Tendresse

      Удивительно, но Му Цин мягкая.       Она смеется — редко, но метко, — колокольчиками, говорит тихо и нежно, игриво щурится, когда сыплет язвами. Ее движения завораживают: как бамбук, тонкий и изящный, она не ходит, а плывет, не сражается, а танцует, выбрав вместо вееров меч, а вместо сцены в шумных тавернах — поле брани. Му Цин ступает по облакам даже тогда, когда, казалось бы, босая бредет по острым камням, и улыбается так неуловимо, призрачно, что никто бы не смог поймать этот миг за хвост.       Му Цин, если присмотреться, мягкая со всеми.       Она благосклонно склоняет голову, когда неслышно обменивается любезностями с Линвэнь, невыразительной и даже немного суровой. Их бы никто не обвинил в дружбе, — такое громкое слово рядом с Му Цин не стоит, — но подрагивающие уголки губ и расслабленные, отдающие ленцой движения веера в ее руке убедят любого, что общество Наньгун Цзе ей как минимум не неприятно.       Или назойливый, шумный Ши Цинсюань, который никогда бы не вызвал теплых чувств у колкой и язвительной Му Цин, но, на удивление, с ним (хотя чаще — с ней) Му Цин общается почти так же, как с Его Высочеством. Что, вообще-то, редкость невероятная. Начать можно хотя бы с того, что нетактильная Му Цин не возражает, когда ее подхватывают под руки и ведут по улочкам, как возлюбленную или близкую подругу (в зависимости от воплощения Ши Цинсюаня). Совместные чаепития, частые задания на пару, полное, абсурдное взаимоуважение — на шпильки Му Цин Ши Цинсюань каждый раз прыскает и щебечет что-то об остроумии (остроязычии, думает Фэн Синь) и хорошем чувстве юмора (хуюмора, добавляет мысленно), а Му Цин пусть и сдержанно, но хвалит Ши Цинсюань за выбор нарядов и вопиющую, восхитительную бестактность. Отношения странные, но отчего-то гармоничные.       А Пэй Мин? Каждый раз, когда Му Цин видит Пэй Мина, брови ее слегка изгибаются, будто для нее новость, что тот не в постели с очередной барышней, а здесь, в столице. И забавная эмоция неверия-удивления-раздражения рябью пробегает по лицу: подрагивают ресницы, чуть поджимаются тонкие губы, закатываются глаза — быстро, отточено, так естественно, будто это нормально — закатывать глаза через фразу и через взгляд, — но даже так уголки губ мимолетно приподнимаются. И несмотря на колкости, осыпающие бедовую голову Пэй Мина, она пару раз даже ободряюще похлопывает бога по плечу в ответ на его очередное самоуверенное заявление. Каждую встречу Пэй Мин обещает, что еще чуть-чуть — и она, Му Цин, непременно окажется в его объятиях. Она не посылает, а снисходительно кивает со словами: «да, дорогой, жду с нетерпением».       Что уж говорить о Се Ляне, с которым они буквально под руку ходят по Небесной столице, и вот в его обществе Му Цин всегда как будто окрыленная, вдохновленная, неземная… После череды откровений с ее стороны они как неразлучники. Именно с Се Лянем она чаще всего улыбается, смеется и так самозабвенно шутит, получая ободрительные смешки, что у Фэн Синя зубы скрипят от ревности, но — нет, он не может, Се Лянь их друг, им всегда был и останется в будущем. Фэн Синь понимает, но все равно неоправданно злится.       Потому что Му Цин мягкая. С кем угодно, только не с ним.       Как будто только встречая Фэн Синя она вспоминает, что вознеслась как характерная богиня войны. Как будто только с ним у нее руки чешутся схватиться за саблю или, скрыв язвительную усмешку, цапануть шпилькой больно, до кости. Как будто он в далеком прошлом перерезал всю ее семью, хотя вовсе нет, наоборот, они всегда прикрывали спины друг друга и не счесть битв, после которых они зализывали раны друг друга. Конечно… не в прямом смысле.       Она часто тычет тонким пальчиком с аккуратным ноготком в его грудь, прижимается ближе, чем положено, когда шепчет на ухо оскорбления и поддевает еле зарубцевавшиеся шрамы после предыдущих перепалок. Фэн Синя тогда клинит: он краснеет, злится, но не может с места сдвинуться, как прирастает. И слушает, слушает, слушает, как его клянут последними словами, желают потерять достоинство — без уточнений — в бою с куртизанкой и припоминают все, что осталось так далеко в прошлом, что кроме нее никто и не вспомнит. Как Фэн Синь разбил дорогую вазу, как сказал ей, что она замарашка, как кинул ей в руки треклятую метлу, как случайно мечом срезал прядь волос сначала Его Высочеству, потом — ей, как открыл ее спину в бою, и этих мелочей так много, так бесконечно много, что он чувствует себя преступником. Ровно на секунду, а потом — бесится, что поверил в этот бред, старательно вливаемый в уши. И надо же повестись — ну, кто кроме нее обидится на такое? Се Лянь давно все забыл! Может, даже на следующий день. Или через пару часов. Или минут.       Тогда, довольная эффектом, Му Цин отступает, складывая руки на груди. На лице всегда три эмоции, когда дело касается Фэн Синя — непередаваемое раздражение, абсолютная ярость или язвительная усмешка, такая ядовитая, что прожигает грудь. После очевидных безнаказанных провокаций чаще всего последняя, зараза, расцветает на ее лице и бесит-бесит-бесит до невозможности.       Раньше они после такого дрались. Прям врукопашную, посреди снующих небожителей, и Фэн Синь посмеется над каждым, кто ему скажет, что на девушек рук не поднимают. Эта бестия неугомонна и всегда начинала первая, целуя кулаком в ребра так самозабвенно и страстно, что можно искры высекать. Ничуть не уступая мужчинам в силе, она методично, идеально выверяла углы, силу и место для удара, чтобы потом любоваться на гематомы и ссадины. Так, будто она художник, расписавший холст, или швея, закончившая вышивать созвездия на тонком шелке.       За расцветающие синяки на Му Цин Фэн Синю никогда стыдно не было и не будет. На ней все заживает, как на псине, — стоит отвернуться, и духовная сила окутывает ее, чтобы через секунду на бледной коже не осталось ни ранки. Фэн Синь же свои силы предпочитает тратить только на исцеление действительно проблемных травм, которых было не так много. За восемьсот лет всего пару раз ломалась рука (всегда — правая, тут хочешь не хочешь, а залечишь) и трескались ребра, мешая свободно дышать.       Вот так. С ним Му Цин никогда не была ни мягкой, ни хотя бы снисходительной.       А Фэн Синь ее любил. До беспамятства. И любит.