***
— Понял, Господин, — сказал замученный новенькими и непутевыми работниками Альфредо, потирая лоб, — выходит Вы и правда лично прибыли, чтоб вести дело этого негодяя из Снежной. Ризли слегка призадумался, смотря на седого мужчину, затем кинул незамысловатое: «Из Снежной, говоришь?» и принялся руками рыскать по карманам, что-то яростно ища. — Да, прямиком из-под крылышка Царицы, — прыснул Альфредо, — это одиннадцатый предвестник Фатуи, Тарталья, Чайльд, Аякс… — Притормози, притормози, — остановил его начальник, — их трое, что-ли? Я рассчитывал только на одного безобразника. Охранник непонимающе и отрицательно помотал головой. — Нет, нет, что Вы, — продолжил он, — это все один…преступник. Ризли вновь засмеялся, наконец найдя пропажу, а именно небольшой сосуд с жидкостью небесно-голубого цвета внутри, убрав его обратно в передний карман брюк, напоследок одобрительно похлопав по нему ладонью. — Ну и имен у него, конечно, — не переставая хихикать произнес Цербер, — как мух около говна. А в чем, собственно, суть дела? Что уже удалось выяснить? — Да ничего толком, Господин, — вздохнул Альфредо, — из него и двух слов не удалось вытащить, как сказали следователи. Так что даже не знаю, повезло ли ему, что Вы приехали ради него, не долго музыка играла, недолго фраер танцевал. — Да уж, что-то мне подсказывает, что просто так котенок срать не будет, — усмехнулся мужчина, — хорошо, примем меры. Мужичок проводил взглядом начальника, невольно задумываясь о каких же мерах шла речь, но спросить не решился. Во-первых, кто он такой, чтоб Ризли перед ним отчитывался? А во-вторых, Господин уже успел скрыться в камере под номером девятнадцать, где и коротал свое время в одиночестве молодой недруг закона.***
Дверь плотно закрылась, окно на ней с бешеной скоростью полетело вниз, теперь света в и так темном помещении стало неприлично мало. Ризли повернулся не сразу, туповато пялясь в решетки на закрытом окне. — Ну и что? И где вы все ходите, нелюди? — Незнакомый мелодичный голос едва ли не заставил вздрогнуть Цербера. — Я тут уже вспотел, как грешница в церкви. Даже в такой кромешной темноте можно было разглядеть его рыжие волосы, а голубые глаза и вовсе будто светились, отражая белоснежную кожу. Юноша сидел в непринужденной позе, в какую бы сел любой аристократ на светском приеме, но никак не преступник в тюремной камере. Его серый костюм весь измялся и вид в целом был уставшим, но это не помешало Ризли вспыхнуть от увиденного, как дому пиромана. Еще добрых секунд десять он не решался сдвинуться с своего места, недалеко от двери, лишь потом прошел и сел перед Тартальей, смотревшего на него исподлобья. — Добрый вечер, грешница, — парировал начальник, — дико извиняюсь за долгое ожидание, может еще подать Вам ужин перед нашим милым диалогом? На Рыжика, к слову, мужчина не произвел даже близко похожего впечатления, которое вызвал у последнего. Он и правда был весь мокрый, во рту было сухо, как в августе две тысячи четвертого, мозги уже начинали плавиться. Есть хотелось неимоверно, вылететь отсюда пулей тоже, но больше всего хотелось пить. Парень был готов выпить из любого колодца и стать любым козлом, но такой возможности ему никто не предоставил. — Что ж, — не получив ни слова в ответ на свою неудачную шутку, продолжил Цербер, — позвольте представиться, я управляющий крепостью Меропид, Ризли. — Не интересует, — кинул молодой человек, нервно пересчитывая пальцы на руках, будто не сумев запомнить их количество за все годы жизни, — лучше скажи, Ризли, на кой хер меня здесь держат? Он придвинулся, подвисая над столом, тем самым сокращая расстояние между ними. — Вот ты мне сейчас это и расскажешь, дорогуша, — ничуть не смутившись ответил управляющий. — Как быстро мы сменили тон, надо же, — Чайльд отпрянул назад и выпрямился, — а как же нормы? Как же де юро, де факто, де било? Ризли улыбнулся, не сдержавшись все-таки. Немного расстроившись отдалению допрашиваемого, он облокотился на стол, да так, что бедная херня из дспшки чуть не просела под тяжестью накаченного тела мужчины. — Последнее это ты, видимо, о себе? Не ерничай и рассказывай каким таким образом ты тут очутился. Тарталья жадно хапнул воздух носом. Говорить было больно как физически, так и морально. Его затащили сюда по вине какой-то тупой машины какой-то тупой девчонки, которая является каким-то Гидро Архонтом. Ничего он не делал! Ну грохнул половину Тейвата, ну Предвестник он, ну и что? В Фонтейне то он ничего не сделал, не успел… Затащили, так еще и расспрашивают, вообще стыд потеряли. — Ризли, — начал Рыжий озвучивать свои мысли вслух сдавленным от жажды голосом, — Гризли, не знаю как тебя там, да и в гробу я запомнил бы твое имя, послушай меня, я скажу только один раз. Такой расклад Гризли, то есть Ризли, не понравился. Да, может он и хотел, чтоб Чайльд запомнил его имя до гроба, но то, как начинался строиться диалог явно не сулило ничего хорошего. — Я понятия не имею, что у вас тут происходит и почему я при единственном желании явиться в суд ради поединка с этой, — запинается парень, — как ее там… Ну ее имя еще жука колорадского напоминает… — Клоринда, — любезно подсказал начальник. Парень недоуменно посмотрел на него, но все же решил продолжить свою высокопарную речь. — Да-да, она самая, — нашелся Тарталья, — так вот, я хотел поединка, а не место у параши. То, что ваша чертова железяка маленькой девочки, которая возомнила себя Гидро Архонтом…черт, а машину в суде эту как? Уретрис? — Оратрис Меканик д’Анализ Кардиналь, — с чувством произнес Ризли, — уретрис у тебя в штанах, дорогуша. Рыжик был на пределе почти во всех смыслах. Заманчивые мысли о том, что раз уже девушку-колорадского-жука отпиндить не вышло, то может хоть Гризли согласится? Но сил, если честно, на это уже не осталось. Еще пару слов и его язык засохнет как река Уил в Казахстане. — Ну и? Чего ты замолчал? — Нетерпеливо спросил Цербер, все сокращая дистанцию с виновником торжества. — Я хочу пить, больше не могу, — честно признался юноша, — делай, что хочешь, но без жидкости во рту я тебе больше ничего не скажу. Пошлые мысли догоняли Ризли, хотя зачастую он и был быстрее, но не в этот раз. Возможно, стоило меньше работать или просто таскаться по Фонтейну, иногда «разгружаться» с кем-нибудь или хотя бы с чем-нибудь… Было бы глупо отрицать тот факт, что рыжий парень явно приглянулся ему, что он явно в его вкусе и что Ризли явно не против наполнить его рот своей жидкостью, но он же не какой-то извращенец, верно? Чтобы вот так в первый день знакомства, в тюремной камере…потрясающе…то есть ужасно. — Тебе когда-нибудь говорили, что по тебе сразу видно, что совести у тебя нет? — Начальник отчаянно пытался выбраться из постельных (тюремно-постельных) сцен в своей голове и переключиться на что-то более насущное. — Моя совесть настолько чиста и прозрачна, что ее практически не видно. — Парировал Тарталья и жестом дал понять, что ни слова больше не произнесет. Цербер яростно начал придумывать план в своей голове. Главной целью данного, несуществующего пока еще, плана была простая задача: напоить мальчишку, не выходя из камеры. Иначе что за позорище? Управляющий тюрьмы Фонтейна выбегает с допроса Предвестника и судорожно ищет ему стакан воды. Его банально засмеют. Нет. Оборжут. До такого доводить нельзя. Но как бы там не было, не зря же Ризли шатался по родному городу. Совсем недавно он встретил одну из мелюзин, имя которой вспомнить было бы неоправданной пыткой, зато нечто полезное от встречи он все-таки сумел урвать — зелье истины, которое мешалось ему в кармане и без того облегающих брюк. Маленькое существо объяснило мужчине, что она создала его пару недель назад и испытать его свойства пока ни на ком не вышло, не нашла дурачка-просточка, который был бы на это согласен. Но по задумке юной алхимички, человек, который выпьет его, обязуется говорить только правду и ничего кроме правды. В общем и целом, за эффект и последствия она ответственности не несет, своего имени в предсмертной записке не ждет. Ризли несомненно пожалел бы, если бы его новый объект воздыхания отбросил коньки прямо здесь и сейчас, но верить в то, что мелюзина надыбыла смертельный ингредиент, он совершенно отказывался. У него была возможность убить двух зайцев одним выстрелом: заставить Чайльда рассказать правду и напоить его. Грех таким не воспользоваться, а Цербер тот еще святоша, грешить не любит. — Вот, — начальник наконец достал заветную бутылочку, — пей, не обляпайся. Рыжий с недоверием посмотрел на бутылек в ладони мужчины, затем перевел взгляд на него самого. — Ты бы еще кошку сюда притащил и заставил ее плакать, — сагрился парень, — а потом бы предложил мне попить ее слез. Ты идиот? Ты считаешь, что я, которого не поили целые сутки, напьюсь этим? И что это вообще за голубая субстанция? Я отопью и помру на месте? Тебе разве не подробный рассказ моей биографии нужен был? — Тормозни фонтан из жопы, — еле сдерживая смех и некое восхищение наглостью парня, начал начальник, — или тебе его чем-нибудь заткнуть? Это просто бодрящий эликсир, ничего с тобой не случится. Как только ты мне все расскажешь, я прикажу принести тебе бутылку воды. Не отказывайся, ты не в том положении, чтоб выпендриваться. Тарталья втыкает несколько минут, сглатывая жалкое подобие слюней, хватает колбочку, едва задевая холодными кончиками пальцев горяченную ладонь Ризли. Последний никогда не думал, что увидит человека, который так пьет вне территории Натлана, Чайльд успел сделать всего пару глотков в силу небольшого размера бутылька, его катык с бешенной скоростью двинулся несколько раз вниз, на что тело Цербера невольно ответило ему несколькими движениями чуть ниже живота. Легкое возбуждение всего лишь от вида, как зелье было жадно выпито юношей, не на шутку смутило мужчину. Он закинул ногу на ногу, дабы хотя бы немного скрыть весь сюр ситуации, в которой явно не ожидал оказаться на допросе преступника. — Ну и гадость же эта ваша заливная рыба, — парень утер рот серым рукавом измятого костюма, — и часто ты пьешь эту ересь? — Не заговаривай мне зубы, дорогуша, — Ризли тщетно пытался отвлечься и перейти к выманиванию правдивой информации из Тартальи. Отступать было уже некуда: зелье пареньком проглочено, член встал, допрос продолжается. — Рассказывай дальше, как ты оказался в суде? — Я уже объяснил тебе, у тебя проблемы с памятью? Тогда быть может тебе нужно пить не эликсир бодрости, а витамины для стариков? — Рыжий нервно поправил воротник одежды. — Жарко тут у вас, как в аду. И правда, Ризли уже горел, но скорее в переносном смысле. После того, как бутылочка с небесно-голубой жидкостью была опустошена Предвестником, поведение «Подопытного» начало меняться. Если бы мужчина был исследователем и ставил опыты над заключенными, то это явно был бы лучший его случай. Начальник не засекал время, ведь как известно влюбленные часов не наблюдают, но Тарталья еще долго вести диалог не собирался. Он все ерзал на столь неудобном стуле, лицо его порозовело как пятачок поросенка, казалось, что еще немного и он стянет с себя всю одежду к чертовой Царице, вот настолько ему было жарко. Хотя, Ризли бы хотелось бы заняться этим самому. — Выходит, ты вломился на заседание ради поединка с судебным дуэлянтом, — скованно рассуждал Цербер, — а она дала тебе отворот поворот и тебя еще и обвинили в том, чего ты не делал? Позволь поинтересоваться, всегда ты хочешь надавать леща девушке, когда она тебе нравится? — Кто сказал тебе, что колорадский жук в моем вкусе? — Недоуменного задал вопрос на вопрос Предвестник. — Я всего лишь хотел помериться силой. — А кто тогда в твоем вкусе, позволь поинтересоваться? — Повторился Ризли. — Ты слишком много интересуешься, дядя, — парировал Рыжий, — с чего вообще ты решил, что мне нравятся девушки? Опа. Вот и начинает работать похлебка юной глубоководной алхимички. Истина так и прет наружу. А это интересно… Выходит, у Цербера не все потеряно? Не только глаза голубые у этого парня, но и нутро. — Слушай, что ты мне подсунул? — Не дав продолжить столь интересующую тему начальника, спросил юноша. — Меня так не прет даже от огненной воды из Снежной, а она между прочим, 40 градусов. Мужчина и сам уже не понимал, что он ему подсунул и что же его так взбудоражило. Слегка одурманенный вид парня, его яркие полуприкрытые глаза и приоткрытый рот, даже не в момент разговора, создавали впечатление, что Ризли сам бахнул какое-то зелье и ему все это рисует возбужденное воображение… Если это и был побочный эффект от этой бурды, которую ему подсунула маленькая жительница деревни мелюзин, то был ей пиздец как благодарен. — Давай не будем отвлекаться, — нехотя пробубнил начальник, — что было дальше? — О чем ты, дядя? — Тарталья вдруг неожиданно встал со стула, так же неожиданного, как и встал член Цербера. — О том, что меня не привлекают девушки? И что, сейчас ты резко перестанешь меня допрашивать и убежишь отсюда, предварительно обвинив меня в гомосятине? — Нет, я, — мужчина хотел было начать оправдываться, но не смог продолжить из-за приставленного к своим губам холодного пальца парня. Вся кровь мгновенно отлила от головы к другой голове. Парень не спешил убирать руку от лица напрочь смущенного и возбужденного Управляющего. Последний больше не хотел и не мог сдерживаться, облизал губы, едва задевая Чайльда языком, ожидая что тот ошалеет и в спешке одернется. Но не тут то было, все получилось в точности наоборот. Ризли и оглянуться не успел, как палец парня уже был в его рту, чувствуя себя там как дома, нежно поглаживая его язык, одновременно слегка наседая. Он не мог отвести взгляда от Тартальи, тот присел на бедный столик, едва державшийся на двух ножках, которые, казалось, вот-вот подкосятся, как и ноги самого Рыжего, без стыда насилующего рот Цербера. Собственные губы парень прикусил, но не издавал ни звука. — Фто ты фворишь? (Что ты творишь?) — не выпуская ни пальца из-за рта, ни возбужденного юношу из вида, пытался спросить начальник. Парень нагнулся к нему, заглядывая в синеватые глаза мужчины, он касался его носа своим. В упор тот был еще соблазнительнее и горячее, странно, что Чайльд не заметил этого сразу. — А ты как думаешь, красавчик? — Прошептал Предвестник. — Думал, что если я был вынужден отдать Глаз Бога, то я напрочь ослеп? Ты пришел ко мне, стал пялиться, напоил какой-то херней собачьей, от которой ты кажешься мне пределом моих сексуальных мечтаний, а теперь поджимаешь уши и в кусты. Возьми на себя ответственность за это. — Он не отдаляясь взял его руку и бесцеремонно плюхнул ее себе на область паха. Ризли, кажется, понял за что Тарталья просит его взять ответственность. Под ладонью мужчины было неимоверно горячо и твердо. Когда он сжал руку, один из них не смог удержаться от стона. Что более примечательно — это был Цербер. Второй среагировал быстро, убрав свой палец и облизнул языком приоткрытые губы мужчины. Вот она — последняя капля. Зрачки расширились, в штанах было тесно уже до боли. Начальник притянул юношу за голову еще ближе, рукой утопая в его рыжих слегка отросших волосах. Накрыв его губы своими, он жадно впился в них, пробуя на вкус сначала верхнюю, затем нижнюю, проводя по ним горячим языком. Он целовал его, как никогда и никого, будто не знал, что они и так в подводной тюрьме, думал, что их сейчас затопит и умрут они в один день с руками на членах друг друга. Но этого было мало обоим. Чайльд отчаянно держался за шею Ризли, углубляя поцелуй с каждым движением руки Цербера на его брюках. Последний резко поменял положение, притянув Рыжего к себе на колени, тот чуть не свалился, едва успев раздвинуть ноги и плюхнувшись задом на стояк, упирающийся в него. Теперь уже парень не смог сдержать сдавленный стон. Непонятно, нарочно ли он ерзал на новом «стуле», но обоих такой расклад устраивал. Естественно, чувство стыда все еще терзало начальника, ведь по факту он сейчас занимается совращением преступника на допросе, после того, как подложил ему свинью в виде непонятного питья. Хотя, он еще не разобрался, отчихвостить ему маленькую мелюзину или поблагодарить? — Прости, — запыхавшись проговорил начальник, — я не знал, что так…не знал, что…***
Новый поцелуй Тартальи и пару движений вперед-назад вырывают извинения из головы, но не из сердца. Он банально пользуется ситуацией, может, он вообще не нравится ему, а все это проделки похлебки? Про себя Ризли такого утверждать не мог, еще никому не удавалось так просто завести его, фото Предвестника смело можно было вешать на личную доску почета. И все-таки, так беспардонно и некрасиво Управляющий поступать не мог. Трахнуть возбужденного от странной жижи парня не мог, но и «возбудим и не дадим» — тоже не его кредо по жизни. Цербер встает, одновременно поднимая предмет воздыхания, бережно поддерживая его за внушительно-сексуальный зад, и с характерным грохотом сажает на стол. Бедный пошатывается, но выдерживает, после этого дня столик смело может обращаться к «Дорогому дневнику» и описывать всю боль и унижение, которые он испытал. Ремень на брюках Аякса безжалостно отлетает в угол камеры, ширинка на штанах после того, как Ризли бешено расправляется с ней, держится на соплях. Открывается новая локация: белье темно-синего цвета с темными пятнами от предэякулята и гвоздь программы: немаленьких размеров член, оттягивающий ткань трусов. Мужчина нехотя отрывается от нижней части и приступает к распаковке верхней — стягивает пиджак-кофту Тартальи через голову, заставляя поднять того руки, нагло игнорируя застежку на одежде. Распрощавшись с лишними элементами гардероба, он припадает к его груди, лаская ореолы сосков языком, по-хозяйски кладет руки на бедра, притягивая юношу к себе, задевая его пах своим. Тарталья извивается под натиском бесконечных прикосновений, ему даже «приходится» держаться на массивные плечи Управляющего, утопая пальцами в красном меху, дабы не свалиться со стола-великомученика. Руки Ризли самовольно гуляют по телу парня, губы выцеловывают шрамы на груди и предплечьях, язык рисует узоры, оставляя влажные следы. С каждым поцелуем он опускается все ниже, останавливается только на окантовке трусов. Зубами он оттягивает резинку и отпускает обратно. Опускается на колени и проводит носом по возбужденному до невозможности члена, вырывая слабый писк из тела «подопытного». Наконец начальник избавляется от ненавистных для обоих парней трусов, стянув их до самих голеней Предвестника. Член маняще «светится» от огромного количества смазки, солоноватой на вкус, как оказывается двумя секундами позже, когда Цербер проводит по нему языком, щедро вылизывая его. Круговыми движениями лижет головку, провоцируя все более активные вдохи и ахи Аякса и призывая все большее количество едва беловатой жидкости, кончиком языка обхаживает уздечку, затем и вовсе отправляет за щеку, помогая рукой. Чувствуя, как собственные трусы все больше наполняются влагой, он смотрит на Тарталью, не выпуская его из себя. Последний не отворачивается и не закрывает глаз, в упор пялится на него и слегка сжимает темные волосы на затылке Ризли. Взгляд у Рыжего практически поехавший, кажется, что от возбуждения он вот-вот провалится в царство Морфея и не вернется еще часов так одиннадцать. Свободную от волос руку он кладет на тыльную сторону ладони мужчины, но тот мгновенно переворачивает ее и переплетает их пальцы, после его заглатывает член глубже и начинает двигать головой, сильнее сжимая и руку, и кое-что другое. Аякс прогибается в пояснице, но через секунду сгибается обратно, совершенно не контролируя силу в руках, слишком сильно давля на затылок Цербера. — Остановись, иначе я сейчас… — предупреждающе шепчет парень сорванным голосом. Остановиться? Более глупым сейчас Ризли находит только мыльные оперы в зале суда Фонтейна. Пульсирующий член юноши, давящий практически на гортань, возбуждает как ничто другое. Расцепляя замок из рук, он аккуратно просовывает руку и сжимает ягодицы парня, едва ли задевая «мягкое место». Действие имеет последствия — Аякс кончает, прикрывая рот рукой. Ошибка, два последствия… Цербер кончает следом, не имея возможности издать даже самый тихий звук — сперма теплым потоком стекает прямиком в горло, чуть не заставляя его подавиться. Расстегнуть штаны и стянуть трусы Управляющему хотелось неимоверно, но неожиданность от произошедшего взяла верх. Все, что он смог сделать, так это подняться и ошарашенно уставиться на Предвестника. Последний вновь не отворачивается и не «закрывается», лишь встает и одновременно натягивая трусы, походит к Ризли, ухмыляясь. — Неплохой эликсир бодрости, многоуважаемый Ризли, — подойдя, шепчет он ему на ухо, — я вижу, на тебя тоже эффект произвел. Его рука с трудом протискивается между тканями брюк и белья Цербера, слегка поглаживая еще не до конца опустившийся член, через долю секунды он достает ее и самодовольно смотрит на пальцы, покрытые спермой. Тарталья слизывает ее с собственной руки, смотря в глаза начальнику, после чего подходит вплотную и целует его, едва касаясь губами.***
Второй день на работе выдался еще более утомляемым, чем первый. Итэр коротал последние часы работы уже на другом посту, куда его отправил пинком под зад Альфредо. Пост находился между камерами 10 — 19, там в скромно обустроенном уголке желтоволосая мелочь мирно читал газетку, пока из самой последней камеры не вылетел бешеный, уже ранее известный ему, Управляющий Крепостью. Про него, кстати говоря, взвинченный Альфредо прожужжал все уши Итэру, обращая внимание последнего, что его стоит грамотно бояться и уважать. Газетка со свистом улетела со стола, от потока воздуха, вызванного быстрым шагом Ризли. К удивлению новенького работника, Цербер «летел» именно к нему. — ГДЕ АЛЬФРЕДО? — Суетливо чуть ли не визжал мужчина. Он был весь красный, покрытый испариной и до носа Итэра доносился странный запах. — Простите, Господин-Начальник-Управляющий-Крепостью-… — начал был извиняться мальчишка за незнание местонахождения своего начальника. — Хватит мямлить! ГДЕ АЛЬФРЕДО? — Рассвирепел дурнопахнущий Господин. — Мне думается, что он уже ушел, его рабочий день давно окончен, — наконец вставил свои пять копеек работник. Бросив отчаянное «Плохо!», он попросил у Итэра бумагу и ручку. Получив незамысловатый набор из огрызка газеты и карандаша, он не стал выпендриваться и согласился на более ущербные условия, согнулся в три погибели и стал яросто строчить что-то. — Завтра утром, когда только появится твой начальник, ты передашь ему эту записку и мой приказ, — он говорил настолько быстро, что чуть ли не задыхался, — немедленно освободить невиновного из камеры под номером девятнадцать и направить по данному адресу. Заранее отвечая на его вопрос, почему я не сделал этого лично, скажи ему, чтоб не лез не в свое дело, как он любит. А прямо сейчас сходи и отнеси ему две бутылки воды. Итэру ничего не оставалось, кроме как болванчиком понимающе кивать головой, на самом деле, ничего не понимая. Записка и приказ следующим утром были успешно переданы в нужные руки. По лицу Альфредо, после прочтения записки, Итэр понял только одно: ему кровь из носа нужно было знать, чей же это адрес? Решившись задать волнующий вопрос, он получил лишь ошарашенное: «Господина Ризли.» С какой то стороны, Итэра было даже жаль, он еще не знал, что тут все не так плохо, как ему показалось за два дня, тут все еще хуже. Наверное, зря он все-таки устроился сюда, искал бы дальше свою сестру…