The Dark Urge

Лорелей всматривалась в закат, будто надеялась отыскать там свое прошлое. Прошлое не находилось, а в настоящем был лишь шум сцепившихся из-за очередной ерунды девиц да стрекот цикад. Уже почти провалившись в ночную медитацию, дроу дернула ухом, расслышав мягкие шаги. Очень близкие шаги. Она резко вскочила, вскинув кинжал, но тут же расслабилась. Перед ней стояла давешняя бардесса-тифлинг, выставив лютню в защитном жесте. — Как я рада, что я вас нашла, — промямлила она. — Погоди, ведь это же я. Альфира из Рощи. Лорелей смотрела на девушку, а та продолжала говорить, постепенно ее голос набирал уверенности и громкости: — Ты… ты вдохновила меня. Я хочу доказать, что могу быть хотя бы вполовину таким бардом, как Лихайя. Я хочу присоединиться к тебе, сражаться бок о бок. Я хочу помогать другим — как ты помогла мне. Альфира продолжала говорить, как хочет не просто петь о чужих приключениях, а создавать собственные истории. Лорелей смерила девушку мрачным взглядом и произнесла лишь: — Нет. Уходи немедленно. Но та словно не слышала: — Но я умею сражаться! Я тебя не задержу, клянусь! Ну пожалуйста, пожалуйста! Лорелей хотелось застонать от ее бестолковости: — Не знаю, как тебе удалось добраться сюда и не притащить всю орду гоблинов на хвосте, но это не важно. Твари могут выследить наш лагерь по твоим следам, поэтому ты можешь остаться до утра. Но утром ты уйдешь обратно, откуда пришла. Альфира как-то враз растеряла весь свой задор и потухла: — Хорошо. Тогда, спокойной ночи, наверное. Посчитав разговор оконченным, Лорелей вернулась к прерванной медитации. Постепенно вечерний шум в лагере утих, среди деревьев мелькнул силуэт Астариона, отправившегося на ночную охоту. Лорелей закрыла глаза и сосредоточилась на своем дыхании. Лагерь спал.

***

Сознание вернулось к ней резким толчком. Лорелей напряглась, пытаясь осознать себя. Она стояла, тяжело дыша. Голова разрывалась от боли. Рука сжимала кинжал, черный в неверном свете луны. На земле перед ней лежало что-то. Даже прекрасное ночное зрение дроу не позволило ей сразу понять, что она видит. Какая-то куча тряпья, бубенчики, моток водорослей… лицо. Когда взгляд Лорелей наткнулся на лицо, перед ней словно стала собираться мозаика: не водоросли, а слипшийся ком волос, остатки бубенчиков с бардовского наряда, кисть руки, легкие и изрезанное сердце, венчающее то, что еще недавно было миловидной тифлиной. Лорелей неверяще уставилась на свои руки, выронив кинжал. Правая ощутимо подрагивала, утомленная многочисленными ударами, которые нанесла. Во рту поселился мерзкий привкус, словно она в ярости рвала жертву зубами. По телу разливалось давно забытое ощущение полного покоя и удовлетворения. Первым действием Лорелей стал абсолютно бессмысленный рывок к ведру с водой. Она яростно оттирала кровь с рук, с лица, полоскала рот, потом ее вырвало прямо там на траву. Лорелей трясло. Да, она и раньше убивала, но вынужденно, в бою. И никогда не убивала так, никогда не наслаждалась убийством. Чей-то насмешливый голос, ее собственный голос, почти пропел в самое ухо: — Убеждай себя в этом посильнее, дорогая, может и поверишь. Хотя оторванная рука какого-то неудачника, закопанная под рунным кругом, наводит на определенные мысли, тебе не кажется? Перед бардом стояла она сама, одетая лишь в разводы крови на коже. Эта Лорелей была уверенной и сильной. Она подошла к трупу, подняла то, что осталось от головы, игриво лизнула в щеку и протянула, как подарок: — М-м-м, вкусняшка. Хочешь? Реальная Лорелей отшатнулась… и пришла в себя. Над лагерем поднимался рассвет, а возле дроу и того, что осталось от Альфиры стоял весь их немногочисленный отряд. Взгляд Лорелей метался от одного к другому, пока она срывающимся голосом говорила: — Я… я не помню. Я не знаю, зачем это сделала! Лица кривились в недоумении и брезгливости. Наконец, Шэдоухарт сказала: — Наверное, это личинка повлияла на тебя. Это предположение дало хоть какое-то объяснение и положило конец «допросу».

***

Позже, когда все брели в сторону болот, Лорелей нагнал Астарион и внезапно сказал: — Просто прими к сведению: я не осуждаю тебя за то, что случилось с этим бардом, Альфирой. А когда дроу посмотрела на него изумленно, улыбнулся своей завораживающей улыбкой и добавил: — Но твое виноватое личико — картина просто бесценная. И почему-то, от его слов Лорелей стало легче.