***
В туалете было темно — видимо, из-за грозы опять выбило пробки — и тихо — все студенты были сейчас в столовой, доедали обед и готовились к парам. Только из последней кабинки доносилось тяжёлое надрывное дыхание и судорожные всхлипы. Руфо присел на корточки и заглянул под дверь; в лицо ему упёрлись грязные подошвы чёрных подкованных ботинок, какие Росен особенно любил носить в такую дождливую погоду. — Росен, — позвал он. — Что с тобой? Он и так догадывался, что с ним. Это он-то, Руфо, уже ко всему привычный — и к виду осчёта до дня собственной смерти, и к периодическим визитам её телесного воплощения, и к паническому ужасу, пробирающему до костей, когда ей снова хотелось помучить его. Но Росен… видеть такое первый раз было тяжко, и Руфо до сих пор с содроганием вспоминал первый личный визит Смерти к нему, тоже произошедший во время грозы. — Росен, — Руфо с удивлением заметил, что голос его дрогнул. — Пожалуйста. Выходи оттуда. Легче тебе не станет, пожалуйста… Из-за двери послышался новый натужный всхлип, сопровождаемый диким, нечеловеческим воем. Росен, попытавшись встать, снова упал на колени. Его рвало. Руфо сел, прижавшись спиной к двери. Плавали, знаем — ещё пару раз блеванёт и отключится. Нужно сейчас же вытаскивать его оттуда, иначе не вылезет, пока кровью кашлять не начнет. Упрямый, подумал Руфо, упрямый, как баран. Сейчас эта упрямость ему будет только мешать. Все звуки за дверью стихли. Послышался щелчок замка, и Руфо поспешил встать на ноги. Росен, уже не пытаясь встать, на коленях выполз из кабинки и, захлопнув за собой дверь, тяжело привалился к ней спиной. Вся майка у него была мокрая, кофта, свисая с левого плеча, волочилась по полу, маска собралась складками под подбородком, оттягивая уши. Он тяжело дышал, и мокрая от пота грудь лихорадочно вздымалась. Руфо схватил его за руки и потащил на себя, пытаясь поднять. Росен не сопротивлялся, даже не смотрел ему в глаза. — Вставай, — сказал Руфо как мог бесцветно и перехватил его под локти. — Умойся и выпей воды. Росен с трудом поднялся, повалившись плечом на друга, и шумно вдохнул через рот; его губы дрожали, глаза были красные. — Руфо, — позвал он слабым голосом и упёрся руками в край раковины, чудом не упав. — На меня, наверное, и смотреть противно… Что это за херня? Я-я больше не становлюсь невидимым… Руфо открыл кран и, схватив его за волосы на затылке, наклонил вперёд и снял с ушей маску. — Умывайся и пей, — повторил он. — Поговорим потом. Росен хотел было подняться, но был остановлен неожиданно сильной рукой Руфо. Больше попыток вырваться он не предпринимал. Послушно умылся, стараясь не смотреть в зеркало, а потом долго и с жадностью пил, то и дело облизываясь. Руфо всё это время стоял рядом. Он вспоминал собственные ощущения в тот, первый раз. Живот болел от отвращения и голода, и он вспомнил, что Росена не было в столовой — значит, он не ел с утра. Он сейчас, наверное, ужасно голодный. Но если поест, его снова вывернет наизнанку. Перспектива выбирать между голодом и ещё парой минут в обнимку с белым другом как-то не прельщала. Не желая нарваться на расспросы сейчас, Руфо отошёл к той кабинке, где минутой ранее нашёл Росена, и снова сел на пол. С новенькими серыми штанами можно было попрощаться. Росен, выключив воду, осторожно сел рядом с ним, не решаясь посмотреть ему в глаза. — Так… — начал он. — Если ты знаешь, что происходит, то я очень хотел бы, чтобы ты объяснил и мне тоже, потому что я эта херня, — он ткнул пальцем куда-то себе за спину, а потом сделал широкий жест рукой, видимо, обозначая таким образом отсчёт. — чертовски меня пугает, а ещё я с самого утра не могу становиться невидимым, и из-за этого сегодня один кретин чуть не открутил мне голову, когда я попытался вытащить его кошелёк… — Росен, — оборвал его Руфо. — Я всё объясню, только обещай слушать меня молча. Росен кивнул и наконец поднял голову, заглядывая другу в глаза. — Это всё мне нравится не больше, чем тебе, — сказал Руфо и задержал дыхание. Ощущение это было странное: всё вокруг было на месте, всё, — даже Росен, отрывший от изумления рот — только не он сам. Выдохнув, он опустил глаза в пол и продолжил: — Думаю, теперь ясно, что сегодня ночью мы… — М-мы… поменялись проклятьями? — выдавил Росен. — Но как такое возможно? Я знал, что ты врёшь насчёт своего проклятья, но теперь я, кажется, понимаю… — Понимаешь, почему я врал и не подпускал тебя к себе? — закончил за него Руфо. Росен заторможено кивнул. Потом проморгался и резво замотал головой, сообщая: — Нет, всё равно не понял. Не проще было бы рассказать мне? — он тронул Руфо за плечо, намереваясь развернуть его к себе. — Мы же друзья. По крайней мере, были друзьями. — Да, — подтвердил Руфо, заглядывая Росену в глаза. — И спокойно оставались бы ими, если бы ты не пытался выведать ещё больше о моём проклятии. Я не хотел… — он замолчал и, не выдержав зрительного контакта, опустил взгляд. — Не хотел, чтобы с тобой что-то случилось. Я постоянно видел... всякое. Моё проклятье раз за разом показывало мне, как ты, - Руфо тяжело сглотнул, запнувшись. - умираешь. Это слишком сложно, а у тебя и так было полно проблем из-за меня. — Из-за тебя?! Чёрт подери, Руфо, всё это время именно я был источником твоих проблем, разве нет? Руфо помотал головой, опустив глаза долу; он казался ещё более разбитым, чем обычно. Росен поковырял ногтем трещинку в полу, не зная, что ещё сказать. Всё это было очень далеко от представлений Росена о том, как он мог бы узнать о проклятии друга. Он думал, что тот сам однажды расскажет ему, или, может, он узнает случайно — Руфо, достигший, казалось бы, огромных высот в области самоконтроля, мог случайно бросить какую-то мимолётную фразу, знак, да хоть что-нибудь, чёрт его дери… Но всё было так. Больно, неприятно и ужасно обидно. Подумать только, он узнал о такой важной — и, боги, такой жуткой — вещи из-за чёртовой случайности, которой могло и не произойти, и тогда… кто знает, сколько Руфо бы скрывал этот хтонический ужас. — Скажи, — внезапно подал голос Руфо, всё ещё опасаясь поднимать глаза. — А какую цифру ты видишь? Росен нахмурился, буравя глазами отсчёт. Последнее время он, отсчёт, вёл себя очень странно — утром он стабильно отсчитывал секунды и минуты, число становилось меньше; потом, когда показалась эта муть в чёрном плаще, он резко пошёл вниз — число уменьшалось с невероятной скоростью; с тех пор, как его нашёл Руфо, число металось туда-сюда — то оно увеличивалось, то уменьшалось, то и вовсе становилось неизменным на некоторое время. — Не знаю, — подумав, ответил Росен. — Оно то больше, то меньше… с твоим проклятьем не разберёшься, почему ты только не сказал… — Оно… увеличивается? — на лице Руфо внезапно отразилось изумление — и для Росена это также стало поводом удивиться. — Но как такое возможно? Это же отсчёт, а не какой-то вшивый барометр! — Руфо сжал руки в кулаки, и Росен поспешил накрыть его ладонь своей. Такая реакция была совершенно не свойственна его другу — может, он настолько привык к отсчёту, что его потеря действительно что-то в нём задела…? — Послушай, пойдём на пары, пожалуйста, — поспешил остановить его Росен. — Я ведь разбираюсь в этом гораздо меньше, чем ты. Если бы… если бы ты рассказал мне больше, я бы помог тебе разобраться. Это нелегко нести в одиночку, этой мерзости слишком много для одного человека. Пожалуйста, Руфо. Руфо, не колеблясь, сжал руку Росена в ответ. Его пальцы дрожали и дёргались, словно он нажимал на невидимые клавиши. До пары оставалось меньше двух минут. — Да, — просипел Руфо, приваливаясь к плечу друга. — Да, я расскажу.***
Пары и перерывы проходили перед глазами Руфо одним сплошным пятном. За день произошло преступно много событий, а проклятье так и не вернулось к нему. Значит, Росен всё ещё видел отсчёт. Не давало покоя то, что Руфо, живя с этим проклятьем столько лет, ни разу не наблюдал за ним такого странного поведения, однако Росен почти сразу же заставил отсчёт повернуться вспять. Каким образом или, возможно, по какому принципу — не ясно, значит, им вместе предстоит это выяснить. Вместе. Это слово грело душу, как ничто другое, заставляя Руфо раз за разом возвращаться в те дни, когда они оба ещё не были прокляты. Чудесное детство, беззаботная юность… и вот, что с ними случилось за эти годы. Весь день Руфо подобным образом витал в облаках, лишь изредка приводимый в чувства Росеном или преподавателями. Кажется, после пар к нему пытались приставать какие-то задиры. Сначала он хотел просто стать невидимым, испариться прямо у них на глазах и заставить Росена оправдываться, мол, да не было никогда никакого Руфо, а что надписи по всей академии, так это не про него… Но он вовремя взял себя в руки и, изобразив на лице полное безразличие, игнорировал их до самого фонтана. Там их внимание перехватили двое первокурсников, — кажется, Тэнэ и Дэмон — и они радостно помчались за ними. Пока они с Росеном шли к остановке, Руфо делился своими мыслями насчёт исчезновения. — Это я, конечно, не подумавши, — говорил он про свою первую идею расправы с задирами. — То есть как — я именно что подумал и не сделал, а вот почему я так подумал… бредовая же мысль… — Какой-то ты сегодня окрылённый, — заметил Росен. — Может, день без проклятья действительно пошёл тебе на пользу? — Может, — отозвался Руфо, поднимая взгляд в небо. — Да, наверное, так и есть. В его голове появилась ещё одна Бредовая Мысль. Она пробиралась по закоулкам его сознания, пытаясь добиться огласки, но так и осталась невысказанной. Идея, которую она несла в себе, звучала так: «Может, мне пошёл на пользу разговор с тобой. Или, может, мне пошла на пользу твоя поддержка. Не знаю, что именно, но спасибо тебе, Росен». И эта мысль помогала Руфо защищаться от другой, не менее бредовой мысли, которая нашёптывала: «Мы не общались по-человечески столько лет, я так сильно оттолкнул тебя, я занимаюсь ужасными вещами и теперь, наверное, я противен тебе, Росен. Пожалуйста, скажи, что это не так». Вторая бредовая мысль была оперативно задушена и обескровлена. Это радовало. Это приносило облегчение. Это… не случалось с Руфо так давно. — Эй! — радостно воскликнул вдруг Росен, хватая друга за плечо. — Эй, Руфо! Ты… ты улыбаешься! Вот это да! — А? — встрепенулся тот. Однако, успокоившись, он придал своему лицу привычно бесстрастное выражение. — Тебе, наверное, показалось. Я знал, что этот день оставит на тебе отпечаток. И, залезая в автобус перед Росеном, он был абсолютно уверен в своей правоте. Только Бредовая Мысль в его голове говорила: «Он радуется, что ты улыбаешься. Ну же, улыбнись ещё раз». И губы его сами собой сложились в робкую, но такую светлую улыбку, что, казалось, ею можно было бы осветить весь город.