон. — Нет, — обиженно надувает пухлые губки Его свет. Иван встаёт из-за стола, с хлопком закрывает древний фолиант, берёт в руку, бережно, трепетно прижимая к себе, и отходит от царя. «Вот же ж… заноза» — Кощей хмурится пуще. От высокой худой и статной фигуры угрожающе расползаются тени, холод и тьма. Секунда — и Ваня мчится, несётся стремглав мимо книжных стеллажей навстречу судьбе. Он оглядывается на мгновение — и врезается в мощную грудь напротив, едва не падая спиной на пол. — Отдай. Мне. Книгу, — чеканит Кощей, сверкая предупреждающим золотом во взгляде. Ваня разворачивается и бежит прочь, на пути вдалеке уже встречая хищный, плотоядный блеск лиловых глаз. Опасный, но не смертельно. Он понимает, что силы неравны, что не преуспеет и потерпит крах, неудачу. — Книгу, — едва ли не шипит, переходя на вкрадчивый шёпот, пленитель. Иван делает еще одну отчаянную и дерзкую попытку спрятаться меж стройных рядов со шкафами. Но достаточно взглянуть вдаль и найти взглядом фигуру с требовательно вытянутой рукой, возвышающуюся над ним, преградившую путь. — Да пожалуйста! — дрогнувшим голосом в сердцах роняет Иван, с силой вручает, толкает в чужую ладонь источник бесценных знаний и спешно выходит из залы, сверкая предательскими слезами злости в уголках глаз. Какая забота! Больно надо. Он может сам позаботиться о себе, поди давно не отрок! Хотел постичь тёмное, тайное искусство, сочетающее в себе таинственные знаки, загадочные жесты, опасное и манящее, приблизиться к Владыке хотя бы на йоту, попытаться понять противоречивую, многогранную натуру… Но может ли ангел понять демона? Не растеряв крылья, не замызгав тунику и не сорвав нимб над головой: не погасив внутренний свет и не лишившись целебного дара. Рога и копыта, чешуя или шерсть, когти, клыки, лапы и хвост — это не ангельский профиль… Кощей вслушивается в шумное дыхание, сердитое сопение и громкий шаг, и, не смотря на увесистый фолиант в руке, запечатывает книгу так, чтобы только владелец мог открыть проклятую рукопись. Он тихо вздыхает и прикрывает глаза. Вот же, даже неосознанно начал имитировать признаки жизни, как дыхание, моргание, чтобы… чтобы что? Дабы больше походить на человека, ибо в окружении Вани при царском дворе, при отчем тереме в былой жизни вились лишь… люди? Как глупо, бессмысленно и безрассудно. Проходит день, и языки пламени в старинном камине, выложенном камнем, лижут светом и теплом силуэт юноши: то ли солнцем, кое почти не захаживало в далёкие края и гиблые места, то ли золотом, кое было полны горы в хранилищах Кощея, бликовали кудри. Завитки смешно покачивались в такт головы, будто колосья пшеницы на урожайном поле. Густые брови, пушистые ресницы, чуть вздернутый нос, пухлые губы… И глаза, заключавшие в себе океаны небес, глубины души, куда часто при взгляде падал и где пропадал Кощей. Юноша сидит в глубоком кресле, прикрыв ноги тёплым мягком узорчатым пледом рядом с сундуком, на котором теплится травяной чай. В руках — снова книга-сказитель, повествующая о подвигах и странствиях очередного героя Руси. В несметной коллекции Кощея преобладали книги на иноземном языке, но до них ещё не дошли любопытные юношеские руки. Ваня не отличался крутостью нрава, оттого славился в народе редким всепрощением, не то, что Кощей — раздражительный, вспыльчивый и злопамятный. В комфорте, сытости и довольстве проводя дни, Ваня почти забывает суть пребывания в башнях, коридорах и залах замка, в том самом крыле, ему доступном. — А я почти и забыл, что пленник здесь, а вовсе не гость… — неслышно для людского слуха шепчет юноша, проходясь пальчиками по выведенным гусиным пером буквам. Иван не замечает, как начинает клевать носом, как слипаются глаза и понуро опускается голова, и книга почти выпадает из рук. Бессмертный ловит громоздкий талмуд. Несколько секунд внимательный взгляд скользит по дрожащим ресницам, по влажным губам, по подрагивающим плечам и пальцам, по веснушкам на расслабленном лице. Осторожный вздох. Кощей аккуратно вкладывает ладонь в ладонь, едва сжимает, отпускает, давит желание прикоснуться губами лба, убрать со лба и заправить за ухо золотистую прядку. Взамен он тушит свет, накрывает молочные плечи пледом и оставляет на сундуке книгу, на корешке которой витиеватым почерком начертано: «Белая магия».