Ольха

      Оледеневшие руки погибшего сталкера мёртвой хваткой удерживали столь нужные для Хлебникова карты незаражённого участка поверхности, полковнику пришлось приложить большое усилие, чтобы вырвать документы из рук погибшего товарища. Постоянно оборачиваясь на вопли огромных слепых чудовищ, что рыскали в поисках его потрёпанной плоти неподалёку, он, сделав сильное усилие смог заполучить заветный тубус для хранения чрезвычайно важных документов. Убедившись, что он точно нашёл то, что искал в этом проклятом месте, полковник обернулся в сторону, где лежало тело их с Кириллом спасителя, потеряв заветный артефакт, который тот так упорно не желал ему отдавать, сталкер инертно облокотился на ближайшую стену, опустив свою голову в сторону Хлебникова. И толи в этот момент так сильно шалила смертельная доза радиации, от которой верещал счётчик гейгера установленный в его химзащите, толи сам полковник глядел на тело под весьма неправильным углом, но в какой-то момент Хлебникову показалось, что стеклянный взгляд погибшего, ели видимый из потрескавшегося стекла его защитной маски, смотрел на него недоверчиво, словно не понимая, можно ли доверить это очередному бойцу добровольно вошедшему в морозное пекло местного ада, сможет ли он вытащить от сюда столь ценный груз и не останется ли он здесь, как и множество других смельчаков, что отправились в подземелья мёртвого бункера.       — Отдохни друг, ты молодец, со своей задачей справился— слабо произнёс Хлебников положив свою руку на оледенелое плечо его защитного костюма.— За карты не беспокойся, ты ушёл не напрасно, я твою задачу выполню.       Словно соглашаясь со словами полковника, тело погибшего, чуть наклонившись от его касаний припало вниз, положив свою голову на собственные колени, со стороны казалось, будто сталкер и просто остановился отдохнуть и совсем скоро продолжит собственный путь. Ещё раз на прощение поблагодарив погибшего Хлебников покинул его последнюю обитель, отправившись в тёмные коридоры подземелья. С каждым новым шагом жуткий треск счётчика, на химзащите полковника, усиливался с невиданной силой, каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего, всё ближе становилось рычание той ужасной твари, преследовавшей его. Тяжёлая усталость всеми силами наваливалась на бывшего бойца ОСКОМа, призывала его лечь на эти занесённые белоснежным снегом полы, что уже не казались такими холодными, как могло показаться Хлебникову на первый взгляд, однако, он упорно продолжал двигаться вперёд сопротивляясь назойливому желанию собственного организма. С первой минуты своего появления в этом адском месте Хлебников обещал самому себе, что он покинет их, вернётся на Сибирскую живым и здоровым, ради единственного живого на ней человека, ради своего единственного сына. Как же корил себя полковник с каждым новым проделанным шагом, с какой грустью вспоминал обо всех своих опозданиях, обо всё, что не успел сделать для сына из-за собственной службы, как глупо и лицемерно он не замечал его детской тоски прикрываемой этой лживой маской детской наивности, Кирилл всегда врал о том, как же ему было плохо, как он тосковал об отце который по несколько суток мог пропадать в тёмных туннелях новосибирской подземки, но каждый раз встречал его с улыбкой, чтобы отец не расстраивался.       "Идиот, идиот, идиот...", думал он опираясь об холодные стены бункера, чувствуя, что ноги буквально приходилось заставлять делать новые шаги, тело требовало зелёнки для нового рывка, но Хлебников чувствовал, что её время ещё не настало. Даже сейчас он оставил его там, на Сибирской, совершенно одного, и опять ради благой цели, вновь полковник жертвовал собственным сыном ради "благих целей".       — Кирюша, теперь всё обязательно будет по другому...— произнёс он упав на колени от прилива мучительных головных болей.— Я уже... Почти у цели...       Чуть ли не ползком добравшись до заветных гермоворот, Хлебников обернулся, чтобы посмотреть как далеко находится, его преследователь, чьи вопли слышались уже в нескольких метрах от него самого. Огромная, белоснежная, обезьяноподобная тварь корчилась от боли, держась за собственную волосатую голову, она тоже чувствовала этот болезненный укол невидимого убийцы и от этого свирепела больше прежнего. На короткое мгновение Хлебникову даже стало жаль это существо, сколько бы жизней оно не погубило в этом подземном аду, прямо сейчас оно было полностью беззащитно, корчась от жуткой боли словно обычный человек. Однако, отпрянув все мысли о жалости, полковник, бросив тубус впереди себя, как можно скорее заполз за другую сторону гермоворот, спрятавшись у ближайшей стены, чтобы перевести дух и по возможности принять целебную дозу зелёнки. Тварь, хоть и слышала странные звуки с другой стороны гермоворот, но явно не подавала вида собственной заинтересованности в жертве, продолжая страдать от мучавших её болей, наконец-то Хлебников смог получить долгожданную минуту передышки. Рука полковника автоматически потянулась к своему подсумку в котором он и хранил остатки ещё неиспользованной зелёнки, однако в голове возникла та единственная едкая мысль которая может прийти в голову лишь человеку по максимум экономному и жадному "А может повременить?", Хлебников знал, что сможет находиться в сознании ещё некоторое время, а тварь, судя по звукам ещё находилась на другой стороне гермоворот и могла в любой момент продолжить свою погоню. С другой стороны, полковника подгонял разрывавшийся счётчик, что словно почувствовав холодный воздух, идущий со стороны мёртвой поверхности, взорвался с ужасающей силой лишь усиливая и без того тяжёлые головные боли бойцы.       Он понимал, на размышление у него есть лишь небольшое мгновение, "Рискнуть или оно не стоит свеч?", подумал полковник глядя на свой потрёпанный временем подсумок. В момент когда полковник принял своё окончательное решение, судьба тут же подкинула для него нежданный сюрприз, огромная волосатая лапа, схватив его за ноги, потянула Хлебникова в свою сторону, лишь старая армейская выучка и остатки былой реакции помогли ему вовремя ухватиться за ржавый вентиль ворот.       — Врёшь не возьмёшь,— прикрикнул он на тварь остатками своих сил крутанув вентиль, что на радость полковника поддался удивительно просто.       Ворота с грохотом упали вниз оставив на месте последней схватки лишь волосатый обрубок лапы. Тварь с рёвом отдалялась от гермоворот помирать в глубинах собственного гнездилища, а полковник стал медленно приходить в себя после случившейся последней схватки. Лёжа на своей спине, целый и невредимый, он тут же резво поднялся на колени в панике и недоумении заглянув в собственный подсумок.       — Слава Богу...— произнёс полковник увидев, что его единственная зелёнка вышла из битвы без большого урона, кроме небольшой трещины на её корпусе, ничего значительного с ней не случилось.       Не став тратить время зря, Хлебников тут же вколол её в менее плотную часть своего костюма, почувствовав приятный холодок распространявшийся по всему его телу. Головные боли мужчины прошли настолько быстро, словно их никогда и не бывало, а сам он неожиданно для себя устало повалился на пол, прикрыв глаза от нахлынувшей на него усталости.       В голове полковника всё перемешалось, его кидало из одного места в совершенно иное, он видел всё, довоенный дом в котором жил вместе с семьёй, свои школьные годы с двойками и постоянными нагоняями от родных и учителей, друзей сгоревших в пламени последней войны, первые минуты эвакуации с толпами испуганных и заспанных людей, проснувшихся от рёва сигналов противовоздушной обороны. Голова вновь что-то переменила, он переместился на несколько лет вперёд, видел первые годы собственной службы, как строилась его новая жизнь под землёй, как повстречал ту бунтарку Лену, как обещал ей, что таких, как она нужно ставить к стенке ради безопасности всего метрополитена, как яростно они спорили друг с другом на её допросе, как она рассказала о том, что сибиряки расстреляли её родителей, как он рассказал о собственной родне, погибшей в первые минуты начала войны, как помог ей освободиться, как они встречались всё чаще и чаще, как родился Кирилл. Последнее воспоминание Хлебников видел дольше всех, вот он подходит к его маленькой тёплой кроватке и смотрит на этого спящего карапуза, что даже не представляет о том, в каком тяжёлом мире ему пришлось уродиться. Снова перемотка вперёд, Кирюша учится ходить, падает, но упорно продолжает двигаться к собственной цели, недовольно фыркая когда родители пытались помочь ему подниматься и радостно смеясь, когда ему удавалось пройти дальше собственной кроватки за которую держались его крохотные ручонки, в тот день он пообещал самому себе, что его сын будет самым счастливым ребёнком, что только родился в послевоенном метро.       Снова он переносится вперёд. Теперь Хлебников стоит у целлофанового пакета в котором лежала его покойна жена, «Чёрный Дракон» чуть было не уничтоживший всю подземку Новосибирска был повержен сыном одного из сотрудников безопасности, но цену за это пришлось заплатить немалую. Плесень погибла в тот момент когда её дьявольские щупальца уже добрались до Сибирской, на станции уже велась эвакуация когда плесень ворвалась в её пределы, Лена погибла одной из последних, прежде чем сгусток плесени погиб от ярких лучей солнечного света, чьё тепло передавалось по всей колонии приводя к её немедленной гибели, Хлебников долго смотрел на этот чёрный трупный пакет, корил себя за то, что не оказался на станции в момент когда его жена передавала своего сына в руки уходящей в туннели дрезины, в момент когда плесень превращала её прекрасное, молодое, лицо в высохший скелет.       — Обещаю Лена, слово офицера даю, я защищу Кирилла любой ценой,— сказал он наблюдая как его любимая сгорала в огне станционного морга.— Я никогда не оставлю его одного, не допущу, чтобы он остался один... один... один...       Вдруг кино окончилось, полковник оказался в полной темноте, морозный холод пронизывал его даже через толстый слой защитного костюма, стекло маски запотевало от лившегося с головы пота. Хорошенько приглядевшись он заметил, что находится в знакомом для себя туннеле метро, заметил множество тел лежащих здесь в разнобой: боевые товарищи, бандиты, культисты, каннибалы и сотни гражданских лежало меж уничтоженной и сожженной техники. Туннель был велик и бесконечен, долго тянувшись вперёд и назад, Хлебников не понимал, что ему нужно делать, однако, стоило полковнику сделать шаг вперёд как позади него, ярко-красным светом осветилось тёмное пространство туннеля, позади которого виднелись знакомые платформы Сибирской. Вглядевшись в тёмное тускло освещённое пространство туннеля он неожиданно для себя заметил где-то вдалеке знакомую для себя фигуру.       — Слава, идём ко мне,— услышал он любящий голос покойной жены.— Я так по тебе соскучилась!       Стоило только Хлебникову сделать шаг назад в сторону столь любимого им человека, яркий солнечный свет тут же осветил пространство к которому Хлебников повернулся спиной. Там светило солнце, яркое, довоенное солнце, чьи тёплые лучи играючи касались его химзащиты, сколько же лет он не видел и не чувствовал этого чуда, сколько раз выбираясь на поверхность во время очередного задания своего начальства, он с надеждой глядел на мрачные, холодные сибирские облака, что долгие годы парили над мёртвым городом. И теперь, после двадцати лет подземного заточения, он наконец-то увидел то, о чём мечтал с первого дня своей жизни в этой подземной тюрьме.       — Пап, а что такое солнце?— услышал он детский голос своего сына.       — Слава, ну что же ты там стоишь?— продолжала говорить Лена.— Мы так долго этого ждали!       — Ну, пап, пожалуйста, ты ведь его видел?— не угоманивался Кирилл.— Видел! Значит помнишь, ну расскажи!       Вновь одно, пожалуй совершенно единственное, мгновение вновь заставило Хлебникова принять последнее важное в своей жизни решение. Вновь взглянув в сторону покойной жены, он, сняв с себя защитную маску, тепло улыбнувшись ей на прощанье, бросился в сторону откуда доносился голос его сына. С каждым новым метром бежать становилось всё легче, как и дышать грудью, наполнявшейся чистым и свежим воздухом, чем ближе Хлебником становился к яркому свету, тем сильнее ощущал его тепло, столь манящее его из тёмной бездны мёртвых туннелей. Почти достигнув яркого света в котором виднелось радостное личико ещё маленького Кирилла, полковник на бегу стал проговаривать всплывавшие из глубин его памяти слова:       — Солнце, Кирилл, это огромная и яркая звезда, с Земли оно кажется нам совершенно маленьким, но на самом деле оно громадно и эта самая громадина освещала наш мир до войны, а быть может, на каком-нибудь краю планеты, освещает его до сих пор!       Медленно открыв глаза полковник вяло приподнял свою спину, часы на его руке верещали сигнализируя о том, что полковнику пора сменить фильтр собственного противогаза. Ещё бы одно лишнее мгновение и он остался бы здесь навсегда. Вдохнув свежей грудью, Хлебников осторожно поднялся на свои ноги, вид у него был весьма потрёпанным, но сил вполне хватало, чтобы спокойно вернуться домой. Подняв с пола тубус с картами, полковник, устало ковыляя, направился в сторону выхода из подземного комплекса, в место, где располагался его служебный транспорт. За время отсутствия полковника, буханку ОСКОМа успел покрыть небольшой слой белоснежного снега. Взглянув наверх, на закрытое толстыми тучами серое небо, полковнику показалось, будто оно стало чуть более светлым, хотя как размышлял Хлебников в тот момент, абсолютно весь мир стал бы для него светлым, после всего того, через что ему пришлось пройти в этот день. Снег яростно бил в защитную маску бойца, но тот упрямо двигался вперёд, удерживая тубус с картами также, как это делал погибший, на самом дне комплекса, сталкер. Усевшись на место водителя, он вновь вышел на связь со своим сыном, после нескольких часов тревожного радиомолчания:       — "Сосна", "Сосна", это "Ольха", как слышно?       — Папа, наконец-то ты ответил, я так за тебя волновался...— услышал он радостный голос Кирилла, что тут же заметив свою оплошность, постарался исправиться.— Вернее, "Сосна" на связи, слышу вас громко и чётко!       — Отбой Кирилл, сегодня можно и без устава,— произнёс Хлебников заводя мотор своего транспорта.— Я сумел найти карты, через полтора часа буду на Сибирской, как понял?       — Это круто, пап, буду готовиться к предстоящей встрече!— всё также радостно произнёс Кирилл.       — И самое главное,— дополнил Хлебников несколько замявшись.— Прости меня сынок, за все те дни, когда меня не было с тобой рядом... Мне очень жаль, как выберемся из этой дыры, обещаю тебе, жизнь у нас с тобой начнётся совершенно другая! Я больше никогда не оставлю тебя одного, даю тебе слово офицера!       — Всё хорошо, пап, ты для меня самый дорогой человек на планете,— ответил ему Кирилл.       — К слову, чуть не забыл, как приеду, печёнку проверю!— с улыбкой сказал сыну полковник.       — Да ел я её, ел!— недовольно отозвался сын.       — Доверяй, но проверяй,— рассмеявшись произнёс Хлебников.— Жди, Кирилл, скоро буду дома, конец связи.       — С нетерпением, пап, конец связи!