***
Арсений совсем уж как-то забывает о том, что собирался максимально отстранённо и кратко отвечать на вопросы. Забывает, что тут, вообще-то, сидит не только родненький Антон, но и абсолютно чужой для них человек, перед которым открываться в его планах точно не было. Однако, стоит отдать должное, вся эта вдруг ставшая волшебной атмосфера отлично располагает к себе: тёмные стены, стол друг напротив друга, чаще всего зелёный, мелькающий после ответов, свет, почему-то сильно греющий душу, каверзные вопросы, коих Попов, между прочим, до безумия боялся и надеялся сегодня успешно воспользоваться своим даром увиливания от неудобных ему тем, ну и, конечно же, донельзя милый, смущённый Антон. Вот ему и говорить без умолку хочется. Говорить много, очень много. Рассказывать с тёплой улыбкой на устах о своей второй половинке, активно жестикулировать, не зная, куда деть все свои эмоции, до краёв распирающие изнутри. Он и сам не знает, что на него сегодня нашло. Все собственные запреты, находящиеся где-то глубоко внутри, вдруг покрываются огромными трещинами и норовят вот-вот рассыпаться на кусочки. А может и ничего страшного, что о его любви к Антону может узнать весь мир? И ничего страшного, что многие в этой любви уже уверены? Георгий, кинув на Арсения быстрый взгляд, спрашивает: — Приносит ли тебе удовольствие ваш совместный досуг? Тот, прокручивая на пальце золотое обручальное кольцо, с задумчивым видом отвечает: — Мне кажется, что вполне нормально то, что после довольно долгих съёмок я сплю, а не хожу с Антоном по всяким кафешкам, где куча людей, с которыми контактировать как-либо после концертов не хочется от слова совсем. Мы вместе работаем и понимаем друг друга, да и при других обстоятельствах понимали бы, потому что знаем, что такое личное пространство. Все мы иногда хотим побыть наедине с самим собой, посидеть в одиночестве, подумать о чём-нибудь. Но я, признаюсь честно, скорее поваляюсь на кровати в обнимку вместе с Антоном, нежели один, — Арсений довольно рассматривает алое лицо Шастуна и, по-лисьи улыбнувшись, продолжает. — Я люблю проводить с ним время, люблю разговаривать, смотреть что-то, да даже молчать и ничего не делать с ним – кайфово. В общем, на этот вопрос я с уверенностью могу ответить — да. Мужчина, глядя в монитор компьютера, удовлетворённо кивает. В комнате вновь загорается зелёный свет. Щёки Антона же горят красным. Супруг, вроде бы, так и рвался сюда — ему всё хотелось, как бы он не отрицал, узнать — а правда ли у них всё так прекрасно, как кажется им обоим? Да и Арсению, хоть и капелюшечку, но интересно было. Теперь же он никак замолкнуть не может, пока Антон под его пристальным взглядом смущённо пыхтит. Пришли узнать, всё ли у них хорошо в браке, называется. — Антон, готов ли ты поддержать Арсения в его новых творческих начинаниях? Арсений так выжидающе на него смотрит, порхая своими длинными, пушистыми ресницами, что Шастун аж теряется слегка и с четверть минуты молчит, забывая, как связывать слова в предложения. — Если это будет что-то экстремальное и опасное для жизни, то я, если честно, постараюсь его отговорить от этого, потому что переживаю. Но мы ведь говорим об Арсении, который руль двумя руками держит, поэтому такого не будет, — Попов тихо, бархатно смеётся, с буквально светящейся в глазах любовью разглядывая Антона. Ведущий улыбается. — Я всегда поддерживал и буду поддерживать любые его сумасшедшие идеи, приму участие в любых его новых проектах, да хоть оператором его буду, если потребуется. Для меня очень важно быть для него человеком, к которому всегда можно обратиться за помощью или советом, — и да, он говорит правду. Голубые глаза, отсвечивающие зеленоватым оттенком, подтверждают это. — Как бы странно это не звучало, но.. — Георгий делает небольшую заминку, вероятно не решаясь из-за абсурдности вопроса его озвучить. — Боишься ли ты потерять Антона? А вот для Арсения это не абсурд ни в каком месте. Потому что реально боится. — Да, — звучит чёткое, абсолютно уверенное. Нужно ли тут что-то объяснять? Без Антона жизнь вообще жизнью звать можно? Для Арсения, наверное, это будет максимум существованием. Потому что он уже привык. Привык к тому, что на концертах Антон любит совсем близко подходить к нему, зажимать пальцами микрофон и шептать на ухо всякие глупости под громкие визги людей, наблюдающих за такой милой картиной. Эти моменты тут же появляются в сети, да с такой музыкой, что кажется, будто кто-то из них уже ушёл в мир иной. Частенько это все приукрашивают элементы фотошопа, однако кого это вообще волнует? Уж точно не Арсения — фотки сохраняются и летят в галерею, а пальцы совершенно случайно жмут на сердечко, добавляя фотографии в папку «избранное». Мысль о том, что они такие фотки и в жизни могут сделать, без всякого там фотошопа, чем-то тёплым отзывается в сердце. Он также привык к тому, что в непогоду Антон незаметно, как думает он сам, заходит в комнату и аккуратненько устраивается под его боком, укрывает их обоих пледом и, опять же, совершенно незаметно рассматривает Арсения, сосредоточенно читающего книгу. Привык и к тому, что Антон никогда не отказывает себе в удовольствии поправить его тёмную чёлку, которая в глаза особо-то и не лезет, и заодно ерошит его волосы, запутывая их. В перерывах между съёмками не может не урвать мягкого поцелуя, с которого начинается каждое их утро. На бурчания Арсения о том, что они, вообще-то, ещё зубы не почистили, целует в нос и послушно топает в ванную комнату. Арсений привык к тому, что Антон его держит за руку, утыкается ему в плечо, когда сыпется с глупых шуток. Постоянно ненавязчиво касается и в ответ всегда ластится, словно кот. И кота этого хочется прижать к себе и не отпускать всю ближайшую жизнь, которая от передоза милоты будто бы совсем скоро закончится. Привык, и отвыкать не собирается. — Антон безумно важный для меня человек. Я редко тревожу его тем, что мне грустно, что я плохо себя чувствую, что устал, но он всегда это замечает и всегда знает, как меня поддержать. Я не знаю, как переступить через себя и начать наконец говорить о своём состоянии, а не заставлять Антона решать эти.. ребусы, — на этих словах Арсений виновато поджимает губы. — Но я хочу делиться с ним этим и очень благодарен ему за всё то, что он для меня делает. На данный момент я не представляю своей жизни без Антона, — его об этом особо-то и не спрашивали. Но, Боже, как же хотелось сказать. Сказать тому человеку, который сейчас прячет свои зелёные глаза и подпирает подбородок рукой, надеясь немного скрыть ещё сильнее запунцовевшие щёки. И почему же его учили скрывать свои чувства? Почему это должно быть плохим? — Это правда, — мужчина одобрительно качает головой и проводит рукой по коротко стриженным, тёмным волосам. — Вы всего лишь раз сказали неправду за всё время. Это очень похвально.***
— Всё, я пошёл, — Георгий расслабляет чёрный галстук на шее и машет им ладонью, искренне, но устало улыбаясь. — Можете чуть-чуть поделиться впечатлениями, — он встаёт со стула и выходит в коридор. Дверь с противным скрипом закрывается, посему Арсений морщится и роняет макушку на покоящиеся на столе руки. Антон взглядом прожигает его чёлку, слегка спадающую на голубые глаза. Оба витают сейчас где-то в своих мирах, пытаясь проанализировать все сказанные друг другу слова. — Мне кажется, мы очень скучная пара для этого шоу, — первым разрезает тишину Арсений. Шастун издаёт тихий смешок и повторяет его действие — ложится на руки и, Арсений чувствует, всё смотрит и смотрит. А как тут не смотреть на эти красивые волосы? На немного блестящие, шелковистые волосы. А ещё на тонкие губы, вкус которых он помнит наизусть, белую, усыпанную множеством родинок, кожу, красивый нос, в который он Арсения так часто целует, и глубокие, словно не из сего мира, глаза. Шастун уже там давно утонул и захлебнулся в собственной безграничной любви к обладателю этих глаз. — Я, когда сюда шёл, так переживал, что выясниться какая-то ужасная тайна и всё будет настолько плохо, что мы потом в слезах убежим отсюда и тут же разведёмся, — Арсений на свои же глупости широко улыбается, отчего на щеках появляются милые ямочки. Антон пытается побороть своё сильное желание ткнуть в них пальцем. — Ну ты и драма квин, — беззлобно усмехается. Сам такой же ведь. — Но всё, как оказалось, у нас хорошо. — Потому что любовь, Арс.