От холодно до горячо.

Андер уже сотню раз пожалел о том, что у Патрика есть выход в интернет, причем в те его глубинки, куда людям — считай, детям — их возраста соваться категорически запрещено. Он не хотел знать, на каком сайте Коммерфорд вычитал об этом, и не хотел знать, если он не вычитал, а высмотрел в видео определенного рейтинга. И все же он согласился. Да и как тут не согласиться, когда Патрик притворно дует свои пухлые губы, медленно опускаясь перед ним на колени и расстегивая его ширинку. Андер был слаб перед ним в обычном настроении, а в возбуждённом так вообще забывал обо всех, кроме этого безбашенного красавца, всегда берущего свое. Ну ничего, танго танцуют двое. И для этой игры тоже нужно было двое людей. — Помнишь правила? — Патрик интересуется, усаживаясь напротив него на ковер в комнате Андера. Причины, почему они выбрали именно пол для предстоящего действа, не было. На самом деле они могли выбрать любую комнату, наслаждаясь отсутствием матери, что по вежливой просьбе сына ушла на целую ночь повидаться с давней подругой. Согласилась она на это подозрительно быстро, но Андер догадывался, что заметный румянец на его щеках достаточно ясно дал понять, почему он просит родительницу на один вечер оставить дом в его распоряжении. А найденная после ухода матери пачка презервативов на столике в гостиной только подтвердила догадку и заставила Андера прикрыть лицо ладонями, прежде чем его акт смущения был прерван звонком в дверь. — Я играл в эту игру в детстве, — и это было правдой, недосказанной лишь отчасти. Патрик взглянул на него из-под ресниц, приподнимая брови. — Я уверен, что та игра немного отличалась от этой, — Андер тяжело сглотнул, наблюдая за тем, как Патрик прошёлся языком по собственной нижней губе, не отрывая от него взгляда. Андер упомянул, что слаб перед ним? — Поэтому давай все же повторим. Каждый из нас по очереди загадывает какое-то место на теле. Например, плечо… Патрик потянулся вперёд и легонько провел пальцами по плечу Андера, вздрогнувшего от этого незатейливого невинного движения. Он и сам не мог объяснить, почему так ярко реагировал на Патрика. Взгляд, касание, поцелуй — все доводило до дрожи, до мурашек, до стонов и хрипов. Доводило до самого края и сбрасывало с него, уверенное, что внизу Патрик обязательно его подхватит. Или, по крайней мере, упадет вместе с ним. Уловив дрожь Андера, Патрик улыбнулся уголками губ и на секунду поднял взгляд, прежде чем вернуть свое внимание его напрягшейся руке. — Губами, я подчёркиваю, губами второй должен найти это самое место, — и Патрик придвинулся ещё ближе и поцеловал плечо Андера через его футболку. Муньоса ещё никогда в жизни так не радовался наличии одежды на себе, ведь поцелуй Патрик сейчас обнаженную кожу — их игра закончилась бы, не успев начаться. Тот и сам, судя по очередной дьявольской улыбке, это понимал. А потому лишь вернулся на свое исходное место, заставляя Андера сжать руки в кулаки от разочарования. — Первый должен подсказывать. Холодно — далеко, тепло — близко, горячо — это оно, — и он беззаботно улыбнулся, словно нисколько не испытывал желания поскорее приступить. А Андер уже кипел. И не знал, чего хотелось больше — чтобы Патрик вновь коснулся его или самому дотронуться до Патрика. И то, и другое в этот момент было равносильно убийству. Только если в первом случае касанием убил его Патрик, то во втором Андер был готов принести себя в жертву, лишь бы коснуться его. Пропустить через пальцы темные кудри. Сжать заднюю сторону его шеи, фиксируя на месте. А другой рукой нащупать каждое «холодно», чтобы там моментально стало «горячо». — Приступим? — Андер не нашел в себе сил на большее, чем просто кивок. Патрику и этого было достаточно. С помощью какой-то глупой английской считалочки, заставившей Андера на мгновение забыть о возбуждении и рассмеяться под бурчание Патрика о том, что его научили ей ещё в детском саду, Андеру выпала роль первому загадывать. И черт, это не должно было быть так сложно. С того момента, как Патрик впервые упомянул об этой игре, прошло несколько дней, в течение которых Андер только и делал, что думал о губах Патрика на своей коже и в самых сокровенных местах. А вот о местах, которые ему нужно загадать, он не подумал. И выбрал наобум. — Готово, — пальцы ног поджались, когда Коммерфорд вновь придвинулся, на этот раз так, что их колени соприкасались, пуская электрические заряды прямо под кожу несмотря на два слоя одежды. Но по сравнению с тем, какой молнией его прошибло после первого поцелуя, эти заряды — просто ничто. Патрик влажными — блять, и когда он только успевает их облизывать? они у него вообще сохнут? или сохнет тут только Андер, причем по нему? — губами прижался к шее в том месте, где при надавливании четко угадывался нечёткий пульс. Уперевшись рукой в кровать за спиной Андера, он несколько раз сомкнул и разомкнул губы, имитируя настоящий поцелуй. — Андер? — тихо спросил он, выдыхая горячий воздух прямо на поцелованное им же место. Андер крупно вздрогнул и, не глядя на руки, мог сказать, что у него пошли мурашки. Патрик почувствовал это, наверняка почувствовал. Они сидели слишком близко, буквально прижимались друг к другу и делили не только один воздух на двоих, но и весь мир в эту секунду. — Холодно, — почему-то прошептал Андер. Может, потому что своему голосу он сейчас доверял в разы меньше, чем себе. А себе он совсем не доверял. Может, потому что шепотом в этом мире говорились либо самые отвратительные, либо самые интимные слова. «Холодно» вмещало в себя сразу и «ха, ты не угадал, продолжай дальше» и «пожалуйста, пожалуйста, продолжай дальше». А его сбитое дыхание вмещало в себя больше слов, чем любое признание в любви, тщательно выписанное на бумагу, чтобы однажды найти своего адресата. Патрик, как и ожидал Андер, присполз вниз. И тут же посмотрел наверх, туда, где Андер запрокинул голову, неуверенный, что сможет вытерпеть вид Патрика, старательно целовавшего его левый сосок через футболку. — Ещё холоднее, — снова прошептал он, самостоятельно подтягивая Патрика обратно. Целовать эти вечно влажные губы сейчас нельзя — не по правилам. А вот смотреть — можно. Вот Андер и смотрел, пока Патрик не прикусил нижнюю, переключая его внимание обратно. — Кажется, кто-то завис, — Патрик наклонился к нему и прижался губами чуть выше уха, вдыхая запах андеровских волос. Некая смесь пота, дорогого парфюма и чего-то такого, чем пах только Андер. Патрик не знал, как объяснить этот аромат, по был уверен, что если бы амортенция существовала, то его пахла бы именно так. — Теплее, — Андер прикрыл глаза, из-под опущенных век наблюдая за тем, как Патрик отстранился и оценивающе посмотрел на него, видимо, пытаясь понять, какое место Андер загадал. А Муньосу не хотелось ничего большего, кроме как чтобы Патрик наконец угадал, и он смог сполна отомстить ему, оставляя поцелуи на его идеальной коже ещё медленнее, ещё нежнее, ещё больше. Чтобы Патрик также, как и он, откидывал голову от наслаждения, от нетерпения дёргался вперёд, ближе, и первым потерял самоконтроль, целуя его. В голове Андера это выглядело идеальным планом, надёжным, как швейцарские часы. На деле Андер был уверен, первым сорвётся именно он. Потому что с Патриком всегда так — стоит тебе подумать, что можешь обыграть его в его же игре, как он доказывает обратное. И даже не прикладывает усилий для этого, и так зная, что больший соблазн, чем выигрыш, — это он сам. Наконец Патрик хитро улыбается, словно разгадал не меньше, чем самую сложную в мире головоломку и готовится сказать ответ. Но он так ничего и не говорит. Лишь снова приближается опасно близко, наклоняется опасно низко и целует опасно аккуратно Андера в лоб. Они оба на секунду замирают. Нет, ложь. Больше, чем на секунду. По ощущениям — на целую жизнь. По ударам сердца — на все сто двадцать за раз. Андер бережно откладывает этот момент в ящик воспоминаний о том Патрике, которого никто и никогда не увидит за пределами их спальни. Этот Патрик целует его в лоб и сам теряется от того, насколько мягко это вышло. Ни грамма пошлости, ни налета желания, вопреки сложившейся атмосфере. Андер медленно запрокидывает голову так, чтобы смотреть Патрику прямо в глаза. Зрачки у него расширенные, будто он под кайфом. Под своим собственным кайфом. И от этого кайфа приход ничуть не хуже — лёгкое головокружение, сухость во рту и непривычно яркий мир. Но только этот мир не вокруг, а напротив. И от того он кажется ещё ярче, ощущается ещё лучше, вызывает привыкание похуже любого другого наркотика. — Горячо, — он выдыхает это в приоткрытые губы Патрика, что так пронзительно смотрит на него, будто пытается утонуть в его глазах. Андеру хочется пошутить про то, что ему не стоит это делать, ведь здесь только у самого Коммерфорда они цвета океана. Андеру же повезло меньше и цвет достался менее лицеприятный, но Патрика это, судя по длительному рассматриванию, не отталкивало. — Да ты романтик, Андер, — наклоняясь ближе, бормочет Патрик. Его нижняя губа едва заметно касается нижней губы Андера, но даже такого простого контакта достаточно, чтобы сносило голову. И Андер не знает, от чего больше — от факта касания или от факта того, что это движение так явственно напоминает тот вечер в клубе, их первый вечер. Тогда Андер старательно отклонялся от любого контакта, но Патрик, привыкший добиваться своего, все же сумел едва заметно задеть его губы своими. Думать о том, что ещё сумел в тот вечер Патрик, не хочется. В штанах и так тесно, а они ведь только начали. — Поцелуй в лоб? Как это мило. — Не поясничай, — и он за руку притягивает Патрика себе на колени, что начинает шуточно возмущаться, при этом не делая попыток вырваться. По тому, как он тут же льнет к груди Андера, прижимаясь еще ближе, — словно котенок, изголодавшийся по ласке — уже можно сделать вывод о том, как на самом деле ему нравится такой поворот событий. — Заставь меня замолчать, — самодовольно выдает Патрик, закидывая обе руки Андеру за шею. Шаловливый взгляд голубых глаз останавливается на губах, не оставляя сомнений, как именно он хочет, чтобы Андер его заткнул. — И, к тому же, было бы неплохо получить приз за победу. — Дьявол, — качает головой Андер. И кто он такой, чтобы противиться ему? Лишь простой смертный, соблазненный самим Сатаной. — Херувим, — поправляет Патрик и сам тянется вперёд, не дождавшись. Андер встречает его на полпути и прижимает ближе, так, что чувствует его едва ли не каждой клеткой тела. И все равно мало. Тогда он с нажимом проводит языком по губам Патрика то ли спрашивая, то ли требуя. Впрочем, чего бы ему ни хотелось, он это получает — Коммерфорд тут же податливо приоткрывает рот и издает почти неслышный звук. Но Андер слышит. От осознания того, что именно он стал причиной этого звука, внутри все дрожит и крошится, не иначе как наркотическим порошком попадает в вены и сразу же кружит ему голову. Он не успевает насытиться им и получить дозу сполна, когда Патрик отстраняется. Снова облизывает свои теперь покрасневшие губы и смотрит так, что хочется лишь одного — развернуться и уложить его на лопатки, оканчивая их игру слишком поспешно и очевидно. — Моя очередь, — он прикрывает глаза, хотя Андер уверен, что уж Патрик в отличие от него тщательно продумал загадываемые места. Уж больно хитро он улыбается, пока с закрытыми глазами вырисовывает большим пальцем круги на его ключицах, не обращая никакого внимания на то, что Андер все ещё сбито дышит. — Загадал. Вдох-выдох, Андер, вдох-выдох. Может, Патрика тебе и не обыграть, но ты хотя бы можешь попытаться. Первый поцелуй — пробный, неуверенный. Между острых ключиц, по которым Андер ведёт носом, прежде чем коснуться губами. Сверху слышится дрожащий вдох; шея всегда была особенно чувствительной частью Патрика. — Тепло, — спустя несколько секунд отвечает Патрик. Голос с лёгкой хрипотцой заставляет губы Андера растянуться в улыбке напротив нежной кожи. Тогда Андер опускается ниже, отклоняя Патрика, все ещё сидящего на его коленях, назад, заставляя его легонько прогнуться в собственных руках. Он долго выбирает следующую цель, настолько долго, что Патрик начинает недовольно кряхтеть, прежде чем прерваться на удивленный звук. Руки Андера задирают футболку Патрика вверх — и это не по правилам, это по наитию. А губы ласкают местечко чуть выше пупка, выбивая у Патрика стон. — Холодно, — Андер ухмыляется, иронизируя над тем, как жарко прозвучало это холодно. Патрик, заметив ухмылку, фальшиво дуется и отталкивает Андера, из-за чего падает на пол сам и ударяется затылком. — Это все из-за тебя, — бурчит он себе под нос, потирая голову. Андер с улыбкой притягивает его к себе ближе и целует место, где уже начинает формироваться шишка. — Теплее. Удивлённо вскинув брови, Андер продолжает исследование — в этот раз от волнистых волос, пахнущих кокосом. Втягивает их ещё не родной, но уже до боли знакомый запах, и касается губами выступающего позвонка. Патрик вздрагивает. — Горячо. — Как-то слишком прилично для тебя, — вскидывает брови Андер, не отнимая рта от кожи, из-за чего слова выходят неразборчиво и вызывают у Патрика очередную дрожь. Патрик закатывает глаза. — Я разогреваюсь. Но, если ты хочешь сделать все поинтереснее, то пожалуйста. Сейчас твоя очередь, — Андер кивает, и мысленно вздыхает. Поинтереснее… Интерес у Андера корыстный, ему бы Патрика — побольше и поближе, без всяких игр и развлечений, прямо здесь и сейчас. — Давай переместимся на кровать? — Патрик в ответ на предложение сверкает глазами и прикусанной ухмылкой, но послушно поднимается и ложится спиной на кровать, аргументируя это тем, что так им обоим будет удобнее. Андер не соглашается, встречается взглядом с хитрым прищуром напротив и на кровати лежит уже сам — Патрик седлает его бедра с невинным выражением лица и «Ну ты сам так захотел. Теперь удобно?» Очень. Особенно сиди Патрик чу-уть повыше… — Так что, — руки Андера сжимают бедра Патрика. — Загадал? — Да, — приходится прокашляться, избавляясь от липкого налета желания в голосе. И судорожно загадать место, потому что, конечно, ничего он так и не придумал, залипнув на сидящего на нем Патрика. А Патрик, не теряя времени, ныряет вниз, глубоко, жадно, и впивается в губы нещадным поцелуем. Терзает, кусает, оттягивает, нежно зализывает и отстраняется с отсветом нимба в глазах. — Холодно? — спрашивает так, будто ничего и не было, хотя его же бедра, на которых наверняка останутся следы рук Андера, говорят, что было. — Жарко, — но не горячо. Патрик не выглядит хоть сколько-то расстроенным тем, что не отгадал с первой попытки. Он, в некотором роде, уже получил свою награду — резво поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку под руками и твердо упирающийся под ним член. Тогда Патрик сползает ниже — влажные поцелуи отпечатываются на остром подбородке, — «холодно» — на напряженной шее, — «холодно» — между розоватых сосков, — «теплее» — во впадине вытянутого от накала живота — «еще теплее» — и останавливаются над краем брюк. «Горячо». — Просил поинтереснее? — Андер вскидывает бровь, но тут же давится собственными словами — Патрик, словно не услышав, спускается ещё ниже — и губы давят на натянутую ткань. — Что? Повтори, пожалуйста, ещё раз, — Андер пытается вспомнить, что он должен повторить и, потерпев неудачу, с силой сжимает зубы, чтобы не застонать, когда Патрик к губам присоединяет язык — брюки серые, и на них влажные следы проступают быстро и четко, очерчивая возбуждение Андера. — Уже… Сдаешься? — кое-как выговаривает Андер в конце концов, и то воспользовавшись тем, что Патрик на секунду отстранился. — Я? Сдаюсь? Я всегда получаю свое, милый, — тебе ли не знать добавлять не обязательно, они оба чувствуют привкус этих слов в разгоряченном воздухе. А Андер ещё и видит в этих голубых глазах — упорство, упрямство, гордость. И только для него одного там ещё и нежность, мягкость, отдача. И он никогда не пожалеет о том, что когда-то выбрал разглядеть это все в нем. Выбрать это в нем, выбрать его, такого непростого, но до банального нужного. Ещё немного — и родного- Просто добавил нотку пикантности в воздух. Я, кстати, уже загадал. И Патрик в последний раз приходится языком по всей длине члена поверх ткани, заставляя беспомощно сжимать в кулаках одеяло, и возвращается на кровать. Едва успевает сесть, как тут же оказывается наглым образом перевернут — Андер перехватывает его запястья и сжимает над кучерявой головой, а сам нависает над ним, прижимаясь бедрами к бёдрам до приятного трения, до пылающего зуда. Он решает не начать заново экспедицию, а продолжить старую — губы зацепляют облюбованный ранее верхний позвонок, прежде чем опуститься сначала на одну лопатку, потом на другую — и получить в ответ на обе сдавленное «Холодно». Андер в ответ прикусывает через футболку кожу спины и толкается бедрами, прежде чем спуститься к изящному изгибу позвоночника и проследить губами весь его путь, вплоть до копчика, где оказывается неожиданно «Горячо». — Патрик, Патрик, — произносит то ли с укором, то ли с восхищением, и стягивает с Патрика штаны. Тот не сопротивляется, наоборот, сам приподнимает бедра и оттягивает резинку, чтобы не задеть твердый член. И шипит, когда всё-таки задевает. Патрик чувствительный и чувственный до дрожи — Андера ведёт от того, как он отзывается на малейшие прикосновения к обнаженной коже, как закусывает губы, стараясь сдержать звуки, как несколько секунд пытается обработать просьбу Андера дать смазку из второго ящика прикроватной тумбочки, а потом неохотно тянется за ней, не желая прерывать ласки ни на секунду. — Клубничная? — читает Патрик, прежде чем вслепую протянуть баночку Андеру. — Я выбирал между этой и шоколадной. — Надо было брать обе, — и задыхается звуком, когда пальцы Андера — липкие и влажные, легко скользящие по коже, начинают оглаживать обнаженные бедра, подразнивая, приближаясь к местам, где хотелось бы ощутить их более всего, но так и не касаясь. Удовольствие превращается в изощренную пытку — пальцы играются, пересекаются и расходятся, и так и не достигают нужной точки. Патрик раздражённо оборачивается, и Андер выбирает этот момент, чтобы медленно толкнуться одним. Коммерфорд так и замирает с беспомощно приоткрытым ртом и сведенными бровями. — Так… нечестно. Выходит сипло и сбито под конец, когда палец начинает двигаться. Он утыкается лицом в подушку и подаётся бедрами назад в ритме, установленном Андером, хотя явно хочет ещё. Быстрее, больше, жёстче. И Андер даёт ему — добавляет второй палец, начинает двигаться в необходимом, отчаянно сейчас нужном темпе, и когда Патрик срывается на всхлипы и нечленораздельные звуки, вынимает пальцы совсем. — Э-эй, — неуверенно восклицает, ощутив неожиданную пустоту. Но как следует возмутиться не успевает — чувствует, как длинные пальцы заменяет мокрый, юркий язык. Андер поглаживает большими пальцами широко разведённые бедра, оставляя масляные разводы на бледной коже, и толкается языком усерднее. Внутри Патрика влажно от смазки, горячо от естественной температуры его тела и есть лёгкий вкус клубники, который Андер слизывает весь, без остатка. Патрик под ним извивается, ёрзает так, что одеяло собирается под ним неровными комьями, и в какой-то момент выбрасывает руку назад, прижимая голову Андера к себе ещё ближе. Андер послушно приникает ближе, чередуя толкающие движения с поглаживающими. — Да, да, вот так… — без конца вторит Патрик, иногда переходя на английский — родной — язык. Андер чувствует разливающуюся внутри гордость оттого, что он сумел довести партнёра до подобного бессвязного состояния, и собственное возбуждение, от которого в штанах влажно и неудобно, отходит на второй, третий план. На первом — распростертый на его кровати его Патрик, потерянный в ласке и наслаждении, в жаре языка и губ. Андер отрывается от своего занятия, облизывает губы, преследуя фантомный вкус клубники, и на секунду замирает, заворожённый видом. Изящный изгиб спины, спутанные темные волосы, россыпь родинок по всему телу. Нечеловеческая, невозможная красота. На такую только смотреть и не касаться, чтобы не замарать, не испортить. Но Патрик, заметив, что Андер остановился, тянет к нему руку и поворачивает беззащитное, с разводами пота, лицо. Андер берет его за руку и, почувствовав, как Патрик дёргает его на себя, сам поднимается и нависает над ним, целуя сначала плечи, затем шею, и останавливаясь на губах. Покрасневшие, влажные от слюны, такие, такие… Правильные напротив его губ. «Я люблю его» — в какой-то момент тягучего поцелуя понимает Андер. Мысль не бьёт набатом и не ощущается концом света, она приходит как что-то правильное и естественное, чистое и нужное. Спокойное открытие, не меняющее мир ни для кого, кроме двоих в этой комнате. — Я люблю тебя, — он говорит это вслух неосознанно, ведомый непонятным порывом, и Патрик замирает под ним с прикрытыми глазами. А затем опускает голову на подушки, позволяя Андеру усеять поцелуями затылок и оставить бледно-розовые следы за ухом. Патрик не отвечает, и Андер и не ожидает этого, вовсе не потому, что тот его не любит. Нет, какие-то сильные эмоции Патрик испытывает по отношению к нему однозначно. Просто пока не может облечь их в словах, придать им официоза посредством признания. И это не страшно. Это, в своем роде, хорошо: на сколько ценными будут заветные слова, когда прозвучат. — Трахни меня, — бормочет Патрик в беспорядок подушек и одеяла. Андер выдавливает на пальцы ещё смазки и на этот раз начинает с тремя — подготавливает Патрика медленно, почти в ленивом ритме, доводя до истомы и дрожи в напряжённых ногах. — Андер, я готов. Сделай это. Пожалуйста. Андер с явной неохотой вытаскивает пальцы и с ухмылкой вытирает остатки смазки о спину Патрика, что сразу начинает ерзать и недовольно оборачиваться. — Тише-тише, — облегчение, граничащее с болью, накрывает Андера с головой, когда он наконец стягивает штаны и нижнее белье одним движением. Член ударяется о живот и оставляет влажный след, который Андер растирает пальцем, прежде чем опустить руку и обхватить себя у основания. От такого простого движения его едва не прорывает на стон — он и не подозревал, до какой степени возбудился, пока занимался Патриком. — С резинкой? — Без, — Патрик отвечает без промедления, и Андер кивает, принимая ответ. Он знает, что так ему нравится больше, но не совсем уверен, что именно — быть наполненным или тщательно вылизанным в душе после секса. Подступается к широко расставленным бёдрам почти благоговейно, сначала долго водя руками по изгибам ягодиц и до колен. И все же, Патрик идеален. И так, так красив. И полностью его. Это-то и важно. Придвигается близко, вплотную, и влажной головкой упирается в Патрика, погружаясь медленным, плавным движением, от которого чуть ли не потряхивает — хочется жёстко, грубо и быстро, чтобы сразу и все. Но нужно ему и Патрику — особенно Патрику — сейчас совсем другое — лениво, до боли нежно, чтобы о любви не только слышать, но и чувствовать ее. — Андер, — выдыхает Патрик в собственные ладони, когда Муньос входит полностью, прижимается кожа к коже, чувствуется так правильно, так необходимо, так знакомо, так… Так. Патрик невольно стонет, когда Андер начинает двигаться все в том же сводящем с ума темпе, когда глубоко вперёд, неспешно назад. И так по кругу до безумия. В какой-то момент все действительно скатывается к безумию: одеяло выбивается из-под них и оказывается скомканным где-то в ногах, кровать, предавшись их страсти, покачивается на месте с тихим, сводящим с ума звуком ударяясь об стену, обнаженная спина Патрика блестит от пота — частично чужого, стекающего по лбу к носу и падающего на просторы напряжённых от нарастающего удовольствия плеч. Голоса сливаются воедино, хотя вторят разные имена — глухое «Андер» с просьбой, приказом, нуждой и сбитое «Патрик» с принятием, сдачей, подчинением. Андер позволяет Патрику самому задать ритм, показать, как тот хочет, и Патрик умело берется за свое. Секунда смещения пространства — и на простыни лежит Андер, дыша гулко и громко, пока сверху восседает Патрик во всей своей красе. В приглушённом свете Патрик выглядит почти греховно — родинки что созвездия, раскинувшиеся по груди и плечам, кудри, что вихри, глаза, что океан. Андер смотрит, сжимает его бедра руками и сам подаётся навстречу толчкам. Долго не продержаться, это просто не возможно, когда имеешь дело с кем-то вроде Патрика — точно знающего, как доставить удовольствие партнеру и себе самому, управляющего чужим телом на грани инстинктов и потребностей, словно умелый музыкант своим инструментом. Андер сдается первым. Удовольствие нарастает и нарастает до тех пор, пока сдерживать его становится решительно невозможно — пальцы ног поджимаются, рук — крепче вцепляются, оставляя на чужой коже следы. Андер запрокидывает голову и крупно дрожит, чувствуя, как оргазм прошибает его насквозь, пока Патрик, не сбавляя ритма, продолжает двигаться, и достигает собственного конца. Андер чувствует себя посетителем эксклюзивной выставки: мягкие губы Патрика, беззвучно приоткрытые, влажные волосы, прилипшие ко лбу, сокращающиеся мышцы подтянутого живота, белые следы оставленные на своей и чужой груди семенем. — Ты прекрасен, — шепчет куда-то за ухо, кое-как приподнявшись и заняв сидячее положение. Патрик обмякает в его объятиях, прижимается носом к плечу и вздыхает почти трогательно. — Я знаю, — бормочет без привычного налета уверенности, но с явным следом удовольствия и усталости. Андер снимает его с себя бережно и кладет на кровать рядом, оставляя быстрый поцелуй на губах и обещая вернуться. До ванной добирается на ватных ногах и там кое-как избавляется от следов недавного действия, после возвращается в комнату, не забыв прихватить влажное полотенце и стакан воды. — Эй, — Патрик откликается на его голос лёгким пожатием плеч, в остальном предпочитая оставаться нетронутой грудой мышц и костей на кровати. Андер обтирает его бережно, смоченной в теплой воде полотенцем водя по шее, груди, животу, ногам, спине. Стакан воды Патрик принимает с благодарностью и, осушив его за пару глотков, тянет Андера на себя. — Я стал слишком стар для этого, — бормочет, уткнувшись в чужую ключицу, и вздрагивает, когда порыв ветра залетает в комнату, всколыхнув занавески. Андер пытается дотянуться до сбитого одеяла, одновременно не выпустив из объятий Патрика, и, спустя две попытки, все же цепляет его пальцами. Закутывает в первую очередь Патрика и только потом себя, но на всякий случай уточняет: — Холодно? Патрик извивается в его объятиях, обхватывает руками и ногами как панда и, зарывшись носом в шее, сопит глухое: — Горячо.