Горячие руки и оледеневшее тело

      Солнце лениво пробивается через тонкие шторы и ложится на чужие лица, теплые лучики словно гладят сонных людей, согревают воздух в комнате перед пробуждением, пытаясь расположить к приятному теплому дню, предстоящему сегодня. В воздухе танцует мелкая пыль, вечно обитавшая в нем, сколько не убирайся, а за окном пташки уже начинали петь свои баллады. Под большим одеялом ютились в обнимку две фигуры, одна меньше другой. Тёмная макушка лежала, уткнувшись в чужую большую грудь, пряча в ней лицо, то и дело пытаясь упереться сильнее и утонуть в чужом тепле. А это большое тепло подается навстречу, крепче прижимает к себе руками, обнимает ногами, так и помогая слиться в единое существо. Двое могли поровну поделить кровать, могли разлечься как можно удобнее, но из ночи в ночь, из года в год, комфорт находился только в тонком переплетении тел, соединении душ. Тепло, наполняющее душу, когда ваши сердца бьются почти в одном ритме, дыхание подстраивается друг под друга и ты засыпаешь под мирное сопение у себя под ухом, зная, что завтра проснешься и снова увидишь это родное лицо, огрубевшее от жизни, но заботливо целующее твое лицо, щекотя щетиной и обжигая горячими руками твое оледеневшее тело. А под боком, расплывшись поперек матраса, лежит серый кот, только проснувшийся с первыми лучами солнца и уже перевернувшийся животом вверх, согревая свое пушистое брюшко.       Дэвид бережно перебирает черные локоны с лица их обладателя, позволяя себе любоваться сонным царством в его объятьях. Сколько бы времени ни прошло — он до сих пор не может поверить в то, что этот милейший котенок спит с ним в обнимку, раскрывает ему свою душу и не боится быть собой. Он раскрыл свою грудную клетку, открыл хрупкие ребра, которые как металлическая решетка хранили его израненное сердце за собой, охраняя от людей, от боли, но не от Дэвида. Дэвид стал одним из немногих, кто мог коснуться души Саймона. Единственным, кто может бережно касаться пальцами тонких шрамов и царапин, согревать холодное тело и душу, дарить надежду, что жизнь, на самом деле, не так уж и плоха. И Саймон верит ему. Верит всем своим существованием. И невероятно сильно боится потерять Дэвида, боится стать ненужным, боится надоесть, боится испортить их идиллию. Эти противоречивые чувства доверия и страха не отпускали его никогда: он просто такой человек, но его партнер всегда был рядом, чтобы напомнить о своей любви, о том, что ничего не разлучит их, что они всегда будут друг за друга горой до последнего. Пока они вместе — все будет хорошо. Саймону все равно было страшно, страшно и стыдно за свои чувства, за то, что его так безвозмездно любят, но он старался напоминать себе, что заслуживает этой любви. Он старался верить. Старался ради Дэвида. Ради себя.       Солнце залило комнату, за окном слышится гул живого города, звонкий смех дворовых детей, разговоры о жизни, деловые звонки, цоканье каблуков об асфальт и звонок велосипеда. Но сейчас Дэвида волновало только одно: зацеловать чужое бледное личико, заставляя младшего недовольно мычать спросонья и отпихивать колючее лицо. Саймона волновало лишь одно: еще разок крепко-крепко обнять старшего, уткнуться в его тело и выжать еще капельку тепла для себя из ходячей грелки. А пока они нежатся, к ним будет пытаться протиснуться кот, бодаясь влажным носом в лица, напоминая о себе. Мягкие когтистые лапки будут мять одеяло или руки Дэвида, громко урча и довольно щурясь.       — Вставай, принцесса.       — Пошел к черту, идиот.       Саймон недовольно отпихивает от себя Дэвида, но они оба прекрасно понимают, что это лишь немое «продолжай» на языке младшего. Оба понимают, что они пролежат в кровати еще час, а может два, нежась в лучах солнца, пока то не уйдет слишком высоко, отчего игривые лучики уже не будут ползать по стенам и полу. И только после этого партнеры, наконец, покинут теплую постель. Саймона понесут на руках на кухню, под его смущённое бурчание, кот опередит их и уже будет сидеть у полупустой миски, Дэвид сварит кофе и приготовит простой завтрак. Незамысловатый, но самый вкусный, почти как у любимой мамы. А она позвонит еще час спустя, спросит как дела, и Саймон будет рассказывать об очередной книге, которую пишет для себя, про то, как их кот вчера поймал сам себя в коробку и не мог выбраться, какой красивый был закат. И этот день, как и все предыдущие, пройдёт хорошо. И завтра тоже будет хорошо. До тех пор, пока чужие горячие руки заботливо держат его оледеневшее тело — все будет хорошо.