***
20 августа 2023 г. в 19:33
– Ну, что скажешь? Сегодня все взгляды были прикованы к нам с Линетт! – Лини двигается с привычной манерностью, горделиво расхаживая по закулисью.
Этим вечером один из прославленных фонтейновских театров с их заезженными операми и избитыми сюжетами, казалось, впервые за последние несколько лет рукоплескал громогласными аплодисментами, поэтому состояние крайнего воодушевления старшего брата не кажется Фремине чем-то из ряда вон выходящим. Напротив – до боли родным. Зрительный зал все еще находится в восхищенной суете после дебютного дуэта на редкость талантливых близнецов, в краткие сроки покоривших большую сцену. На лице иллюзиониста – торжествующая и никогда не меркнущая улыбка, в свою очередь вынуждающая улыбаться без причины; мягкая тональность голоса отдает медовой сладостью, а облаченные в перчатки руки перебирают играючи пальцами, при этом неустанно жестикулируя.
– Что же это, друг мой? Верно – еще одна маленькая победа на пути к мировой известности!
Лини – теплое солнце, с момента своего зарождения привыкшее к всеобщему обожанию и восхвалению. Фремине – незаметная в его ослепительном сиянии звезда, видимая лишь по ночам, когда пышущее жаром светило исчезает за объятым тьмой горизонтом. Как бы не было сильно желание соприкоснуться – они слишком разные. И обоих это вполне устраивает.
У Лини в запасе множество сменяющих друг друга ролей. Дома он заботливый старший брат, не обделяющий безраздельным вниманием и любовью ни одного нуждающегося в родительской ласке ребенка. Кто-то не поделил игрушку, начал капризничать, плакать или же просто плохо себя вести – юноша тут как тут с неизменными словами утешения: подойдет, разберется в ситуации и непременно уладит произошедшее недоразумение, вручив напоследок какой-нибудь сладкий подарок, извлеченный из бездонной волшебной шляпы. На сцене Лини входит в экстравагантный образ выдающегося иллюзиониста, подкупая жадных до зрелищ фонтейнцев ловкостью рук, приправленной природным обаянием и толикой романтичного красноречия. Возможно, именно поэтому все так его любят, ведь даже при одном упоминании талантливого юноши у праздно беседующей компании непроизвольно появляется хорошее настроение, а дальнейшая расслабленная прогулка вдоль окрестных водоемов каким-то образом приводит к приобретению билетов в первый ряд на ближайшее выступление.
Фремине же совсем другой. Свету софитов он предпочитает неизведанные глубины, запаху хлопушечного пороха свежий аромат морской соли, естественно оседающий на бледной коже и пшеничных волосах, а неусыпному вниманию следящей за каждым движением публики подводные гроты без единой живой души. В этом своем маленьком мире без внешних тревог и бурного течения жизни Фремине сидит подолгу, бессознательно наблюдая за проплывающими мимо косяками серебристых рыб и не думая ни о чем, кроме собственного душевного онемения – вечного спутника его одиноких погружений. Излишняя чувствительность, терзающая его на поверхности даже во сне и временами выдавливающая беззвучные слезы, по обыкновению покрывается тонкой коркой холодного льда, а на ранимое сердце накатывают тихие волны умиротворения, когда юноша, со знанием дела передвигаясь по песчаному дну, рассматривает встречающиеся по пути закругленные ракушки и причудливые коралловые выросты на обломках затонувших в бурю кораблей.
– Представление окончено, Лини, – короткий вздох слетает с губ сестры-близнеца молодого иллюзиониста, в то время как сама девушка в элегантном трико темной расцветки осторожными движениями помешивает чай с помощью миниатюрной ложечки, придерживая весьма хрупкую на вид фарфоровую чашку ладонью. – Кроме того, совершенно ни к чему так переигрывать.
Пусть немногословная ассистентка и выглядит отстраненно на людях, Фремине знает – она всегда бдительна, о чем можно судить по ритмичному подергиванию длинного хвоста да приподнятым ушам, инстинктивно улавливающим любые признаки скрытой угрозы. Благоразумие тихой Линетт вкупе с кошачьей чуткостью нередко охлаждает пылкость характера общительного Лини, успешно оберегая того от различных проблем, сопутствующих подобной эмоциональности. Оба близнеца представляют собой две стороны одной монеты: идеально дополняют друг друга как внешними, так и личностными качествами.
Иногда бессонными ночами, когда в голову имеют обыкновение закрадываться самые мрачные мысли, Фремине задумывается, ненавидя себя за это, место ли ему среди них – таких отличных и таких похожих одновременно. Имеет ли он, очередной сирота из Дома очага, каких сотни, какое-либо право находиться в их общем сиянии, созданном таким тяжелым трудом и горькой жизнью, полной лишений? В конце концов, он им даже не родня. Так по-детски расстраиваться из-за подобного пустяка, и, тем не менее, наблюдая за непринужденными взаимодействиями близнецов со стороны, что-то в груди Фремине каждый раз непроизвольно сжимается, отдаваясь острой болью во всем теле, а глаза начинает предательски щипать совсем не морская вода. Пусть все они росли бок о бок, приходясь друг другу названными братьями и сестрами и ничуть этого не смущаясь, юноша просто не может заставить себя отрицать силу кровной связи, имеющей в межличностных отношениях отнюдь не последнее значение.
– Переигрывать? – Лини бросает на Линетт, безмятежно пригубившую чай, взгляд, полный напускного возмущения. Шляпа, мгновением ранее красовавшаяся на белокурой макушке, оказывается театрально прижатой к груди, выражая всю уязвленность чувств ее драматичного обладателя. – Неужто выражение – пускай и столь бурное – моей искренней радости ты принимаешь за плод какого-то дешевого актерства? – юноша с шутливой жалобой косится на противоположный конец помещения, отчасти скрытый в тени тяжелого занавеса. – Фремине, во имя Архонтов, скажи моей дражайшей сестре, что она жестоко ошибается!
– Мне… всё очень понравилось, – Фремине делает пару нерешительных шагов вперед, отвечая на вопросительные взгляды обоих близнецов робким подобием улыбки. Ему часто доводилось играть роль судьи в их притворных спорах, главным инициатором которых, на удивление, обычно выступала Линетт. Немного подумав, он застенчиво уточняет: – Как всегда.
Пожалуй, представления Лини и Линетт – единственное, ради чего Фремине готов мириться с битком набитым зрительным залом какого-нибудь театра, где катастрофически не хватает воздуха, которого, юноша твердо уверен, становится в разы меньше, чем на морском дне, а пристальные взгляды окружающих нет-нет да и задерживаются на тебе, молчаливо оценивая. Само воспоминание об этом вызывает непрошенный холодок в области затылка, что уж говорить непосредственно о мучительном моменте довольно продолжительного пребывания в толпе, возбужденной предвкушением предстоящего зрелища.
– Ох, Фреми, как очаровательно... Иного ответа от тебя никто и не ожидал, – игриво подмигивает подошедший Лини, одаривая младшего небрежным похлопыванием по хрупкому плечу, на что тот, уже привыкший к подобному проявлению братской любви, всё равно вздрагивает от неожиданности. – Что ж, приготовься изумляться дальше, потому что я намерен сделать наше шоу еще лучше! Кстати говоря, уже имеются некоторые стоящие твоего внимания наработки…
– Брат, – назидательно шевелит пушистым ухом Линетт, отводя от губ чашку и склоняя хорошенькую головку к плечу.
– Да-да, – Лини вздыхает, поднимая ладони в капитуляционном жесте, и виновато улыбается Фремине, отчего на сердце того мгновенно теплеет. – Негоже фокуснику раскрывать свои секреты, верно? Позже сам всё увидишь.
– Буду ждать с нетерпением, – Фремине покорно соглашается, чувствуя, как прежние сомнения вот-вот готовятся ослабить вес на его душе.
– Увиденное собственными глазами приносит намного больше впечатлений, Фремине, – вставляет свое слово Линетт, торжественно кивая младшему брату на прощание и направляясь к задернутому занавесу. Легкая поступь ассистентки кажется при этом почти бесшумной, делая девушку еще более похожей на полноценную представительницу кошачьих.
– Линетт, не забыла, что мы должны выйти на поклон и – что самое важное – пообщаться со зрителями? Только не говори, что в очередной раз оставляешь всё на меня! – Лини посылает вслед исчезнувшей сестре разочарованный возглас, тут же сменяющийся знающей усмешкой, не преминувшей показаться на нисколько не обиженном лице. Фремине, намеренно отвернув голову в сторону, в свою очередь не удерживается от слабой улыбки.
– Перехожу в режим накопления энергии, – доносится приглушенный голос ассистентки из-за сплошного массива бархатных штор под насмешливые переглядывания братьев. Наверняка Линетт просто ждет не дождется, чтобы где-нибудь свернуться калачиком и хорошенько подремать, в чем они оба уже успели множество раз убедиться, периодически находя сестру в самых неожиданных для подобного занятия местах, а любое препятствие на ее пути только повлечет за собой еще большее желание провалиться в сон. Самое верное решение в такие моменты – не трогать усталую девушку почем зря, позволив той как следует восполнить потраченные силы.
– Ну, Фремине, слава не ждет! – Лини плавно надвигает шляпу на глаза, держась за поля кончиками гибких пальцев, и делает шаг в сторону видневшегося просвета, где только что скрылся силуэт Линетт, как вдруг тихий голос младшего брата, странно серьезный, заставляет иллюзиониста замереть на месте.
– Знаешь, Лини… – Фремине упорно смотрит в начищенный до блеска пол, то и дело проводя по отдельным дощечкам носком ботинка. Нахмурившись, юноша неловко замолкает, будто бы не может подобрать правильные слова, и тяжело вздыхает.
– Фреми?.. – Лини поднимает брови в явном замешательстве.
– …
– Не стану лукавить, твоя обворожительная скромность заставляет струны моего сердца трепетать, но все-таки… – протягивает тот с ласковым нетерпением в лиловых глазах, и в груди Фремине что-то знакомо сжимается.
– Тебе необязательно постоянно носить маску. Хотя бы при нас с Линетт, – с видимым усилием договаривает он, нервно закусывая губы и уже глубоко сожалея о словах, произнесенных столь неосторожно. Фремине и сам поначалу не понял, каким непостижимым образом из него вырвалось такое, поэтому бледные щеки младшего, усеянные россыпями веснушек, незамедлительно принимают густой оттенок алого. По-видимому, подсознательные мысли, существование которых он допускал, но надежно скрывал внутри себя, принесли свои плоды, развившись в безопасном уединении морского убежища, и в конечном счете обернулись полной катастрофой.
Он уже давно осознал, что Лини привык притворяться. Всегда и везде. С первого дня их едва завязавшейся дружбы Фремине где-то на уровне чувств подозревал, наблюдая за дружелюбным мальчиком с приподнятыми уголками рта, постоянно извиняющимся за проделки сестры, которая, казалось, и дня не могла прожить без выведенного из строя технического прибора, что за подобной беззаботностью стоит куда большее, нежели простая особенность характера. В иных обстоятельствах младший и не думал бы придавать этому особое значение, однако за прошедшие годы отношения их троицы вышли на совершенно новый уровень, и юноша просто не может продолжать закрывать глаза на свои опасения.
– О чем ты? – услышанное, кажется, не производит на Лини ожидаемого впечатления. Напротив – тот, поначалу опешив, едва сдерживает порыв звонкого смеха, точно оценив какую-то на редкость удачную шутку, и делает небрежное движение ладонью, будто бы отгоняя назойливое насекомое. – Ладно, Фреми, если это всё…
– Нет, Лини, – Фремине возражает с необычной для самого себя твердостью в голосе, в который раз поражаясь собственной смелости. – Меня это беспокоит. И раз мы… – он на миг прерывается, поднимая решительный взгляд. – Раз мы семья, я подумал, что стоит сказать тебе об этом.
– Боюсь, я не особо понимаю, что ты имеешь в виду, – мягко отвечает иллюзионист, со снисхождением качая головой, но по изменившимся на какое-то мгновение чертам – поджатым в тонкую линию губам и быстрой тени в задумчивом взоре – Фремине может судить: всё тот прекрасно понимает, но вот показывать этого не желает, что только еще больше настораживает, порождая нешуточное беспокойство.
– Так ты думаешь, что я веду себя с вами обоими неискренне?.. – тихим голосом спрашивает Лини после довольно продолжительной паузы, за которую обоюдная неловкость между братьями грозится достигнуть критической отметки. Лицо старшего приобретает незнакомое печальное выражение, от которого нутро Фремине подобно приливной волне захлестывает чувство вины.
– Нет же, я!.. Я… – запинается он, отчаянно желая провалиться сквозь землю. Хочется подойти и объяснить всё как следует, но младший в последний момент останавливает себя. – Просто знай: ты всегда можешь поделиться с нами, если тебя что-то тревожит. Не нужно... Не нужно справляться со всем в одиночку.
– И откуда такие мысли?.. – Лини улыбается по-прежнему растерянно, но от былой подавленности, так испугавшей ранее, не остается и следа. Приблизившись к притихшему Фремине, он нежно треплет по пшеничной макушке, запутывая пальцы в мягких прядях. – Надо же… Оказывается, мой младший братец не только невообразимо мил, но и на редкость заботлив, – не удерживается он от невинного поддразнивания, показывая кончик языка, и получает в ответ насупленно-смущенный взгляд. – Но волноваться, уверяю тебя, совершенно не о чем: пока в моей жизни есть вы с Линетт, я точно не пропаду.
Фремине медленно, но верно расслабляется под неторопливыми прикосновениями, чувствуя, как вся его воля к сопротивлению тает подобно восковой свече, охваченной обжигающими языками пламени. Возможно, когда-нибудь в будущем Лини откроется ему сам, но до этого момента Фремине постарается сделать всё возможное, чтобы просто оставаться хорошим братом.
Ради того, чтобы ослабить хватку удушающего одиночества на своей шее. Ради того, чтобы просыпаться по утрам с беспричинной улыбкой. Ради новообретенной семьи, узами которой он так дорожит.