смотри, на меня падает снег.

у фуюми долбанные глаза волчицы. не секрет, что у всего потомства семьи тодороки в крови мазохизм, однако единственная сестричка видимо все-таки больше «папина дочка», видимо все-таки количество генов энджи превалирует именно в ней. поэтому фуюми предпочитает «словам, что ощущаются словно пощёчина» реальные удары. сломанный позвоночник одноклассницы тому подтверждение. кровь из носа, вкус которой Тойе Тодороки предстоит ощутить во рту далеко не один раз, тому подтверждение. ее долбанные глаза волчицы тому подтверждение. даби поминает героя номер два всеми известными ему проклятьями на разных языках за то, что тот не поставил жирный (совсем как его зад) крест на карьере «про» единственной дочери. потому что тяжело не смотреть в бездну в ответ. герой номер восемнадцать или около того. увлечённость и одержимость, с которыми горелый зачитывался статьями о старателе, обходили стороной Фуюми Тодороки. даби профессионал во всем, что касается игнора, поэтому статьи о загадочной героине тоскливо глядели на него с газетной бумаги, ожидая хотя бы одного брошенного заинтересованного взгляда. восемнадцатый аркан в Таро — это Луна. круглое бледное лицо Фуюми с холодными глубокими глазами, что улыбались ему длинными ночами, действительно напоминало луну. уютные были ночи. потому что рядом была Юми. непоколебимая гора. холодный айсберг, тающий в его жарких объятиях. — тебе ведь всегда нравились игры с температурой? — она наклоняет голову вбок и поправляет тоненькими пальчиками выбившуюся прядь волос. Тойя глядит на нее, затаив дыхание. внимательно следит за ее движениями, почти раскрыв рот. «наверное с таким выражением лица смотрят на икону». очки Фуюми снимала редко. будто бы она старалась спрятаться за толстой черепашьей оправой от остального мира. но не от него. сейчас она стояла напротив него без очков и глядела своими тёмными, слово бездна, глазами, и почему-то у тойи было ощущение, будто он смотрит на нее нагую. «или на последнюю в мире церковь.» герой «Хрусталь.» он закуривает, делая вид, что ни черта не понимает и не замечает. а затем пускается в бега, не оборачиваясь на уродливую луну. но ее свет доходил до него, даби был словно под светрм прожектора. актер погорелой сцены. и свет сканирует его, обнажая все слабости и пороки, всю подноготную Тойи Тодороки. и акварельные глаза отворачиваются от стальных серых. тогда это не казалось чем-то неправильным, диким. наоборот, казалось, будто это единственное правильное место в мире для них двоих. может просто они оба стерли ту грань между тем, что хорошо, а что плохо? но черно-белое лишь кино. реальный же мир серый. их поцелуи тоже были серыми? (нет, определённо нет) да и разве то были поцелуи? даби вспоминает то, как в темноте холодная рука Фуюми находила его руку, то, как она обволакивала его нежным взглядом, молча обещаю всегда быть рядом (сдержала ли она слово?), пока он поглаживал копну белоснежных волос и бесстыдно говорит: «нет, не были.» Тойя вытаскивает карту из колода и кладет ее на стол. 13. смерть. даби молниеносно сжигает ее, не задумываясь. пепел разлетается во все стороны, и в итоге складывается в одно единственное слово. «опиум.» (отвратительный выбор из всех возможных слов) одни наушники на двоих. ленивые валяния на траве. агата кристи. они с Фуюми знали текст наизусть. и если герой номер восемнадцать зажмёт его в угол и прошепчет в губы: «не прячь музыку, она опиум.» он не сможет ей сопротивляться и покорно, без запинки ответит: «для никого. только для нас.» поэтому он и бежит, не оглядываясь. бег не самое лучшее решение проблемы, но даби и не намеревался получить почетную звезду за проявленную храбрость. пусть энджи, шото, пускай герой Хрусталь проявляют смелость. даби же предпочел навсегда похоронить свое прошлое. и смелое имя «Тойя» глубже всего. и все же, видимо до звания «гуру игнора» ему далековато (проще говоря, срать и срать). самые нежные в мире руки порождают на свет самый острый, никого не щадящий лед. если последний он наблюдал лишь сквозь экран телевизора, то в первом сомневаться он не мог. потому что даби всегда доверяет своим ощущениям. тогда фуюми улыбалась ему уголками губ. была нага в обоих смыслах. лунный свет проникал сквозь окно, падая на темные простыни. но тойя не боялся уродливой луны, когда напротив на него глядели глаза-звезды. — ты прекрасен. — именно эти слова, произнесенные шёпотом, громче всех раздавались в голове уже который год, когда он предавался воспоминаниям за бутылкой джина. именно эти слова хотелось похоронить в одной могиле со своим смелым именем. а они с каждым разом вновь и вновь воскресали, прогоняя остатки наваждения, заставляя вспоминать, кто он и что происходит вокруг. она словно соломинка. легко гнущаяся под его голубыми глазами, но никогда не ломающаяся. потому что это Фуюми одна из тех, кто ломает. скорее всего именно эта ее чёрта так сильно привлекла, манила Тойю. и именно эта черта заставляет бежать от нее, не оборачиваясь, Даби. именно из-за этой своей черты она стала «той самой девушкой из сна» Тойи/Даби. можно было бы вечность глядеть на то, как расправляется с ному. обычно холодные стальные глаза раскалились, блестели. закипающая кровь требовала большего. губы растягивались в зловещем оскале. (такой же оскал даби видел в зеркале напротив). жажда крови- то, что движет героем Хрусталь? почти. это не основная причина, но одна из. множество ледяных игл летят в монстра, превращая того в дырявое решето. острые верхушки ледяных глыб, пронзают их насквозь, и лед окрашивается в багровые тона. зеваки с удивлением наблюдают за столь жестоким и кровавым стилем боя, совсем не характерного для «про». (почти в духе старателя) даби же не может оторваться от налитых кровью таких родных глаз. волчьих глаз. Фуюми будто чувствует повышенный интерес к своей персоне и вскидывает голову. даби почти не мешкает и ныряет за колонну. продолжая убегать от всего на свете. — ты одержимый. — выдает она ему, сидя за зеркалом и причёсываясь. он зашел, не стучась, и комната наполнилась запахом горелого мяса и копоти. только она знает, что он продолжает эти бессмысленные тренировки. по крайней мере, пока только она. он уже близок к своей цели. когда он добьётся желаемого результата, то это больше не будет их секретом. ему почти становится жаль от утраты общего секрета, но затем вспоминает, что Фуюми и Тойя Тодороки разделяют и другие секреты и двоих и на мягких простынях. — а это плохо? — устало мурлыкает он, затем наклоняется к ней. Фуюми не тренируется с отцом, даже почти не использует свою причуду, так что в этом аспекте «девушка из его снов» не может понять его. но он и не сердится на нее за это. зато она понимает его в других вещах. зато она дает ему то, что никогда не сможет дать никто другой. и речь не только о нежных касаниях при свете луны. он замечает в руке сестры помаду. — давай помогу. — почти шепчет он, параллельно касаясь рукой подбородка девушки. притягивая ее к себе за подбородок. он аккуратен. непонятно, причина его бережливости в новенькой помаде или бархатной коже Фуюми. — жаль, что это не гуталин. — она глядит ему в глаза по окончанию процесса и выдаёт шутку. и Тойя Тодороки беззаботно смеётся. ему хочется прикоснуться. но не к нежной коже Фуюми, а к острому льду Хрусталь. ему хочется посмотреть в холодные стальные глаза напротив и погрузиться в вечную зиму. ему хочется спросить какие сны видит герой номер восемнадцать. а потому что он знает ответ. знает какие сюжеты чаще всего погружают в себя Хрусталь холодными ночами. потому что им снятся одни сны на двоих. ему хочется проверить останется ли после их встречи на его губах гуталин. что-то изнутри подсказывало, что она напомнит ему вкус собственной крови во рту. холодный лёд сковывает его. в голову приходит сказка, в которой дракон с помощью своего пламени боролся с ледяной бурей. боролся, заранее зная, что проиграет. (или он желал проиграть?) всё-таки в даби больше преобладает мазохизм. он не бежит от света уродливой луны. вскидывает голову. выдерживает ее взгляд. почти улыбается. он почти гордится быстротой ее инстинктов. и здесь начинается настоящая погоня. она быстра, проворна. а он лишь загнал себя в тупик. она- ледяная буря, что наконец нашла того, кого так долго искала. он- дракон, уже заранее знающий о том, что проиграет. и уже заранее смирившийся с поражением. она громко топает ногой, словно олень в какой-то детской сказке, и пол под ним леденеет. он почти спотыкается, сохраняет равновесие в последний момент, расставив руки, и предпринимает вялую попытку сразить ее, взмахивая левой рукой. она вскидывает вверх тоненькие пальчики, замораживая недолетевшее до нее пламя. Тойя Тодороки умер. просто взял и умер. и не было в этом ничего романтичного или эстетичного. интересной была всего одна деталь- его возвращение. он захотел увидеть Фуюми сразу же после своего пробуждения. действительно хотел. если приложить усилия, то все опять может стать как прежде. ради этого, ради нее, постараться определённо стоит. однако он видит ее силуэт издалека. хрупкую женскую фигуру на долбанном пике Секото. то самое место, где он оставил после себя лишь нижнюю челюсть, а вместе с ней и всю свою удачу. раз за разом. удар за ударом. удача ща неудачей. Фуюми такая родная, но одновременно и такая чужая сейчас. он глядит на резкие движения рук и грубые выпады ног и не видит глаз-звезд, заменяющие ему весь мир. он видит лишь дочь старателя. одержимый папаша, блюющий шото, съехавшая с катушек Фуюми. всё это вкупе с уродливой луной окончательно убивает Тойю Тодороки. но не веру Фуюми. родился не только Даби. после смерти Тойи на свет появился герой Хрусталь с вечной мерзлотой в глазах, не носящий очки и испускающий самый острый лёд в мире. и знающий, куда стоит бить этим льдом. она прижимает его к стене. на время она теряет свое непоколебимое спокойствие (лишь на время), и лед медленно расползается под ее руками, окутывая даби. а это важно? голубые глаза глядят в стальные. она громко дышит. тойя сглатывает накопившуюся во рту слюну. накрашенные (не гуталином) губы размыкаются и шепчет всего несколько слов: — спи сладким сном, не думай о прошлом. — и даби глядит на нее, как истинно верующий глядит на последнюю церковь во всем мире. — дом, где жила ты — пуст и заброшен. — Тойя Тодороки падает перед ней на колени.