Хлещет кипяток из крана, мелкие капли его, словно горячие искры бенгальского огня, сверкая в тусклом жёлтом свете лампочки, летят и обжигают мне кожу. Они тотчас остывают, оставляя за собой только мокрые следы.
«Вот бы это была не обычная вода, а керосин, тогда бы я смогла поджечь себя к херам собачьим».
Желтоватая полупропрозрачная плёнка разводов расплывалась по поверхности бурлящей бордовой воды.
Желчь. Горько-кислая, противная, она должна оставаться внутри, но почему-то выходит наружу.
Кровоточащие царапины будто бы что-то болезненно покусывает, щипает, вгрызаясь мельчайшими зубами в обнажённые полоски дермы.
Горячий пар, окутавший маленькую ванную комнату как мокрым полупроницаемую полотенцем, давил на меня своей непомерной тяжестью. Будто он хотел навалиться на меня всем весом, прижать бренное тело к керамическому дну ванной, оставить меня вариться заживо в кипятке и захлебываться в воде с собственной кровью и желчью.
Сумасшедший взгляд скользит по мокрым краям ванной и останавливается на маленьком, тонком остром предмете в уголке. Подавляя внутри себя страх и рвоту, я протягиваю сморщенную от влаги руку к нему, и красные от жара пальцы овладевают маленьким лезвием, бездушно вывороченным из бритвенного станка.
Рукой вновь начала управлять крупная дрожь, заставившая пальцы судорожно поддёргиваться. Набухшие сиренево-голубые дорожки вен испуганно попрятались, почувствовав рядом маленькое, но хищное ледяное лезвие.
Я прислоняю лезвие острым концом к мягкой коже. Сглатываю, в последний раз глядя сквозь пелену из слёз на запястье, жмурюсь, и рука резко дёргается — на запястье загорается новый порез, идущий поверх голубой полоски посреди руки.
Вены расположены в 2-4 сантиметрах под кожей. Придётся хорошо постараться, чтобы вскрыть их.
Вода в ванной льётся через край. Боль, острая, ноющая, заставляющая всё внутри разглагаться так же переполняет душу и вырывается на свет в виде стонов и хрипений. Будто бы кто-то этим самым лезвием вскрыл грудную клетку и неправильно сшил рану, приведя всё к гноящемуся абсцессу.
Вновь и вновь правая рука повторяет простой алгоритм действий, издеваясь над левой, но теперь последняя едва выглядывает из-под толщи воды, стараясь избежать столько ранений.
Глотая и еле сдерживая слёзы, заставляя оставаться их внутри и тушить душевные пожары, я снова вдавливаю лезвие в свежий глубокий порез, и, хрипя от боли, снова провожу им по оголённой плоти.
Голова кружится от духоты и противного запаха металла, стоящего в густом и влажном спёртом воздухе, дышать и глотать с каждой минутой становится всё тяжелее. Горло колючей проволокой дерёт крик, никак не выходящий на волю, а горячие слёзы всё-таки начинают скатываться по щекам и падать в небольшое локальное море из воды.
Тут, я выдыхаю, вероятно, последний воздух и правая рука сама срывается и начинает беспорядочно колотить вторую лезвием. Кровь вереницами мелких блестящих капель брызгает на стены, вода стремительно поглащает алые разводы, длинная рана посреди запястья становится глубже и глубже, и боль будто уже не чувствуется. Ничего вокруг и внутри нет — ни воды, текущей на пол, ни шума мыслей в черепной коробке, ни страха, ничего — лишь лезвие в одной руке да рана глубиной почти в одну фалангу пальца на второй.
Внезапный стук в дверь прерывает действия самоубийственного характера. Из-за неё раздаётся глухой, заглушаемый шумом неостановимой воды голос:
— Аська, выходи, ты там уже час сидишь! К тому же, горячую воду отключили.
Лезвие выскальзывает из рук, и не смотря на моё нахождение в ещё тёплой воде, ледяной поезд мурашек стремительно просносится по позвоночнику. Всё вокруг вновь заимело свой смысл, вновь стало реальным и ощутимым — маленькая комната, голос из-за дверей, бежащая из крана вода, я сама…
Мысли рвёт повторное стучание. Взгляд в панике опускается на изрезанную руку. Кровь приобрела странный тёмный оттенок, и сочилась из огромной противной раны без остановки. Я нервно глотаю, и в голову как пуля влетает сожаление о совершённом, дикая боль и страх.
Выглянув за бортик ванной, я вижу литры воды на полу, и слёзы вновь текут из глаз, раздирая носоглотку.
Пошатываясь, я встаю на ноги, одну руку прижимаю к мокрой, прилипшей к телу футболке, и по мокрой ткани расползается огромное тёмно-алое пятно. Придерживаясь за стену, я с диким страхом поглядываю на дверь, которую кто-то снаружи отчаянно пытается открыть.
«Что я наделала…»
***
— Аська, выходи, ты там уже час сидишь! К тому же, горячую воду отключили.
Прислушавшись к тому, что происходит за дверью ванной, у меня ёкнуло сердце. Ася будто бы нарочно молчала, либо не слышала меня из-за грохота воды.
Я постучала в двери снова, проматерив подругу для успокоения собственной души.
Тут, я почувствовала, как мои носки стремительно напитались чем-то мокрым. Взглянув вниз, всё внутри похолодело: из-за запертых дверей текла вода.
Дикий страх за Аську охватил меня, и я попыталась выдрать ручку дверей. Отчаянно колотясь и стуча, я надеялась, что Ася услышит меня и откроется, что она не откинулась в ванной и не уснула.
Наконец, противная конструкция потдалась, и дверь распахнулась, обдав меня паром, тяжёлым запахом железа и облизав щиколотки водой.
Аська стояла в ванной, прижав одну окровавленную руку к себе, а второй опираясь о стенку. Её сумасшедший взгляд пересёкся с моим.
— Ок-ксяш… Я нечаянно… — хрипит она, закатывая глаза и теряя равновесие.
Я срываюсь и бегу к ней, чуть ли не поскальзываясь в кровавой воде, выключаю кран и подхватываю её маленькое бездыханное тельце.
***
Она молча сидит, глядя на ровный шов посреди запястья. Её серые глаза отражают туман задумчивости, царивший в её голове.
— Больше не будешь делать так? — в который раз спрашиваю я её. От вида этого шва у меня сразу же перехватывает дыхание своими ледяными руками страх, и сердце начинает больно щемить.
Продолжая молчать, Ася закатывает рукав кофты и оглядывается на меня. Теперь, в её взгляде блестят еле заметные звёзды, заставляющие мои щёки наливаться теплом.
— Я люблю тебя, Оксан. Ты знала? — как ни в чём не бывало произносит она. Идиотка.
…хоть и идиотка, но такая родная. Сердце, в последнее время функционирующее только благодаря литрам корвалола, начинает биться сильнее, предсказывая мне: «пора».
Я хватаю Аську за плечи и кладу на колени. Смотря прямо в эти глупые глаза и еле сдерживая слёзы, шепчу ей:
— Дура.
Она молчит, пялясь мне прямо в душу.
— Я тебя тоже люблю, — я наклоняюсь и целую её в щёку, после чего отворачиваюсь и вытираю глаза, делая вид, что просто поправляю очки.
