Прости меня за весь этот бред

      У него есть всего три чувства, которые он испытывает ежедневно. Первое–одиночество.       Ощущение, которое ранит, разбивает живое сердце на тысячи осколков и безжалостно разбрасывает их по земле. Оно не дает спокойно дышать, есть, спать, заниматься делами, приносящими ранее удовольствие. Одиночество сдавливает грудную клетку, посылая колеще–режещую боль в сердце и обращая все мысли только к этому. Это чувство медленно уничтожает тебя.       Генри Джордж Эдвард Джемс Фокс–Маунткристен–Виндзор–принц английской короны достаточно давно ощущает это чувство. Нет, за долгие пять лет со смерти отца он не научился справляться с ним, предпочитая просто не давать ему сильно разрастаться и всячески избегая его. Благо его принадлежность к политике, пусть и не такая большая как у того же самого Филиппа, который являлся прямым наследником трона, практически не оставляла ему свободного времени.       Принц постоянно куда-то летал на частном самолете, посещая различные благотворительные акции и мероприятия; был званным гостем у политических лидеров и приближенных к ним людей; раз в несколько месяцев посещал интервью на TV, где отвечал на вопросы только по заученному сценарию. Когда же ему удавалось остаться во дворце, Генри с головой погружался в учебу или же, изредка, встречался с Пезом–его лучшим другом, который, к сожалению, не мог никак координально повлиять на это гребаное чувство безысходности. Второе–ненависть к самому себе.       Во–первых, достаточно сложно любить себя, точнее свой внутренний мир, когда тебе с детства твердят, что твое существование с рождения являлось бесполезным. Ты никто для Великобритании, как политик или общественный деятель, и тебе никогда не позволят кем-то стать, так как уже есть прямой наследник–Филипп. Филипп–я–гордость–семьи–и–самый–лучший–во–всем–мужчина. В детстве, когда психика маленького человека очень мягкая, именно старший брат начал издеваться над Генри и принижать его во всех начинаниях, что и стало причиной неуверенности в себе.       Во–вторых, ориентация. Одно слово, шесть слогов, десять букв, которые огорчили Генри в возрасте двенадцати лет, когда тот впервые задумался над тем, почему ему понравился мальчик в Рио, и решил поискать информацию об этом в интернете. К сожалению, тогда в нем ходили по большей части лишь гомофобные статьи с осуждением, что и привело принца к мыслям, что он не такой как все, и что быть геем–это отвратительно. Третье–страх.       Страх, который расползается холодом внутри тебя и как будто парализует. Чего боялся принц? Найти ответ на этот вопрос можно в одиночестве и ненависти к себе. Генри боялся, что Пез когда-нибудь обязательно его предаст, хоть и искренне верил в их дружбу; что избегание проблем когда-нибудь перестанет работать; что когда-нибудь всему миру станет известно, что он любит представителей своего пола. По большей части, все его страхи связаны с будущим и неизвестностью, которые идут рука об руку рядом с принцем.       Именно так жил принц до появления в его жизни этого взбалмошного, чертовски горячего сына президента Соединенных Штатов, который чувствовал Генри.       Алекс стал для него всем. Он сумел наполнить его жизнь красками, красотой и наслаждением. Блондин видел его практически в каждом предмете, и совершенно неважно: это номер во Франции, где они стали принадлежать друг другу, или это простая домашняя футболка, которую американец любил носить во Дворце вместо своей собственной. Его апартаменты впервые за всю его «королевскую» жизнь наполнились любовью.       Так в чем же проблема Генри? Он и сам не знал, лишь понимал, что объективно все хорошо: у него есть любимый человек, друзья, куча выпивки и денег. Об этом же мечтает современная молодежь? Что же тогда, черт возьми, не так..?       В особо трудные моменты, когда скрывать панику не особо сильно получалось, что раздражало и расстраивало принца, так как тот искренне верил в то, что его проблемы–это лишь его проблемы, и знать о них никому не нужно, Генри замечал на себе тяжелый взгляд своего парня, но предпочитал смотреть в пол или на висящие на стенах картины и говорить, что все хорошо. Алекс шумно вздыхал и старался отвлечь его от мрачных мыслей. Вот так, не спрашивая, спасал раз за разом; буквально вытаскивал из бездны; помогал, не зная практически ничего, но, видимо, чувствуя все на интуитивном уровне. В такие моменты Генри больше всего восхищался Алексом, его любовью.       Она случилась в середине января–ситуация, в корне изменившая взаимоотношения парней, позволившая выйти им на новый уровень доверия.       Насколько помнил сам Генри, тогда, поздно ночью, на улице шел грозовой дождь, ударяя своими каплями по еще кое–где зеленым листикам деревьев, посаженных рядом с окнами крыла Кенсингтонского дворца, принадлежащего принцу и его сестре–Би. Часы, висевшие на бледно–желтой стене комнаты, которая предназначалась для игры на фортепиано, показывали час ночи, поэтому парень решил вернуться в свою спальню, но, подходя к ней, остановился, зацепившись взглядом за кусочек трещины на стене, которую попытались скрыть дорогой картиной с изображенными на ней двумя греческими богами и младенцем. В этой трещине не было ничего примечательного или эстетичного, но Генри все равно смотрел на нее, не моргая, порядка нескольких минут, погрузившись глубоко в свои мысли. Из размышлений его вырвал лай Дэвида–скорее всего бигль проголодался и сейчас пытался выпросить лакомство у прислуги. Генри вздрогнул и обернулся по сторонам: ему послышался какой–то странный звук, исходивший, предположительно, из одной из дальних комнат. Юноша развернулся и, слегка нахумурившись, осторожно двинулся в другой конец коридора.       Первой комнатой, в которую он заглянул, стала личная библиотека Генри. Принц потянулся правой рукой к выключалю–помещение осветилось ярким слегка желтоватым светом. Юноша прошелся среди стеллажей со старыми книгами по истории, с мифами Древней Греции и выборочной литературой из других жанров. Ничего подозрительного не было. На всякий случай Генри заглянул в маленькую комнату, присоедининенную к библиотеке и расположившуюся за темной дубовой дверью, где раньше принц предпочитал заниматься чтением, а сейчас же туда только сбегал после ссор с семьей. В ней спустя неделю отсутствия все осталось оставалось на своих местах, поэтому юноша поспешил вернуться в коридор.       Далее Генри заглянул в комнату напротив, в которой они с Би любили играть в куклы и машины, когда были маленькими. Увидев небольшой диванчик, стоящий возле окна, в голове принца всплыли счастливые воспоминания из детства. Самым ярким стало конечно же то, как они с Би решили в первый раз серьезно ослушаться отца и прыгали где-то с двадцать минут на этом самом диване, а после залезли на подлокотники и представляли себя цирковыми артистами. Би решила показать новое движение, которое только–только придумала, и подпрыгнула. Деревянная часть под весом Би треснула и прогнулась–принцесса упала на пол. Генри подбежал к плачущей сестре и осмотрел ее: ушибов, переломов, царапин не было. Би плакала из-за испуга и нелепости ситуации, поэтому принц начал громко смеяться. Принцессу это явно разозлило, и она быстро подскочила к брату и толкнула его. Только вот Генри успел схватить ее за руку–дети упали на пол и начали в шутку драться, беззаботно хохоча. Конечно тем же вечером брату и сестре знатно влетело, но сейчас юноша очень рад тому, что Би тогда поддержала его идею с игрой в артистов.       Принц усмехнулся и вошел в комнату, где автоматически включился свет: расписанные знаменитыми художкниками стены все так же были увешаны детскими поделками Би, которые та создавала в детском саду и школе; в дальнем левом углу распролагался двухэтажный деревянный домик, где брат и сестра часто развлекались, в правом–ящики с общими игрушками и гоночные треки Генри. Вся комната пропитана сладким запахом и еще чем-то очень знакомым, свойственным только игровой, но трудно определимым. Юноша осмотрел помещение и задержавшись взглядом на одном из рисунков Би, изображавшем семейный портрет, где у всех людей были серьезные лица, покинул детскую.       Оставалась только одна комната, включающая в себя еще ванную, уборную и гардеробную,–вторая спальня Генри, с которой связаны по большей части отрицательные воспоминания. Генри потянулся к дверной ручке и быстро, не давая себе времени подумать и накрутить себя, переступил порог комнаты.       Она встретила пугающей темнотой и, неожиданно, холодом. Принц поежился и мысленно, скорее всего точно, догадался, что же издало тот странный звук, который юноша слышал в коридоре. Генри включил свет и медленно подошел к окну, оглядываясь по сторонам. Оно, к слову, оказалось плотно закрыто, поэтому принц подошел ко второму, распологавшемуся напротив двухспальной кровати. Итальянские шторы ранее скрывавшие все, что происходило в этой комнате, сейчас беспорядочно поднимались и опускались. Генри отодвинул их и, закатив глаза, закрыл окно. Принц перевел взгляд на широкий дворцовый двор, где лишь дорожки подсвечивались небольшими фонариками. Дождевые капли хаотично падали на асфальт, траву, деревья и цветы в клумбах. Эту картину Генри нашел очень красивой, но, все же, унылой. На тяжелом небе сверкнула молния и через несколько секунд раздался грохот. Юноша облокитился рукой на оконную раму, облокачиваясь лбом на предплечье.       В груди медленно распространялось какое-то непонятное чувство, чем-то схожее с тревогой, но не достаточно ясное, чтобы сказать так с уверенностью–Генри глубже задышал, а спустя несколько мгновений зажмурился и попятился от окна. Открыв глаза, он первым делом заметил свои трясущиеся руки и осмотрелся по сторонам, пытаясь зацепиться взглядом за какой-нибудь предмет. Именно это и стало его главной ошибкой. Предметом, приковавшим к себе внимание Генри, стал прикроватный светильник, и юношу тут же отбросило в воспоминания. –Что происходит, Генри? Неделю назад мы были счастливы, а потом ты исчезаешь, не сказав ни слова. Я думаю, что тебе необходимо мне хотя бы хоть что-то объяснить,–Произносит Алекс с нескрываемымой агрессией.       Принц пытается отвести взгляд от этого гребанного светильника, но тут же возвращает его назад. –Я только и делал, что объяснялся перед тобой весь последний год. Я не знаю, что ты хочешь мне еще сказать, но мне не нравится то, что ты врываешься сюда посреди ночи. –Мне жаль, что я не могу отключить свои чувства так же легко, как ты. –Ты думаешь, что это легко для меня?       Настоящий Генри начинает мелко трястись и задыхаться. Страх сковывает все тело, парализуя мысли, не давая им позволить принцу сделать хоть что-то для своего состояния. –А что еще я должен думать? Ты не хочешь разговаривать со мной,–Алекс растерянно машет руками.–Все, что я знаю, это то, что я один здесь готов бороться за нас. –Потому что тебе это ничего не стоит,–Кричит Генри в воспоминаниях, а в реальности сердце пронзает резкая боль. Сейчас ему слишком одиноко и страшно–ему необходимо, чтобы кто-нибудь был рядом. Черт, ему это просто необходимо.       Юноша кое–как оседает на пол и непослушными руками тянется за телефоном в карман пижамных штанов. Все его крайне медленные действия сопровождаются отчаянной тирадой–«На этой неделе я схожу с ума, потому что человек, которого я люблю исчезает без объяснения. Я перелетел через океан. Я штурмовал гребанный замок, чтобы посмотреть тебе в глаза и сказать, что люблю тебя, зная, что ты не скажешь этого в ответ, поэтому...». Да, Генри помнил этот диалог наизусть, так как в течение последующих несколько недель после этого разговора, каждый день прокручивал его в голове, поэтому сейчас, когда палец уже завис над кнопкой вызова Шаана, принц закрывает телефонную книгу и открывает мессенджер, сразу же заходя в закрепленный чат. В последний раз Алекс был в сети в пятнадцать минут второго по Лондону, а сейчас–Генри перевел взгляд на часы–час тридцать два. Взвесив все за и против, оценив свою возможность вести хоть какой-то диалог, Генри с опечатками, но все же написал короткое сообщение, которое тут же улетело в Берлин, где Алекс уже несколько недель был в командировке. «Пожалуйста, убщей мекя»–именно так оно гласило.       Новая волна паники вновь охватила юношу. Дышать стало невыносимо трудно, а перед глазами все поплыло и закрутилось–Генри свернулся колачиком на полу, прижав к груди ноги и, обхватив их руками, крепко закрыл глаза, чтобы мир хотя бы постарался остановиться, и спустя мгновение потерял сознание.       Алекс получил сообщение Генри во время просмотра популярного в США ток–шоу, лежа на своей кровати в отеле, и тут же, перехватив телефон поудобнее, открыл чат, вчитываясь в достаточно странное предложение. В голове американца пронеслось с десяток хаотичных мыслей, и все они были отнюдь не позитивными. Что-то случилось. Что-то случилось с его мальчиком.       Юноша подскочил с кровати, принимаясь быстро собираться, параллельно звоня без остановки принцу, который был временно недоступен. Алекс натягивал серую толстовку, когда набрал номер Захры, чтобы та подготовила самолет к приезду юноши в аэропорт. На возмущение женщины Алекс отреагировал как можно спокойнее, стараясь объяснить ситуацию.       Всю дорогу до аэропорта Клермонт–Диас раз за разом набирал выученный наизусть номер, но так и не получил ни одного ответа.       Сам частный самолет подготовили достаточно быстро к перелету в другую страну, поэтому уже в три они взлетели. Почти два часа Алекс нервно стучал ногой по полу самолета и крутил кольцо–печатку (подарок Генри) на пальце, стараясь не думать о плохом, что не очень то и получилось: волнение за своего парня было куда сильнее.       Алекс еще ни разу не был так рад тому, что до Кенсингтонского дворца от аэропорта дорога была достаточно короткой, и спустя ровно семнадцать минут восемнадцать секунд, Клермонт–Диас засек время, чтобы перевести фокус внимания хоть на что-нибудь менее пугающее, автомобиль, с находящимся внутри американцем, остановился около западных ворот. Алекс тут же выскочил из нее и подбежал ко входу, промочив ноги в одной из луж. Юноша был безумно, очень–очень сильно благодарен Захре, которая связалась с Шааном, фактически соврала ему, что Алексу просто очень сильно хочется провести время с Генри, и тот теперь, стоя под черным дождем с фонариком, свет которого был направлен под ноги американца, встречал гостя из–за открывающихся ворот. Алекс поздоровался с мужчиной и побежал, не глядя себе под ноги, в здание, направляясь сразу же на второй этаж, ибо еще находясь в самолете тот понял, что если бы принца увидел кто-нибудь из прислуги, что могло произойти со сто–процентной вероятностью на первом этаже, так как там распрологались кухня, столовая и центральный зал, практически круглосуточно наполненные людьми, то ему бы все стало известно куда раньше и не от самого Генри.       Перескакивая через ступеньки, юноша влетел в первую, самую близкую к комнате Би, спальню, но там никого не обнаружилось. Это чуть сильнее напрягло Алекса, поэтому тот быстрым шагом принялся заглядывать во все подряд комнаты, не особо обращая внимания на то, принадлежат ли они Генри или Би. В конце коридора оставалась только одна комната–вторая спальня Генри, которой тот боялся из-за всего того дерьма, что происходило в ней: начиная с новости о смерти отца и заканчивая последней ссорой парней. Почему-то у Алекса не осталось сомнений, что принца может там не быть, поэтому тот буквально вбежал в комнату.       Американец беглым взглядом осмотрел ванную комнату и уборную, которые находились ближе ко входу, но не обнаружив там знакомую фигуру направился, собственно, в саму спальню, тут же натыкаясь взглядом на лежащего на полу Генри, который трясся и плакал: видимо парню вдобавок ко всему этому ужасу еще и снился кошмар. Алекс опустился на колени и, вытянув ноги, переложил голову своего парня на них, начиная вытирать многочисленные слезинки на его щеках. –Генри. Генри? Любовь моя, просыпайся. Генри, милый, пожалуйста, проснись.       Принц медленно открывает глаза и щурится от яркого света. –Ал...Алекс? Что ты здесь делаешь? –Ты написал, Генри, я прилетел к тебе. –О, Боже,–Вздыхает принц, вспоминая из-за чего американец сейчас сидит во дворце, на полу его комнаты, и утыкается носом в бедра Алекса. Слезы вновь подступают к глазам.–Алекс, прости меня. Прости меня. Ты не должен был прилетать сюда из другой страны. Ты не должен был видеть меня в таком состоянии. Прости меня. Прости меня. Прости, Алекс.       Генри вновь плачет, обвивая талию Клермонта–Диаса руками и прижимаясь лицом к его животу. –Ох, милый, тебе не стоит извиняться за то, что тебе необходима помощь,–Алекс запускает пальцы в светлые пряди волос, начиная массировать кожу головы, так как он точно знает, что принца это расслабляет.       Генри плачет еще какое-то время, Алекс даже приблизительно не знает прошло ли десять минут или полчаса, спустя которые тот чуть успокоился, и вскоре начинает бормотать что–то бессвязное, периодически всхлипывая. –Алекс, я... Я так испугался. Не знаю, что на меня так нашло. Мне стало так страшно, Алекс. Наш диалог. Ты разочаровался во мне. Я не хотел тогда тебя обижать. Честно–честно. –Любовь, я плохо понимаю, про какую ситуацию ты сейчас мне пытаешься рассказать, но точно знаю, и ты, уж, будь добр запомни, что я ни разу не разочаровался в тебе. Не считая тот случай из детства конечно же. Генри, сейчас тебе нечего бояться: я рядом. Я тут. Все хорошо. Все хорошо, дорогой. Давай попробуем вместе восстановить твое дыхание и постараемся успокоиться, хорошо? –Хорошо,–Шепчет Генри одними губами и садится, чуть сгорбившись, напротив Алекса, который тут же сложил ноги по–турецки.       Алекс берет Генри за руки, начиная растирать их, так как те были ледяными, и смотрит в карие глаза напротив. –Так, давай сделаем глубокий вдох через нос,–Юноши выполняют это действие.–И выдох через рот. Фух. Вдох, выдох. И снова вдох, и выдох.       Все это время Генри, не отрываясь, смотрит в родные глаза напротив и дышит. Наконец–то он может спокойно это сделать. –Как ты? –Лучше. –Хорошо. Так, давай я тебе принесу водички, хочешь? –Хочу, но не уходи пока что, пожалуйста. –Хорошо. Иди тогда сюда.       Алекс притягивает Генри в объятия и начинает поглаживать его спину горячими ладошками. Принц же утыкается таким же холодным, как и руки, носом в шею своего парня, вдыхая кокосовый гель для душа, не перекрытый сейчас никакими духами. Генри стало чуть спокойнее на душе: Алекс рядом, и если что он обязательно спасет принца.       Принц Уэльский в последний раз всхлипывает и садится ровно, опуская голову вниз, чтобы спрятать лицо. Алекс прищуривается и встает на ноги. На эти действия Генри вздрагивает: невольно в голове пронеслась мысль, что он разочаровал Клермонта–Диаса, и тот сейчас навсегда уйдет, оставив его одного здесь, в этой страшной комнате и в таком состоянии. –Генри, я сейчас схожу быстренько за водой в твою комнату и вернусь, хорошо? Я не бросаю тебя, милый.       Алекс положил руку на щеку принца и приподнял его голову, чтобы после заглянуть в красные опухшие глаза, которые смотрели на него с такой безграничной надеждой и верой, что у американца, как будто бы реально, сжалось сердце. –Угу,–Промычал Генри и перевел взгляд на свои руки.       Клермонт–Диас быстрым шагом направился в основную спальню Генри, где вскоре налил в стакан прохладной воды из фарфорового графина, и поспешил во вторую спальную комнату. Вернувшись к Генри, он застал его смотрящим в спинку кровати пустым взглядом. Американец подошел к принцу и присел на корточки перед ним, протягивая стакан. Только, когда он промелькнул перед лицом Генри, тот заметил в принципе, что Клермонт–Диас вернулся. –Пей, милый: вода поможет тебе прийти в себя.       Генри кивнул и, обхватив стакан двумя руками, так как те все так же мелко тряслись, поднес его к лицу. Губы Алекса образовали тонкую полоску, и их обладатель протянул руку, чтобы на всякий случай придержать фарфоровый предмет. Напившись принц передал стакан американцу и глубоко задышал. –Спасибо,–Голос Генри стал чуть звонче, что обрадовало его парня.       Алекс подошел к прикроватному столику и поставил туда посуду, поспешив вернуться к принцу. Тот снова сжался и глядел куда-то сквозь стену. Клермонт–Диас вздохнул: ему не нравились такие вот выпадания Генри из реальности. Алекс вновь сел напротив принца и аккуратно положив руку на плечо Генри–тот пришел в себя и постарался сфокусировать взгляд на глазах напротив. –Как ты? –Не знаю... Никак?–Генри обращает внимание на то, что Алекс начал поглаживать того по плечу.–Плохо. –Ох, малыш, что произошло? –Я,–Принц запинается.–Я не знаю, Алекс. Это все так быстро навалилось, и вообще такое у меня редко бывает, ну, чтобы так плохо. Оно конечно бывало и раньше, но чтобы настолько сильно–нет. Боже, какой это все кошмар. Я помню, что выходил из какой-то комнаты и хотел пойти спать, но тут раздался какой-то шум в этом конце коридора. Я пошел посмотреть. Оказалось, что здесь было незакрыто окно, ну я закрыл его, а потом я вспомнил, какие события происходили в этой комнате, и стало так страшно. Алекс, я начал задыхаться и у меня закружилась голова. Я тебе написал что-то? Я не помню что именно. У меня вообще сейчас проблемы с памятью и речью, но это скоро пройдет, всегда проходило.       Алекс хмурится, пытаясь разобрать, а после понять, что там бормочет принц себе под нос. –То есть ты пришел в эту комнату и испугался воспоминаний. Я правильно тебя понял? –Да, но не только воспоминаний. Алекс, я почувствовал себя так одиноко тогда. Ты знаешь, я часто себя так чувствую. Нет, я понимаю, что у меня есть ты, Би, Пез и даже Шаан, с которым иногда можно поговорить на интересные темы, но, черт, мне просто кажется, что вы в любой момент можете отвернуться от меня из-за того, что я такой проблемный и не ценю вас. Я люблю тебя, люблю Би, Пеза, Шаана, но это чувство все равно есть. Мне как будто нужно что-то еще, но я не понимаю что, Алекс. Это так тяжело. Мне трудно просыпаться и засыпать с мыслями, что я один. А еще эта постоянная тревога, что, если обо всем этом когда-нибудь узнает Филипп или дедушка, то меня обязательно отнесут к психам. Я не хочу, чтобы они еще сильнее во мне разочаровывались: я и так гей и позор Короны. –Малыш, я правда в ужасе с того, что у тебя такие мысли по отношению к самому себе. Ты не заслуживаешь этого всего. Правда. Ты самый светлый и добрый человек, которого я знаю, милый.       Генри, ты не думаешь, что тебе стоит обратиться к специалистам? Я понимаю, что скорее всего это пришлось бы сделать очень тихо, чтобы пресса и твоя семья об этом не узнали, и это было бы трудно, но, любовь, на мой взгляд, тебе это необходимо. Как считаешь? –Я не знаю. Да, наверное да. Но не уверен, что смогу. Это сложно. Не знаю. Все это имеет слишком большие риски для Короны. –Ты уже рискуешь своей жизнью и, следовательно, королевством, когда ничего не делаешь с тем, что беспокоит,–Алекс сжимает свою руку на плече Генри.–Все, хорошо, тебе сейчас в любом случае нужно отдохнуть, а после мы обязательно, слышишь, обязательно подумаем, как тебе помочь. Я обещаю.       Уголки губ принца неловко приподнимаются, и их хозяин качает головой. –Итак,–Клермонт–Диас вскидывает руки.–Чтобы отдохнуть давай–ка пойдем в твою спальню, а то здесь какая-то дурная атмосфера.       Алекс поднимается и сверху вниз смотрит на своего парня–тот продолжает сидеть, разглядывая руки, сжавшиеся в кулаки. Американец облизывает губы, пытаясь понять, что происходит, но, в конце концов, решает просто спросить. –Генри, что случилось? –Я... Я не могу встать. –Так, окей, это скорее всего переутомление. Не волнуйся: я рядом. Хватайся за мою руку.       Как только холодная рука принца оказалась в теплой, Алекс медленно потянул Генри на себя. Принц пошатнулся и тут же оказался в крепкой хватке американца. –Обопрись на меня. –Тебе не будет слишком тяжело? –Не будет. Давай, Генри. Мы пойдем не очень быстро, но если вдруг ты почувствуешь себя плохо или нужно будет отдохнуть, то сразу скажи. Готов?       Генри подтверждающе промычал, и они пошли. В дверном проходе Алекс настоял на небольшом перерыве для принца. Во время него Алекс спросил Генри о его самочувствии, и, получив тихое «Все нормально», чуть расслабился, предлагая продолжить движение.       Весь путь до комнаты Генри кое–как переставлял ноги–Алекс был расстроен этим фактом, но не мог ничего сделать: на руки англичанин не полез бы точно и еще бы обиделся вдабавок на такое заявление.       Оказавшись в спальной комнате, Алекс включил свет настольной лампы на прикроватной тумбочке, на несколько секунд оставив постоять принца в дверном проеме–только после «Алекс, я подожду. Ты же не хочешь, чтобы мы вместе упали в темноте и сломали себе что-нибудь»–и подбежал к Генри, помогая ему дойти до кровати, а после поправляя подушку под его головой и бережно накрывая одеялом, на последние два действия принц не обратил внимания, вновь находясь в мыслях.       «Генри–человек–прострация–и–это–плохо.»–подумал американец, когда снимал свои штаны, решив спать в боксерах, открывал шкаф с одеждой и искал там свою любимую футболку, принадлежащую, конечно же, хозяину комнаты. Алекс переодевается за рекордные секунды, стараясь не спускать взгляда с принца. Тот, похоже, засыпал.       Алекс ныряет под теплое одеяло и поворачивается лицом к Генри. Принц как будто потихоньку возвращается в реальность и вскоре фокусирует взгляд на карих глазах напротив. Они смотрят друг на друга какое–то время: Генри–с тоской и надеждой, а Алекс–с нежностью, тревогой за любимого человека. –Прости меня за весь этот бред. Тебе очень сильно попадет за неожиданный отъезд? Я могу чем-то помочь? –Никогда, слышишь, никогда не смей извиняться за свои чувства и эмоции. Ты это важно. Ты очень–очень сильно дорог мне, Генри, поэтому я буду только рад, если впредь ты не будешь вынашивать свои переживания только в себе: это не приведет ни к чему хорошему,–Хмурится Алекс, но старается расслабиться, заметив проскользнувшую в глазах напротив тревогу.–И, Боже, милый, самая большая помощь, которую ты можешь сейчас сделать,–это поскорее заснуть. Закрывай глазки, любовь моя.       На лице Генри появляется хитрая ухмылка–он тянется к Алексу и коротко целует его в губы. –Спасибо,–Шепчет принц и соприкасается губами вновь.–Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо.       Алекс улыбается: Генри открыт перед ним и честен в своих эмоциях и чувствах. Клермонт–Диас уверен, что это мгновение стало чем-то большим, чем простые «Спасибо», произнесенные Генри. Алекс пока не знает чем именно, но это сейчас и не важно. –Принц Уэльский, будьте добры уже угомониться, а не бесконечно благодарить меня и целовать меня в губы, хотя это безусловно приятно. Вам необходимо отдохнуть, Ваше Величество. –Я понял,–Генри целует Алекса в последний раз и падает головой на подушку.       Принц сгибает одну ногу, которая тут же оказывается зажата между бедер Алекса, прижимет руки к груди и чувствует, как чужие горячие ладони оказываются на его лопатках, прижимая Генри ближе к его парню.       Принц Уэльский выдыхает.