Расставание

      Последние несколько дней Марк Фейгин был в растерянности. Вроде всё было так, как раньше, в сущности, ничего не изменилось в его жизни (по крайней мере, он изо всех сил пытался внутренне убедить себя в этом). Однако он понимал, что от себя не убежишь, и признать источник этих чувств всё равно придётся. Хотя бы перед самим собой.       Медийный и эмоциональный разрыв с Алексеем Арестовичем и внезапное прекращение их совместных эфиров существенным образом сказались на моральном состоянии Марка Захаровича. Он был сам не свой. Пытаясь спрятать собственное смятение перед собой и своими собеседниками, на разных площадках в который раз вынужденно объясняя причины прекращения их совместной деятельности, в душе он осознавал, насколько неправдоподобно выглядят его заверения в отсутствии между ними ссор и прочих вещах, интересовавших зрителей.       Столкнувшись с последствиями своего решения, Марк и не думал до этого, что данный шаг будет столь болезненным для него. Не думал, насколько важен стал для него Алексей за всё время их совместных эфиров и пары коротких встреч вживую. Не думал, что будет скучать. Не думал...       О, как же он ошибался.       Понимая, что назад дороги нет, прикрываясь рассказами о новом формате на канале, Марк, тем не менее, аккуратно на всякий случай оставлял себе пути возвращения, неопределённо называя их разрыв «паузой» и «творческим отпуском», искусно уходя от вопросов по поводу временны́х границ данного «отпуска». Приходилось каждый раз держать лицо, убеждая аудиторию, что никакой ссоры между ними нет и такое внезапное исчезновение прежнего формата обусловлено лишь причинами исчерпанности оного.       Заходить в соцсети и комментарии к собственным постам и трансляциям было невыносимо. Даже спустя почти полторы недели с момента выхода последнего эфира с Арестовичем люди не унимались, и большинство комментариев так или иначе сводилось к тому, что зрители неизменно интересовались, куда делся Алексей, который таинственно молчал по поводу всей этой ситуации, ничего не подтверждая и не опровергая, лишь загадочно пообещав, что когда-нибудь, может быть, он расскажет о причинах того, что произошло между ним и Марком.       Оставшись один на один с последствиями собственного решения, Фейгин в полной мере ощутил тяжесть данного выбора. Полтора года почти ежедневных встреч онлайн не прошли мимо. Марк и Алексей здорово сблизились за это время, и как бы юрист ни убеждал себя в том, что ему сложно прочувствовать дружбу без периодических личных встреч, с «другом по переписке» сформировалась тесная связь, вырвать которую из души было уже не так просто.       По сложившейся привычке, перед началом каждого эфира они неизменно созванивались заранее и, быстро пробежавшись по сценарию, оставшееся время посвящали лёгким разговорам и только им понятным шуткам. Некоторые зрители осуждали Марка за «площадный юмор» и сальные шуточки, которые он позволял себе во время их передач, но не Алексей. Имея репутацию гомофоба, он тем не менее каждый раз искренне смеялся с них, хотя и старался не особо показывать этого, давая волю собственным эмоциям, лишь когда они оставались наедине. С Алексеем можно было быть самим собой, ничего не утаивая, не играя и не подбирая слова. Зная, что его не только поймёт и не осудит, но и всегда поддержит человек, обладающий какими-никакими психологическими познаниями.       Вновь невольно погрузившись в размышления обо всей этой ситуации с их разрывом, Марк вспомнил, как однажды Алексей стал заботливо успокаивать его прямо во время одного из эфиров, когда Фейгин выразил искреннюю обеспокоенность плохим качеством связи и лагающим интернетом из-за нахождения в поездке, а Лёша стал в своей убаюкивающей манере уверять его, что у них умные зрители, которые всё поймут и не расстроятся, и волноваться ему абсолютно не о чем. Юрист отчётливо помнил свои чувства в тот момент, когда все тревожные мысли, занимавшие по этому поводу его разум, в миг испарились, оставив лишь ощущение уверенности в том, что причин для беспокойства и в самом деле нет.       Марк внезапно осознал, что Арестович стал довольно важной частью его жизни, выкинуть которую, вырвав с корнем и без остатка, не так просто, как он пытался себе это представить.

***

      Для душевного состояния самого Алексея данная ситуация тоже не прошла даром. Как бы там Марк ни убеждал всех вокруг в том, что они не в ссоре, их отношения, как ни крути, резко стали заметно холоднее. Внезапно пришло осознание, что эфиры и совместная деятельность составляли большую часть предлогов для их общения, в том числе и неформального, о чём раньше не особо приходилось задумываться в силу постоянных контактов, которые воспринимались как само собой разумеющееся.       Сидя один у себя в квартире поздним вечером и невольно вновь вернувшись мысленно к сложившейся ситуации, Алексей понял, насколько плотно Марк вошёл в его жизнь, став её неотъемлемой частью. Он был не просто коллегой по эфирам и приятным интересным собеседником, нет. Дружба между ними явно была не только видимостью и пустым звуком. Арестович вспоминал, сколько раз он менял планы и спешил домой/в отель/к источнику интернета, лишь бы выйти на связь в условленное время, даже если в тот день не было особых поводов для обсуждения, и зрители вновь начинали пенять ему на плохую слышимость и качество картинки. Ему было не так важно мнение сотни тысяч посторонних людей, как лишний раз увидеть Марка, вновь услышать ехидный смех, фирменные подколки и «эх, шалунишка», произносимое Марком только для него.       Мысленно блуждая в событиях минувших дней, Алексей включил на фоне клип со знакомой мелодией. Ею оказалась Veridis Quo французского дуэта Daft Punk. Минорные аккорды электроники погрузили военного в лёгкий транс, захлёстывающий волнами подкатывающей необъяснимой грусти. Наблюдая на экране за двумя фигурами в чёрных шлемах, один из которых уходит, запустив механизм обратного отсчёта, Алексей почувствовал странную удушающую тоску. «Quo vadis?» Куда ты идёшь? — вопрошал апостол Пётр у Иисуса Христа, покидая Рим. «Куда же иду я?» — размышлял сам с собой Алексей, тщетно пытаясь примириться с новым обстоятельством в его жизни.       Вспомнив, что сегодня Марк впервые должен выйти в эфир в новом формате, без него, Арестович поставил музыку на паузу и запустил трансляцию. Ему хотелось только полюбопытствовать, кем или чем заменил его Марк, посмотреть на реакцию зрителей. Теперь изменения на карте комментировал женский голос, а военно-политическую ситуацию — кто-то из приглашённых гостей. Взгляд невольно метнулся к окошку со зрительским обсуждением, где вовсю интересовались отсутствием Алексея, и просьбами вернуться к прежнему формату. Такая столь ожидаемая реакция хоть и потешила самолюбие Арестовича, однако не смогла смягчить печаль его тоски, сжимающей сердце своими неприятными тисками. Потирая виски, он снова и снова прокручивал у себя в голове их общие моменты, не в силах избавиться от этого наваждения.       2021 год. 2022 год. Первые дни полномасштабного вторжения. Сто дней. Совместный эфир на троих в день рождения Алексея и Невзорова. Сочельник. 17 января 2023 года. Планы Марка стать генпрокурором России. Встречи в Киеве и Брюсселе. Мемы про них двоих. Общие планы будущих встреч.       «Однажды, Марк, я выйду с тобой в эфир, и он будет состоять из одного только слова: «Победа».       Не дождались. Не продержались. Свет дружбы и надежды на совместное преодоление всех несчастий угас, едва разгоревшись, оставив обоих в замешательстве, как и миллионы их зрителей.

***

      Марк старательно продолжал уверять зрителей и читателей своего телеграм-канала в том, что ничего обсуждать он не намерен, что всё между ним и Алексеем кончено, призывая не вестись на фейки и провокации. Люди продолжали сокрушаться, собирать по крупицам информацию и сплетни, не верить словам Марка и складывать обрывки сведений из разных источников в, на их взгляд, более правдоподобные версии, нежели предлагал им Фейгин. Юрист терял самообладание, наблюдая за тем, как изложенная им публике версия произошедших событий рассыпается на куски, не выдерживая критики общественности, а его поведение порождает только всё больше и больше домыслов.       Устало потерев глаза и закрыв комментарии к очередному посту, Марк открыл в ютубе уже хорошо знакомый ему канал с ИИ-каверами на известные песни в исполнении их голосов. Всего пару недель назад Марк сам рассказывал об этом канале во время одного из их с Алексеем эфиров, что было, разумеется, сопровождено шуточками Арестовича, когда, казалось, ещё ничего не предвещало беды, никуда не уходила присущая их общению лёгкость. Казалось, это было словно вчера, но как многое поменялось за столь короткий срок.       Фейгин сам не знал, зачем зашёл сюда. Возможно, чтобы слегка отвлечься и посмеяться над трогательно сделанными клипами, облегчив собственный душевный груз, но его взгляд приковало свежее видео, выложенное автором канала, под названием «Расставание». То оказался видеоряд с вырезками из совместных эфиров под ИИ-кавер их голосами песни Джо Дассена «L'été indien» на фоне стекла за пеленой дождя.       Клик мыши — и его тихое одиночество прервали нежные звуки знаменитой французской песни, сопровождаемые смешными и просто случайными кадрами из тех многочисленных часов трансляций, что прошли вместе с Алексеем.       Je me souviens très bien       Я очень хорошо помню всё,       De ce que je t'ai dit ce matin-là       Что я сказал тебе тем утром,       Il y a un an, y a un siècle, y a une éternité...       Год тому назад, век назад, вечность...       Слушая уже ставшую родной за время пребывания во Франции французскую речь, Марк, не отрываясь, наблюдал за сменяющими друг друга на экране их лицами.       On ira où tu voudras,       Мы пойдём, куда ты захочешь,       Quand tu voudras       Когда ты захочешь,       Et on s'aimera encore,       И будем любить друг друга,       lorsque l'amour sera mort       Даже когда любовь умрёт.       В памяти против воли всплыли слова Алексея, когда тот сказал, что они оба настолько сроднились с форматом их почти что ежевечерних встреч, что даже когда военная повестка перестанет быть центром их обсуждений, они всё равно будут выходить в эфиры и всегда найдут, о чём поговорить. Даже если их будет смотреть один человек, их беседы продолжатся...       Тогда реально казалось, что их дружба продлится, если не всю жизнь, то очень и очень долго.       Aujourd'hui je suis très loin       Сегодня я очень далёк от того дня       De ce matin d'automne       Но будто бы я там       Mais c'est comme si j'y étais       Я думаю о тебе       Je pense à toi       Где ты, что делаешь       Où es-tu? Que fais-tu?       Существую ли я ещё для тебя?       Марк сам не заметил, как планируя посмеяться и отвлечься от своих мыслей, уже на протяжении трёх минут безотрывно смотрит в экран, вслушиваясь в их голоса, пропущенные сквозь искусственный интеллект. Мысли сплелись в комок, не давая отдыха и покоя, скупая мужская слеза подбиралась к уголкам глаз. Нужно было что-то с этим делать.       Откинув голову назад и проморгавшись, Фейгин открыл телеграм и нажал кнопку вызова в аккаунте до боли ставшего родным пользователя. После их размолвки, он даже не особо надеялся, что Алексей возьмёт трубку и в принципе захочет с ним разговаривать.       Но он ответил.       — Слушаю, Марк, — раздался из динамика привычный слегка уставший баритон.       — Привет, Алексей, — Фейгин замер, не зная, что говорить. — «На кой чёрт я вообще ему позвонил, что меня дёрнуло?» — в замешательстве на долю секунды размышлял российский оппозиционер про себя. — Я чего звоню-то... Нам нужно выработать единую фабулу сложившейся ситуации, чтобы наши реакции не противоречили друг другу.       — Так мы же вроде уже определились, позавчера обсуждали это, — голос в трубке явно не поверил в правдивость слов собеседника, продемонстрировав в интонации нотки лёгкого недоверия.       — Да, но...       — Марк, не юли, говори прямо, — Алексей не терпел подобных интриг и полунамёков, с которыми часто сталкивался в общении с женщинами, поэтому был намерен поговорить начистоту хотя бы с другом.       — Ладно, я просто хотел тебя услышать, мы несколько дней вообще не разговаривали, непривычно как-то... — признался Марк, будучи в удивлении от самого себя, что так легко сказал об этом. Сформулировал это, в первую очередь, перед самим собой.       — Я так это сразу и понял, — улыбка в смягчившемся голосе собеседника дала понять, что на него не держат зла. По крайней мере, сейчас. Как было неделю назад и как будет потом — об этом он подумает позднее. Но сейчас Марка просто слегка отпустило. Отпустил груз этой ситуации, груз ответственности перед миллионной аудиторией, груз неправильно сказанных Алексею слов.       Они проговорили около часа, успев за это время высказать друг другу все наболевшие претензии и вопросы, поделившись с собеседником бередящими душу переживаниями. Алексей, несмотря на изначальную холодность, с которой он встретил звонок Марка, снова шутил и сглаживал его сомнения своим мягким голосом.       Поняв, что пора возвращаться к своим делам, Марк, прощаясь, задумчиво кусая губу, произнёс: «Et on s'aimera encore, lorsque l'amour sera mort».       — Что ты сказал, Марк, прости, я не расслышал, — переспросил Алексей, которому на миг фраза показалась знакомой.       — Говорю, что рад был услышать тебя, надеюсь, ещё свяжемся.       — Взаимно. Je ne croirai jamais que des nuages noirs couvriront notre soleil.