ищу любовь только, когда я в пьяном угаре

Смотреть, как блондин обливается «шато марго» ему приятно. Его белоснежный лонг замызган пойлом, но ему чхать. Он развалился на полу в коридоре, ведущем на балкон их так называемого общежития Молодой России. Упираясь на локоть, другой рукой вливает в себя яд. Обычно сдержанный и мрачный, под алко Глеб становится ласковым котиком, ищущим внимания. Кулик это знает, потому с предвкушением ждёт, когда мальчик дойдёт до нужной кондиции и станет клянчить поцелуи, сверкая в полумраке изумрудными глазками. Впрочем, долго ждать не приходится, Голубина, юного и хрупкого, развозит неприлично быстро. Он тянет приторное «Тёмааа» и обхватывает шатена за торс, устраиваясь меж его разведённых ног и укладывая свою голову ему на грудь. Ещё мокрое пятно касается кофты шатена и неприятно мочит живот. Артёмова рука в момент оказывается в копне белокурых волос, а вторая опускается на чересчур выпирающие рёбра. Иногда Кулику кажется, что ему по силам сломать их одним неаккуратным нажатием. В свои девятнадцать Глеб выглядел до жути болезненно: слишком блёклая, почти прозрачная кожа (казалось, вот-вот можно будет увидеть сердце, не раня её), слишком худощавое телосложение, слишком синие круги под печальными глазами. В нём всё было слишком, он выглядел, словно его не смогли откачать от передоза года так три назад. Словно модель из лучшего периода героинового шика. Словно труп, хоть и на миллион долларов. И тем не менее, его волосы всегда блестели, были мягкие и послушные, не выражая никаких проблем со здоровьем. Пока Артём размышляет, Глеб зарывается носом в его толстовку, пряча под ней свои измученные руки. Дурацкая привычка, появившаяся в пятнадцать по глупости. Подружка нахвалила ему этот способ справиться с эмоциями, хвастаясь кровоточащими порезами на запястьях. Впервые он попробовал это, когда отец оставил его дома, пока они всей семьёй уехали в отпуск. Такая глупая причина и такой глупый вариант борьбы со стрессом, но ему понравилось. Проводя холодным лезвием по своим бёдрам, наблюдая, как кровь капает на пол, он чувствовал облегчение. Поначалу терзал только ноги, чтобы не спалили, а позже уехал из отчего дома, и его больше ничто не останавливало, больше не нужно было прятаться, и он стал ранить запястья. К сегодняшнему моменту он так и не научился справляться с чувствами иначе, потому новые порезы постоянно закрывали зажившие шрамы, образовывая бугры. Тёма выходит из транса, прекращая методично наматывать пшеничные локоны на свои аккуратные пальцы. Смотрит на парня на своей груди, ожидая, что тот наконец изнежился вдоволь и удовлетворит его потребность в блядских, грязных поцелуях. Но Глеб спит, посапывает вечно заложенным носиком и хмурится, когда волосы падают на лицо. Кулик тянет уголок губ вверх, нежно заправляет мешающую Голубину прядь за ухо и целует в макушку, обнимая сильнее. Только недавно до него дошло, что это не просто желание приструнить самоуверенного мальчишку, он действительно его полюбил. Возжелал беречь, улыбаться в ответ на его язвы, отчитывать за порезы и бежать за ним с курткой, когда он безрассудно выходит покурить в одной толстовке в ноябре. Он понял, наконец, что то, как меняется блондин в алкогольном угаре, — это не изменённое сознание, это он настоящий, поневоле сбрасывающий маску неприступности, теряющий самоконтроль и оголяющий душу. Детскую и светлую, душу мальчишки, которому вечно не хватало отцовского внимания и родственной, понимающей души рядом. Он откидывает голову, прикрывая глаза, и готовится спать здесь, пока малой не проснётся, натягивая на место маску святого безразличия.