***
Яркое полуденное солнце режет глаза, отражаясь от сугробов вдоль дороги. Антон на водительском не прячет глаза от света, стягивая темные очки в бардачок. Если честно, Арсу с трудом верится, что вот они опять едут в то же самое место, на другой, правда, праздник, но и в абсолютно других взаимоотношениях. Что они поменялись местами, и теперь он может не поглядывать в зеркало заднего вида, пытаясь не отвлекаться от дороги, а развернуться на пассажирском вполоборота, положить руку на бедро, обтянутое очередными широченными штанами; может откровенно пялиться на русую макушку и на сосредоточенный взгляд на дорогу. Едет, улыбается, козёл. — У тебя щас улыбальник треснет, — нет, ну правда. — Ты щас во мне дыру протрёшь, как не улыбаться? — самодовольно хмыкает та самая макушка. И то верно. Ну что за мужик ему достался такой хороший? С утра заобнимал, прохрустев всеми костями. Кофе сварил, пока Арс бурчал на то, что Антон с вечера убрал все зубные щетки и ванные принадлежности в сумку, чтоб не забыть, и теперь их нужно доставать заново. — А мы снеговика слепим? — А ты хочешь снеговика слепить? — отвечает вопросом на вопрос Антон, кинув короткий взгляд. — Хочу. Можно, конечно, ограничиться снежками, но тогда ты рискуешь оказаться со снегом за шиворотом. Тут, как говорится, сам выбирай. — Надо ведро с морковкой тогда поискать. Антон прибавляет звук колесиком, когда слышит начало «Save your tears» Weekend-а, а Арс отворачивается к окну на сменяющийся вид покрытых белоснежным снегом деревьев, откидывает голову, продолжая чуть поглаживать бедро Антона, и наслаждается песней, которая стойко ассоциируется со стремительно приближающимся с каждым часом Новым Годом.***
Сидеть рядом невыразимо приятно. Особенно в уже когда-то знакомом месте — гостиной того самого дома, где они отдыхали почти летними вечерами. Сидеть тем же составом, компанией друзей, и слушать родные перепалки, раскатистый смех и самые интересные истории. Периодически цепляться мизинцами с сидящим по правую руку Антоном. Привычно изредка чувствовать губы на виске, и иногда на красиво уложенной прическе, которая лезет во все стороны. Но то, что Арс до сих пор не может воспринимать спокойно — это свои закинутые ноги на колени Шаста и тёплые поглаживания контрастно больших ладошек, которые то и дело подтягивают длинные белые носки выше, оглаживая. Сердце уходит куда-то вниз каждый. ебаный. раз. Он жадно рассматривает чужую руку, лежащую на голеностопе, пока краем уха слышит вопрос от Серёжи, абсолютно пропуская смысл мимо ушей. Такой просто жест, а сколько эмоций, просто пиздец. Путём проб и ошибок, разговоров и обсуждений они давно выяснили, что у Антона есть определенные кинки и зацикленности, как и практически у всех людей, но главная его привычка — касаться. Понахватается привычек, а ты сиди и думай, как футболку пониже опустить. Вот что за человек невозможный. Происходит это перманентно всегда. То за локоть поддерживает на гололёде, потому что «вот ты деревяшка блять, кто носит кроссовки в минус пятнадцать». То в плечо ткнёт. То в нос. Иногда приходится в прямом смысле бегать по квартире, чтобы перед выходом тебе не испортили внешний вид не всегда аккуратным прикосновением. Зато теперь Антон часто спрашивает, куда можно тыкнуть, чтобы ничего не испортить. Но на самом деле ему простительно все.***
— Арс, — голос Антона слышится приглушённо, тот орёт аж из ванной, пока Арсений разбирает вещи в их гостевой комнате в доме. — Пиздец, кто вообще это придумывает? — тон у того правда искренне удивленный и будто немного раздражённый. Или нервный. — Чё там у тебя? — становится интересно, поэтому Арсений топает до ванной их спальни, вставая на пороге. — Тонер для лица с хуетю… хауте… хайутюню… — тот хмурит брови, стоя у зеркала и сжимая в руках прозрачно-зелёную баночку в руках, и, видимо, читая с неё. — С хауттюйнией, Шаст, — Арс складывает руки на груди, улыбаясь, а Антон переводит охуевший взгляд на того через зеркало, стоя спиной, а потом разворачивается. — Ты ещё и запомнил? Ебать, — Арсению никогда не надоест думать и говорить о том, как же он обожает живую мимику Антона. Тот буквально каждой клеточкой лица и тела негодует. Даже почти всерьез. — И чё? Работает хуйютюння? Арсений закатывает глаза. — Работает. Если хочешь — попробуй. Пахнет тоже вкусно кстати. — Арс, скажи, с чем у тебя вообще нет этих приблуд для лица? Мне кажется, есть с каждым элементом таблицы Менделеева. Да даже растений столько нет на планете, сколько всяких есть в твоих бутыльках. Может, он мазохист, но Арсу нравятся любые эмоции Антона, даже сейчас, когда тот ворчит, разбирая их вещи в гостевой ванной. Такое бывает нечасто. Но иногда — запросто. — И что? — улыбается. — Тебе-то какая разница? — без упрёка и недовольства, мягко, просто спрашивая. Что-то за этим всем стоит. Осталось понять, что. — Да я заебался их ронять дома. Они у тебя стоят на полке как доминошки. Одну заденешь — пизда комнате. Всё завалит, разгребай потом меня из-под этих завалов, — говорит с максимально страдальческим выражением лица, немного сдувается и успокаивается. Это норма, у них это уже семейное — эмоциональные всплески, а потом тихое спокойствие. — Мне ещё повезло, что ты сюда набрал не все, — во время реплики тот подходит всё ближе к Арсу, не поднимая взгляда, — но они все равно нихуя не помещаются на полку, и я вот роняю её, поднимаю и вижу, что тут это название написано. Короче, — резкий выдох и взгляд глаза в глаза, — давай съедемся, Арс. Нихуя себе. Арс про себя подумывал, чем же может кончиться этот невероятно длинный монолог про бедный тонер, но… чтобы так? Пока вырывается только одно. — Что? Антон чуть отворачивается, смотря немного левее, за арсову спину в коридор. — Может, съедемся? Чтобы мы не теснились в моей студии, или в твоей однушке, а переехали в… общую? Побольше. Пока ответить ему он не может ничего, а Антон (ну кто б сомневался) это понимает и продолжает: — И для банок твоих побольше места будет. И нашли бы поближе, поудобнее до офиса, — поглубже вздохнув, добавляет. — Хочу каждое утро твое лицо видеть. И обнимать. А не уезжать каждый вечер или тебя не провожать. Короче это просто мысли, меня все устраивает так, как есть сейчас. Просто… просто мысли. — Смотрел объявления? — сглатывает, всё ещё не решаясь ответить на вопрос. Арс читает его на раз-два. И выёбывается ещё, посмотрите на него. — Ага, немного. — Шаст, — берет за предплечье, к торсу чужую руку прижимая. Смотрит внимательно. Надеясь, что донесет свои мысли правильно. — Давай мы ещё подумаем об этом, хорошо? Обсудим. Не так сразу? Пока не могу сказать ничего, — и следит внимательно за реакцией. Не упустить бы ни одной эмоции. — Без проблем, — мажет по щеке губами, избегая пристального взгляда и, улыбаясь коротко, уходит обратно, вещи дальше разбирать. Не то. Точно не нужная реакция.***
В загородном доме, кажется, совсем ничего не поменялось. Разве что появились новогодние украшения. Арс сразу же переключил абсолютно все гирлянды в доме на статичный режим, не желая устраивать дислексичную дискотеку. В кругу друзей видеть всех вместе, как в офисе, — комфортно. Видеть, как суетятся девчонки, нарезая салаты. Как пытаются настроить телевизор на первый канал Вадим с Лешей, отключая привычный онлайн-кинотеатр. Как Антон матерится на Серёжу, который возмущается насчёт раздельной жарки курицы и говядины. Арс сидит жует картошку, наблюдая за ними и вслушиваясь в постоянно сменяющееся «Казань брал, Астрахань брал…» на «О, тепленькая пошла». Непривычно только одно. Антон расстроился. Нет, он всячески отшучивается, улыбается, расслабляется в компании друзей, но он же ж чистый лист. Ну всё видно по человеку. Для Арса точно. Шаст не обиделся, нет, — Арс уверен — просто молчаливо расстроился, не требуя ничего взамен — ни извинений, ни оправданий. Абсолютно искренняя эмоция, не зависящая ни от чего. И внутри что-то неприятно так тянет от этого. Они не так долго встречаются для совместной жизни, по мнению Арса, но в целом-то уже и можно… но боязно. Боязно испортить пресловутой бытовухой эти потрясающие взаимоотношения, полные теплоты и искреннего желания слушать друг друга и понимать. Арсов быт не из идеальных, собственно, как и у всех адекватных людей, но личные заскоки имеются. А ещё пунктик на свое пространство. Даже больше для рабочей деятельности, чем для «отдыха». Так что вариант съехаться, если честно, даже пока что не мелькал в арсовой головушке. В проекции на будущее — да, в самом начале отношений. Сейчас — нет. Он жил один с самого универа. Потом только с девушкой, да и то после нескольких лет отношений. Но закончилось там всё не самым лучшим образом, что очевидно (потому что они расстались…). Так что страшно. Страшно все испортить. Но смотреть на Антона невозможно. Сердце кровью обливается. Надо будет с ним поговорить. Позволить себе не сможет оставить любимого человека в таком состоянии в праздник. Дожевав всю картошку, встаёт, направляясь к мельтешащей в коридоре макушке, но его прерывает Оксана, с просьбой помочь достать нужные продукты. Ладно, чуть позже.***
Продукты — ладно. Но за этой просьбой последовало — «ой, переставьте стол в гостиной с мальчиками», «Аааарс, помоги с плейлистом», «Арс, куда фрукты убрал?». И никого не волнует, что пакеты из магазина разбирал не он. Лучше бы как Вадим — нашел себе задание украсить дом привезенными украшениями, и занимался бы себе. А тут дергают туда-сюда. Предновогодняя суета поглощает в свои цепкие лапы всех без исключений. За окном пару раз бабахают салюты, пока Арс бегает вверх-вниз по лестнице, и он не понимает, зачем пускать их тридцать первого днём и почему нельзя подождать ночи. Слышатся восторженные крики «соседей» по поселку, тоже приехавших отмечать. В общем, поговорить с Антоном не удается. Да, перекинуться взглядами из комнаты в комнату: арсовым жалобным «ну ты чево?» и антоновым «все хорошо, не волнуйся». Заканчивают они с подготовкой под вечер, не сильно поздно, как и рассчитывали, но на что уже и не надеялся Арс. Девочки расходятся по ванным и спальням краситься, собираться, одеваться. Пацаны туда же — чуть отдохнуть. А Арс с Антоном — в их комнату на второй. И Арс наконец надеется поговорить. — Я пойду в душ первый сгоняю, а потом освобожу тебе, — обычным мягким тоном. И оставляет его в спальне с невысказанным «поговорим»? Сколько-ж можно то?! Уйти от разговора опять ему точно не удастся. Арс виснет на нём, как только раздается щелчок двери ванной. — Ты чего? — опешивает от такого жеста Антон, разводя руки в стороны. — Я не могу поговорить с тобой с утра. Либо ты уходишь, либо кто-то отвлекает. Так ты хуй куда денешься теперь. Так говорить будем, — бубнит в ещё влажное плечо, впитывая своей футболкой влагу с торса напротив. — О чем поговорить? — отмирает, обвивая руками в ответ, чуть толкая навстречу к кровати, чтоб без опоры не стоять. — О переезде. Ты ж расстроился, — отлипает от плеча и говорит в лицо. — И не пизди, что нет. Просто хочу мнение своё высказать. Я оч боюсь, что все по пизде пойдёт. Честно, — складывает брови жалостливо. — Не жил ни с кем продолжительное время, а теперь страшно, что деваться некуда будет друг от друга. Что заебем друг друга. Что сраться по хуйне будем. Страшно, Шаст. Но это не значит, что я не хочу. Больше всего сейчас — видеть тебя каждое утро рядом, а не в кружке в диалоге, — у него было время за день все обдумать. — Вечером не уезжать от тебя, а переползать в кровать. Оставлять время на свидания не только дома, но и чтобы силы были ходить куда-нибудь. Очень хочу. — Да я ж и не тороплю, дурачина, — привычно мягко улыбается, успокаивая, хотя по идее рассчитывалось, что будет наоборот. — Я просто сказал, что хочу. Да, расстроился, когда услышал, что ты не думал об этом тоже. Но я ж не говорю прям щас снимать квартиру и выбирать шторы с мебелью. Просто желание на будущее, потому что замотался туда-сюда ездить. Желательно, конечно, на ближайшее, плюс-минус. Но ты сам смотри, чтобы главное тебе тоже хотелось и комфортно было. Хорошо, что обсудили, в общем. Арс выдыхает расслабленно в шею, обдавая её прохладой от высыхающих капель воды, покрывая мурашками кожу. — Люблю тебя, — покрывает поцелуями шею, мягко касаясь языком между губ маленьких капель, слизывая их, удваивая мурашки. — И я тебя, Арсень, — почесывая макушку. А Арсений, прикинув наличие свободного у них времени и отсутствие кого-либо на втором этаже, решает продолжить самозабвенно вылизывать, покрывая влажными поцелуями, шею, слабо засасывая кожу. Одежда у них сегодня открытая, от этого отпустить себя полностью, оставляя, как любит, темные пятна на шее, чтоб послушать тяжелые длинные выдохи Антона, не получится. Антон не успевает ничего сказать, только провести рукой по чужим ребрам, перед тем, как Арсений утягивает их во влажный поцелуй, нагло лезет проворным языком к чужому, показывая, что останавливаться на этом точно не хочет. Антон (кто б сомневался) понимает. Теперь остается наслаждаться мягким перехватыванием инициативы Антоном, большими ладошками, скользящими под объёмную футболку на бархатную кожу, и влажными губами, спускающимися ниже, к подбородку, шее и чувствительному месту за ухом, от прикосновений к которому тело покалывает приятно, расходясь мелкими, будто электрическими разрядами. В комнате душно, но темно. Зимой темнеет быстро, а из освещения только огни с улицы и свет из-под двери в комнату. Закрытой, слава богу. Арсений дышит через рот, пытаясь восстановить содержание кислорода в легких, поглубже вдыхая спертый воздух. Дыхание перехватывает от особо приятных движений антонового рта и загребущих рук, которые умудряются одновременно с такими сладкими движениями рта настойчиво, но мягко вести к кровати, прижимая к стене около. Момент, когда с Арса стягивают футболку, остается незаметным. Он просто ощущает. В ответ ощупывает руками нежную кожу живота напротив, спускаясь на кромку полотенца, и наслаждается тем, как Антон переключает свой рот на соски, поочерёдно мягко покусывая чувствительные бусинки своими кошачьими зубами, сразу после — на контрасте — до сбившегося дыхания нежно зализывая языком. Прикусывает. И зализывает снова до закатанных глаз и длинного протяжного выдоха. Арс подумывает, как ему не кончиться как человеку в очередной раз. Привыкнуть к такому невозможно даже спустя полгода активной половой жизни. — Ты пиздец, Антон, — страдальчески выдыхает низким шепотом в потолок (хотя больше во Вселенную, если честно; как благодарность), в ответ больше чувствуя, чем видя ухмылку на родных губах. Понимая, что распалён достаточно для того, чтобы уже начать сдерживаться, толкает Шастуна Старшего в плечи, укладывая того на спину на кровать слишком резковато. Стягивает полотенце, скидывая с кровати нахер, и наклоняется к члену, потираясь о него пошло щекой. Не медлит лишний раз, ощущая собственную нетерпеливость физически и жалея Антона, замечая пульсирующую головку, призывно поблескивающую каплей смазки. Мокро проводит языком по ней, собирая, и смотрит в глаза, зная, как это нравится Антону до сгибающихся коленей и подрагивавших кончиков пальцев. Облизывает языком, погружая в теплый рот, и заводит руки за спину. От второго Антон выдыхает, кажется, даже шумнее. А Арсений, не выпуская член изо рта и ударяя о щёлку языком, укоризненно смотрит, прося быть тише. Хотя это не ему на это указывать, он себя знает. Но пока он «сверху» — покомандует. А Антону хорошо до мушек перед глазами. В голове вакуум, а мыслей ноль, когда перед лицом открывается сводящая дыхание картина. Убранные за спину руки так и манят намёком толкнуться глубже, в приятную узость горла, но получается только зарыться длинными пальцами в волосы, как расческой, и придерживать, сжимая на особо приятных движениях. Да, он слабый любящий человек. Живот напрягается, член крепнет сильнее с каждой секундой, а головка пульсирует у Арса на языке — одна мысль об этом подводит Антона ближе к грани. Антон разочарованно всхлипывает, когда Арс отстраняется и перемещает свои губы на внутреннюю сторону бедра, прикусывая. — Арс, блять, — чуть ли не выскуливает шёпотом Антон, выгибаясь в пояснице, — верни мне свой рот обратно. — Мне ещё понадобится твой стоящий член, — произносит, на полпути стягивая с себя штаны с трусами, шлепаясь на спину на кровать и утягивая с тумбочки презерватив со смазкой. Ебать. Даже так? Открывается чуть ли не второе дыхание. Вот она, мотивация на полноценный секс с проникновением. В силу заёбов с работой и нежеланием ебаться ещё и с подготовкой, чтобы потом поебаться (иронично), сексом с проникновением они занимаются редко. Но вот, например, вчера было исключением. Как и сегодня, судя по арсовому поведению. А то в кулачок (друг другу) и на бочок стало слишком актуально в загруженные графики обоих. — Люблю тебя. Нависает сверху, чмокая в губы и выхватывая бутылёк из рук, и выливает смазку на пальцы. Распределяет по входу и вводит сразу два, проверяя растяжку, но медленно. Влажно целует, скорее делясь воздухом изо рта в рот, а пальцами растягивает на манер ножниц. Толкается пахом вперёд, проезжаясь влажным от слюны членом по влажному от естественной смазки — Арса, выбивая из того сбитый выдох. — Сможешь тихо? — шёпотом на ухо это убивает сильнее, чем пальцы, задевшие чувствительное место внутри, пропустив дрожь по телу. За тазовые косточки его тут же притягивают обратно к кровати, не забыв напоследок тягуче их огладить, зная, как нравятся Арсу прикосновения в этой зоне. — Здесь… м-м, — от очередного попадания по простате. — Здесь стены толстые. Похую. Но я постараюсь. — Постарайся, хороший мой, — в момент, когда губы касаются шеи, произнося эти слова, член дёргается, а Арс молится не кончить после первого же антонового толчка. Тот вытаскивает пальцы, убедившись в достаточной растяжке, растягивая презерватив по длине. Стон удовольствия после аккуратного упругого проникновения в одно движение застревает в груди, лишая дыхания. Антон останавливается, давая продышаться обоим. — Арс, — зажмуривается в попытке совладать с собой. — Не убивай только, но меня хватит ненадолго. После стука в дверь о желании подышать забывают оба. — Арс, вы там че, собираетесь? — вполне спокойным тоном слышится Серёжино из-за двери. — Уже в пути, — саркастично, еле выровненным голосом произносит, смотря Антону в глаза напротив. — Мы собрались в магазин, вы скоро там соберетесь? Или не пойдете с нами? — не задавая лишних вопросов о том, чем они занимаются, он их спасает. — Десять минут, — громко произносит, чтоб услышал. Сбивчивым шепотом напротив слышится: — Если ты не расслабишься — максимум полторы. — Ой, — только и успевает прошептать, стараясь расслабиться телом. Бедолага, терпел ещё. — Пиздуйте без нас короче, — меняет решение погромче и впивается в покрасневшие от трения губы перед собой, двигая тазом и пропуская дрожь по телам обоих снова. Не в тот момент он зашёл, конечно, не в тот. Но на посторонние звуки обращать внимание перестают как только хлопает массивная входная дверь и даже, кажется, сотрясаются стены. — Двигайся, Шаст, все хорошо. Я тоже близко. Чмокает в губы и судорожно выдыхает, чувствуя, как периодически вздрагивает. Расслабиться удаётся, когда он чувствует губы Антона в уголке своих, тихо шепчущих что-то неразборчивое, но очень личное, где точно мелькает «мой» и «хороший». На особенно глубоких толчках он не сдерживает стоны, глуша их в чужом рту, а кончает с длинным выдохом, обмякая в родных руках, продлевая себе удовольствие короткими и быстрыми толчками Антона, пытающегося нагнать удовольствие. Тот шумно выдыхает Арсу в плечо, кончая, и укладывается почти сверху, но перенося вес тела не на Арса, а на кровать. Хотя тот был бы не против сейчас. Лежат они так долго, не произнося даже ни слова, просто обмениваясь тягучими ленивыми поцелуями и влюблёнными, абсолютно поплывшими взглядами. — Теперь ты не расстроен? — Теперь ещё больше, потому что хотелось бы так почаще, — хихикает, поглядывая любовно. — Шучу. Хорошо всё, Арс, правда. Как только оба созреем — так сразу, да ведь? — Да. — Ну вот и всё. И не парься, — расслабленная счастливая улыбка не может не радовать. — Жесть тебя разморило, — и утыкается, поближе к себе притягивая, чтобы всем телом сразу соприкасаться. — Надо в душ идти. А то если я выйду так же, как и зашёл, будут вопросики. — Думаешь, догадаются? — Да хер пойми. Надеюсь, нет. — Люблю тебя. В ответ прилетает озорная улыбка и мягкий поцелуй.***
Светящийся изнутри ярче, чем самая выебнутая гирлянда, Антон вызывает невероятное тепло где-то внутри, будто туда пару обогревателей подвезли. Наблюдать, как он хихикает, морща нос с гавкающихся, а потом милующихся Окси с Лешей до учащённого ритма сердца приятно. В целом приятно смотреть на их компанию, собравшуюся здесь. Вадим, становящийся шёлковым от просьб жены, а потом мирно сидящий рядом и поглаживающий большой круглый живот, в ожидании пополнения. Серёжа, мнущийся перед дамой сердца, с которой познакомил всех сегодня; который «Арс, я влюбился походу», а потом смотрящий на неё глазами-сердечками. Все они вместе — уже семья. А Новый Год — семейный праздник. Тем более через пару дней они с Антоном поедут знакомиться в гости к антоновым друзьям, а ещё через пару — в Воронеж. На дачу к его маме с отчимом. Тоже знакомиться. Чтобы уже не по фейстайму, а вживую. Кажется, Новый Год — время исполнения желаний. Но его самое большое уже сбылось. Осталось — не растерять. Но пока они есть друг у друга, всё хорошо. Под общее «С новым годом!» и чоканья бокалами через пару минут после курантов Арс шепчет на ухо: — Кидай ссылки на объявления. Только чур ванна с туалетом раздельная будет. А Антон улыбается, ярко-ярко так. Арс помнит: мечтает всю жизнь о семье и доме. И кивает, коротко целуя, но вкладывая туда все важные слова и эмоции. Покой на душе, счастливые глаза, улыбка до ушей и огонь в сердце. Самое главное желание — входить с этим в каждый Новый Год вместе. Самое главное желание, которое обязательно сбудется. И всё будет хорошо.