Бушующие грозы, оглушающие звериным ревом, который доносился из купола непроглядных пушистых облаков; землистый воздух, впивающийся в ноздри и заставляющий ощущать сырость изнутри, а также нескончаемые ливни, потоки воды которых, несмотря на наличие зонта или дождевика, пронизывали каждого прохожего до нитки — все это, на удивление, описание обычного июльского денька. Середина лета должна окутывать теплом, солнечным светом и яркими красками, благоухать цветочными ароматами, но в реальности по неизвестной причине явилась атмосфера медленно умирающей осени: каждый день был пропитан печалью и чувством одиночества, а вечно серый небосклон и завывающий ветер добавляли все больше тоски. Но даже если бы погода сжалилась и одарила всех чистым лазурным небом, расслабляющим и дарующим гармонию, и ярким солнцем, полыхающим огнем надежды на чудо, она бы не предотвратила расставание Главного секретаря и коммисара.
Последние месяцы отношения Калеба и Лололошки накалялись до предела: между ними горел необузданный огонь, языки пламени могли спалить каждого дотла, но, к сожалению, это был огонь далеко не исступленной страсти, а всепоглощающей ненависти. Многочасовые ссоры, едкие оскорбления и унижения стали обыденностью, несмотря на то, что после любого конфликта у каждого в сознании появлялась маленькая крупица сожаления о сказанном, но чёртова гордость не позволяла ни на секунду задуматься попросить прощения или хотя бы найти компромисс.
Так, в очередной дождливый день случилось предначертанное. Сквозь огромное панорамное окно, украшенное кружевом из маленьких кристально чистых капелек воды, проходили тонкие лучики солнечного света, пробившиеся средь пучины серых облаков. Калеб безмятежно занимался своей работой и не отвлекался ни на что, даже на своего возлюбленного, который уже полчаса сидел рядом и прожигал мужчину обиженным взглядом. Тяжелые вздохи Лололошки и ритмичные постукивания по изголовью кожаного дивана начали изрядно выматывать Калеба, но он продолжил открыто игнорировать, лишь изредка гневно потирая переносицу и кидая суровый взгляд в сторону его раздражителя. Через несколько мучительно долгих минут, мужчина не сдержался и спросил с неприкрытым недовольством:
— Чего ты хочешь? У тебя своих дел нет?
— Я хочу извинений.
— Я не собираюсь извиняться из-за твоих прихотей, — Калеб продолжил равнодушно заниматься своими делами, изредка поглядывая на реакцию Лололошки, который старательно держал себя в руках.
— Прихотей? — мышцы болезненно напряглись от чувства злости и несправедливости, брови устремились вниз, а зубы противно заскрипели.
— Если бы ты не обижался на всякие пустяки и не обвинял меня во всех бедах мира ничего бы не было, — с толикой презрения произнес Калеб. Ручка, лежащая в правой руке, могла треснуть в любой момент, стоило секретарю импульсивно сжимать и расслаблять кулак.
— Если бы ты был менее равнодушен ко мне и всему происходящему, не боялся «замарать» свою идеальную репутацию нашими отношениями – я бы не стал ничего говорить тебе, — Лололошка, проглотив ком горле и болезненно сжав руки в кулаки, продолжил: — Но у тебя в голове сейчас лишь работа и желание получить одобрение от инспектора.
Провокационная речь заставила секретаря нахмуриться и злостно взглянуть на Лололошку. О следующем предложении Калеб пожалеет не одну сотню раз:
— Мне плевать на мнения Войда и других, но если тебя не устраивает мое поведение – давай возьмем паузу в отношениях. Я вижу, как ты достаточно вымотался со мной. Нам стоит передохнуть друг от друга.
В голубых глазах полыхал огонь возмущения и изумления. Он точно разговаривает сейчас со своим самым дорогим человеком в жизни? Или они уже давно потеряли этот статус друг для друга? Как бы то ни было, каждое слово ощущалось желчным плевком не только в душу, но и в лицо, заставляя чувствовать себя пустым местом.
— Вместо того, чтобы все обговорить, прийти к общему решению, ты хочешь просто «передохнуть» от меня? Думаешь, что все проблемы испарятся, стоит лишь забыть друг о друге на некоторое время? — Лололошка продолжал распаляться, размеренно доходя до точки кипения. Прошло около двух минут гробовой тишины, прежде чем юноша решился ее нарушить, озвучив давно крутящуюся в голове мысль: — Тогда нам не по пути, Калеб. Я не хочу таких отношений.
На последнем слове кабинет озарился белоснежной вспышкой молнии, вещающей о начале новой грозы; ранее виднеющиеся лучики растворились в полумраке кабинета, в котором сейчас не было места солнечному свету. После гулких ударов и последующим затишьем, Калеб сумел ответить, шумно вздохнув и прикрыв глаза.
— Что ж… Удачи тебе, Лололошка… Я не буду тебя держать. Это твой выбор, — грустная улыбка мгновенно растворилась на уставшем лице Калеба, и ореховые глаза взглянули в небесные с неуловимой капелькой печали.
Лололошка же эту каплю не почувствовал, она утекла слишком быстро, и высказывание мужчины словно ножом изрезало его душу на части, вонзилось в самые недра. Такого равнодушия, несмотря на прошлые ссоры, он явно не ожидал. Дрожа всем телом, комиссар мигом покинул кабинет, оставив Калеба наедине со своими мыслями, поглощающими его всецело. За окном надежда на что-то светлое и счастливое уже была потеряна, и после очередного раската грома вновь пошел дождь, капли которого создавали шум, расщепляющий остатки шаткого сознания.
Выходя из здания, Лололошка резким движением руки чуть ли не выдернул стеклянную дверь из петель. Каждый шаг по лужам сопровождался противным хлюпающим звуком, заставляя юношу ускорить темп. Вскоре синие кроссовки едва касались жидких зеркал, отражающих потемневшее небо, переодически озаряемое сверкающими молниями. Лололошка бежал, хотел скрыться от собственных мыслей, от желания обернуться и взглянуть на треклятое здание. Капли дождя едва успевали касаться его бледного лица, но среди них с трудом все равно можно было заметить слезы.
Он мчался, петлял по переулкам, следовал по тротуарам и, в конечном итоге, заблудился, наткнулся на неизвестный ему район, походящий явно не на самый благополучный. Сомнительные личности проходили мимо и кидали недобрые взгляды, некоторые, казалось, следили из каких-то потаенных мест. Ветхие дома и грязь повсюду лишь нагнетали и заставляли пятиться назад, пока Лололошка не врезался в мужчину крупного телосложения, явно не обрадовавшегося резким столкновением. Ойкнув и спешно извинившись, шатен ускользнул на соседний переулок, скрываясь от тяжелого взгляда незнакомца.
Следующий час Лололошка провел в поисках дороги до нужной ему автобусной остановки, попутно разбирая ужасный бардак в голове. Мысли сплетались нитями, образовывая крепкие узлы на извилинах так, что головная боль не заставила себя ждать. Глаза припухли от слез и попавших мимолетно капель воды, обветренные губы были поджаты, а густые брови устало стремились к переносице.
В то время как комиссар скитался по городу, страдая от переизбытка эмоций, мыслей и болезненных воспоминаний, всплывающих потускневшими картинками, Главный секретарь, восседая на иссиня-черном кожаном кресле, нервно поставив локти на рабочий стол, болезненно сжимал волосы, струившиеся сквозь покрасневшие от напряжения пальцы. В его голове мысли пушечными ядрами взрывались о стенки черепа, уровень стресса постепенно повышался, вызывая тремор рук, и желание отправиться на поиски уже бывшего возлюбленного только возрастало.
Приложив все усилия, он все-таки оторвался от кресла и медленно отправился к выходу. Искать Лололошку уже было бессмысленно, но проветрить голову и обдумать свои поистине идиотские поступки просто необходимо. Вскоре секретарь оказался в сквере в паре кварталов от офиса. Достав портсигар и зажигалку, мужчина сел на лавочку, невзирая на обильное количество дождевой воды, мгновенно впитавшейся в дорогой плащ. Удачно чиркнув огнивом и прикурив сигарету, Калеб подметил, как удачно закончился ливень, словно даруя ему возможность покурить без препятствий, но все еще бушующая гроза и не думала утихать. Выдохнув первое облако дыма, мужчина перестал размышлять, сознание практически выключилось, и в голове суетились лишь обрывки угнетающих мыслей.
Время стремительно утекало, и Калеб уже потерял счет выкуренных сигарет за последний час. Если считать по окуркам, разбросанным на сырой после дождя земле, то выходит около семи, просто он не уверен, что все они принадлежат именно ему.
В один момент, разглядывая дряхлые остатки сигарет, Калеб неожиданно вспомнил момент из его далекого детства, когда он, положа руку на сердце, клялся сестре, что никогда не будет поддаваться таким искушениям как алкоголь, сигареты или еще чего похуже. Брюнет ухмыльнулся, но не из-за приподнятого настроения после всплывшего воспоминания из детства. Чувство брезгливости к самому себе – единственная причина, вызвавшая едкий оскал, походящий на улыбку психически больного. Как он мог потерять того, ради кого жил, как он посмел причинить ему боль… Сейчас все те слова, которые Калеб посмел сказать Лололошке, казались до того тошнотными, что совесть, как голодный зверь, пожирала каждую клеточку тела.
Несмотря на все проблемы и ссоры, Калеб и Лололошка по-прежнему связаны судьбой. Именно поэтому, когда шатен наконец нашел хоть какую-то знакомую дорогу и петлял по тому самому скверу, почти не поднимая головы, едва заметил до боли знакомую фигуру. Мужчина тоже сразу узнал комиссара, который довольно-таки утомился от тяжелой «прогулки»: каштановые волосы завились от влаги и потемнели, одежда насквозь пропиталась ледяной дождевой водой, а руки и лицо приобрели болезненный голубоватый оттенок.
Поднявшись с лавочки, Калеб поправил в некоторых местах мокрый плащ и подошел к остолбеневшему Лололошке, который явно не желал видеть его. Спустя мучительно долгую минуту молчания и яростного прожигания взглядом голубых очей, сопровождаемого громовыми раскатами, Калеб решился заговорить:
— Я хотел извиниться за свое идиотское поведение. Знаю, что даже если я буду просить прощения не один раз, это мало повлияет на наши отношения.
— Ты прав, — единственное, что мог выдавить из себя Лололошка.
— Все оскорбления безвозвратно отразились на нас, и я думаю, что расставание, хоть и такое неприятное, но оно пойдет нам обоим на благо, — Калеб говорил холодно, но, к сожалению, как нельзя точно. — Я действительно желаю тебе всего хорошего и, я скоро перееду по работе, заодно не буду мозолить тебе глаза и станет проще забыть все то, что я наговорил тебе. Еще раз извини…
В ответ Лололошка мог лишь всматриваться в серьезное лицо напротив, поджимая губы и сведя брови к переносице. Слова горькой правды кололи в самые потаенные места в сердце. Как бы он не радовался освобождению от оков постоянных конфликтов, чувство «свободы» мгновенно растворилось среди стойких чувств печали и одиночества.
— Я прощаю и отпускаю тебя, Калеб, и ты прости, но у меня будет последняя просьба, — он сглотнул ком в горле, — отвези меня домой. Пожалуйста. Я бы мог поехать на автобусе, но скорее всего из-за погоды придется несколько часов торчать на остановке.
— Конечно, пойдем, — на долю секунды можно было заметить грустную улыбку секретаря, но уголки губ тут же опустились, придавая лицу привычную серьезность.
Парни спокойным шагом отправились на офисную парковку, где среди десятков черных и белых машин расположился мотоцикл Калеба. Рев двигателя сильно походил на гром, звук которого уже впечатался в сознание. Усевшись сзади, Лололошка резко вздохнул, как только транспорт тронулся. Вскоре они выехали за черту города, и кроме бескрайних полей, дороги и серого неба их ничего не окружало.
Фиолетовый мотоцикл несся по шоссе и рассекал воздух, попутно разбрызгивая в разные стороны дождевую воду, попадавшую под колеса. Лололошка, неловко прислонившись к спине Калеба, сцепил на его груди руки в замок. Черный плащ вновь промок, и глянцевая от влаги кожа соприкасалась с ладонями, отдавая приятным холодом, но сырость всей остальной одежды вызывала лишь неприятные ощущения и мурашки. Удобно устроившись на плече брюнета, шатен разглядывал поля, быстро сменяющие друг друга из-за высокой скорости. Небо же не менялось, лишь иногда сквозь сплошное темно-серое пятно были заметны белые искры молний и рассеянный от них свет.
Вдыхая влажный воздух, Лололошка чувствовал что-то подобное умиротворению. Он не мог понять, почему сейчас так спокойно с человеком, который столько раз причинил ему боль. Парень ощущал, что Калеб готов до конца грозы защищать его, заслоняя от молний и неистовых потоков ветра. Но все это потеряло важность, ведь это их последняя встреча и уже завтра они больше не увидятся никогда.
В это время Калеб старался концентрироваться на дороге, не кидая взгляд на зеркало заднего вида и не думая о приятном тепле за спиной. До боли в ладонях сжав руль, мужчина буквально пролетал возле изредка проезжающих автомобилей. Большую часть пути Калеб размышлял о том, как он мог дойти до того, что стал причинять Лололошке боль и таить обиды на его ответные оскорбления, это было так по-детски, что чувство стыда медленно и беспощадно поглощало каждую клеточку тела. Сейчас мужчина понимал, что даже если бы они помирились, он бы не смог всю оставшуюся жизнь смотреть на невинные лазурные глаза без угрызений совести. Калеб не заслужил любовь такого чистого лучика, пушистого одуванчика средь зеленого поля, как Лололошка.
До поселения юноши оставалось совсем немного, но неожиданно раскаты грома заметно становились все громче и громче, а вспышки молний освещали практически весь небосклон, рассекая его на части. Чувство тревоги настойчиво растекалось тягучим веществом и окутывало своей пеленой, заставляя сердце под ребрами в панике стучать быстрее, поэтому Калеб увеличил скорость настолько, насколько это было возможно, желая поскорее доставить Лололошку домой в целости и сохранности. В это же время комиссар, прислонившись к секретарю, чувствовал, как щиплет покрасневшие глаза от выплаканных слез и как болит его голова тупой болью. Он мечтал лишь поскорее вернуться и лечь в кровать, дожидаясь окончания грозы: тучи обязательно рассеются, являя чистые небеса, в воздухе будет пахнуть озоном, а сверчки начнут стрекотать в траве. И все это будет знаком о начале его новой жизни без болезненных отношений, без осточертевших эмоциональных качелей и без извечного равнодушия. Но их планы разрушились на мелкие кусочки, как только белая пелена мелькнула перед глазами и послышался треск неистовой силы, разъедающий слух.
Удар молнии волной перешел на переднее колесо мотоцикла. Яркая вспышка ослепила парней, заставив сознания прокрутить все воспоминания из жизни. Словно в замедленной съемке каждый видел, как его бывший возлюбленный отлетает на несколько метров от транспорта, попутно чувствуя режущую боль от электрического удара, пронзающую каждую часть тела.
Во время недолгого полета, мысли Лололошки хаотично переворошили каждое счастливое воспоминание с Калебом: от первого знакомства, внезапного поцелуя, неловкого признания в любви, до каждой близости, наполненной любовью и неприкрытым вожделением, и любым другим согревающим душу моментом. Сознание наотрез отказывалось задумываться о пронизывающей боли, возможной гибели или вспоминать последние месяцы, пропитанные самыми неприятными чувствами. Но у судьбы другие планы, и поэтому, упав на землю, Лололошка больше ничего не вспоминал и не видел: лишь головная боль, черная бездна перед глазами и постепенно стихающий шум в ушах…
Внезапно захотелось спать…
***
Спустя несколько мгновений абсолютной темноты, с трудом открывая глаза, Лололошка был ослеплен ярким солнечным светом. Постепенно приходя в себя и рассматривая место, в котором он оказался — поляна, усыпанная сотнями, если не тысячами пестрых цветов, вдали виднелся необычайной красоты лес; щебетание пташек, ласкающее слух, небо чистейшего голубого оттенка и белоснежные пушистые облака; шатен мигом забыл о мрачной картине, которую видел до того, как заснул. Теперь на душе стало необычайно спокойно и тепло, но чувство нехватки чего-то или
кого-то все же заставило Лололошку медленно подняться и побродить по столь умиротворенному месту.
Через пару минут парень услышал чей-то знакомый голос. Обернувшись, Лололошка опешил. Калеб. Самый дорогой человек для него. Он мчался навстречу, на лице издалека виднелось неприкрытое беспокойство. Шатен не сдержался и побежал к нему, тяжело вдыхая столь чистый воздух. Калеб мгновенно заключил Лололошку в объятия, но ноги подвели, и парни неуклюже свалились на мягкое покрывало из зеленой травы и ромашек. Аромат белых цветов защекотал ноздри, оба забавно и одновременно почесали нос. Захотелось по-ребячьи смеяться и забыть обо всем, лишь бы этот момент существовал, существует и будет существовать. И правда, Лололошка словно не знал того ужаса, который с ним происходил, сейчас перед ним любимый Калеб, который покрывал лицо короткими, беспорядочными, но такими нежными поцелуями, шептал слова искренней любви. Все было так прекрасно…
— Я люблю тебя, Лололошка. Так сильно люблю, что готов
умереть… — Калеб не побоялся подобного высказывания, прожигая ореховыми глазами смущенную мордашку.
Но…
Умереть?..
***
Приземлившись на мокрый асфальт, Калеб, с трудом пытаясь открыть глаза, старался найти юношу, который умиротворенно лежал на дороге в паре метрах от него. Превозмогая неутолимую слабость, он стремился сквозь пелену и капли дождя перед глазами посмотреть, возможно, в последний раз на Лололошку.
Шатен лежал так, словно спокойно дремал и не хотел просыпаться: лицо не выражало ни единой эмоции, а лазурные радужки глаз были скрыты потяжелевшими веками. Лишь струйка медленно стекающей крови разрушала вдребезги все надежды о том, что он просто спит. Постепенно маленькая струя превратилась в крупную лужу багряной жидкости: скорее всего, удар пришелся на левый висок, тем самым уничтожив все шансы на восстановление.
В мгновение у мужчины навернулись жгучие слезы от ненависти к себе и неистовой боли, которые терялись среди бесчисленных капель дождя. Он потерял Лололошку. Без возможности вновь увидеть легкий румянец на бледном лице, губы, припухшие от долгих поцелуев и глаза, одаренные самым чистым и красивым голубым оттенком. Теперь Калеб точно потерял его.
Навсегда…
Жадно хватаясь за оставшиеся крупицы шаткого сознания, мужчина нашел силы, чтобы отвернуться от любимого лица и лечь на спину, взглянув на небо, которое по прежнему давило своей серостью и ослепляло белыми вспышками. Ссадины, появившиеся на лице, ужасно горели от леденящих душу капель дождя и разжигающих все тело горьких слез отчаяния, но Калеб продолжал всматриваться в грозовое небо — творца его несчастий, виновника этой катастрофы. Веки наливались свинцом и последнее, что приковало взгляд Калеба – удар молнии, рассекающий небеса пополам.
Погружаясь в бесконечный сон, Калеб не видел ничего, кроме пары лазурных глаз, которые сияли, словно две одинокие звезды среди всей вселенной. Теперь они будут освещать ему путь.
Навсегда…
