Безнадежна

Ангела просыпается рано, в чужой постели, открывая глаза не от звука будильника, а от серого света, сочащегося через высокие окна, которые забыли закрыть вечером. Забыли или просто не стали, увлеченные друг другом. Она жмурится, в тщетной попытке забыть произошедшее. Как наказание, находящее ее снова и снова. И оборачивается. Огненная макушка единственным ярким пятном в этой постели пылает и источает жар. Как стыд Ангелы, как ее клеймо. Она не хотела этого, они обе этого не хотели. Или все же? Ангела наклоняется к ее волосам, вдыхает их аромат и легко, почти невесомо, касается макушки губами. Сдерживает себя во внезапном порыве оставить еще поцелуй на шее и еще с десяток вдоль спины по позвоночнику. Не сегодня. Поднимается с кровати и тихо собирает раскиданные вещи: замявшийся кашемировый джемпер, легкая блузка и светлые брючки. Кидает последний взгляд на сладко спящую Мойру и тихо затворяет за собой дверь, скрываясь в темноте коридора. Уже одетая находит там же одну лаковую лодочку и тратит почти целую вечность на поиск второй. Накидывает плащ и сбегает. Именно сбегает, от той, которой весь прошлый вечер клялась в любви, которую молила о большем, просила не прекращать. Алый стыд заливает щеки, пока она быстро спускается по лестнице, игнорируя лифт. Остаться хоть на секунду рядом с квартирой той, что является центром всех пороков невыносимо. Хочется вернуться, запустить пальцы в эти волосы, почувствовать вкус ее губ, немного горький от сигарет и остаться в этой огромной кровати, слишком большой и холодной для нее одной. Но Ангела спускается быстро и решительно и только у выхода из подъезда немного замедляется, застегивает пуговицы трясущимися пальцами, будто убегает от погони. Достает севший телефон из кармана и смущенно замечает блеск собственных глаз в его темном стекле. Поправляет растрепанные волосы, зачесывая их пальцами, с досадой понимая, что забыла заколку в чужой квартире. Но все же выходит на улицу. Утро встречает ее холодным предрассветным туманом. В наказание за совершенное, так она думает. Кутается в плащ плотнее и быстро шагает к остановке. Жалеет, что не знает который час и все время одергивает себя, когда хочет заправить волосы за ухо, знает как ей это не идет. Под ногами хрустит осенний лед и с каждым шагом ей кажется, что так хрустит ее сердце разрываясь от тоски по той с кем не может быть вместе. Она не ездила на автобусе с тех пор как окончила учебу, бывшую, будто в прошлой жизни. И так же давно не ходила без сумки, которая осталась в квартире Мойры вместе с заколкой. Потому удивляется, найдя мелочь на проезд в кармане плаща. На нее это не похоже, на нее вообще все это не похоже. Когда почти пустой автобус останавливается на нужной остановке, она снова сбегает, спешит спрятать себя, свои чувства за белым халатом. Работа всегда ее успокаивала, помогала собраться. Вот и сейчас прохладная лаборатория, где слышны только шум и писк электроприборов, приводит Ангелу в чувство, возвращает ей зыбкое ощущение контроля над ситуацией. Ровно до тех пор, пока дверь не открывается и на пороге лаборатории огненной вспышкой появляется Мойра. Ее волосы слегка растрепаны, одежда помята и это не может не выдавать той спешки, с которой она собиралась на работу. Не от того, что боялась опоздать, а надеясь догнать Ангелу, перехватить ее в пути. Для чего? Их взгляды встречаются, находят друг друга и выдают все чувства, раскрывают весь стыд и неловкость Ангелы этим утром, весь страх и непонимание Мойры. Они обе взрослые и им нечего стыдиться. Обе отводят взгляд мгновение спустя, теряясь в собственной неловкости и стыде. За чувства, с которыми не смогли совладать, за лишний выпитый накануне алкоголь, за слова и нечто гораздо сильнее слов. Им стыдно за самих себя. — Ты забыла сумку, — говорит Мойра тихо, почти шепчет над ухом Ангелы. Та отпрыгивает в сторону как ошпаренная и в страхе озирается, ей кажется, что эти слова слышали все в лаборатории. Ей кажется, теперь весь мир знает о прошедшей ночи. — В машине, — немного громче и как-то горько от всей этой ситуации, продолжает Мойра. — Заберешь? — Позже, — сглатывая комок в горле, отвечает Ангела. Опускает взгляд и аккуратно отходит в сторону, делая вид, что это непреднамеренно. На это Мойра только горько хмыкает и сама уходит. Размашистым шагом к своему рабочему месту. Откуда с таким удовольствием наблюдала за Ангелой последние месяцы. *** Мойра курит. Ангела не может не смотреть на это, как много и как мало всего в двух словах. Эта женщина не просто курит, она творит искусство, любовь, секс. Все это вместе в одном простом и даже немного обыденном действии. Ее пальцы, держащие сигарету, Ангела краснеет, глядя на них. Переводит взгляд на губы. Тонкие чувственные губы. Совсем не грубые, несмотря на кажущуюся угловатость. Мойра смотрит в сторону, никуда конкретно как отмечает Ангела, прослеживая за ее взглядом. Она корит себя за это наблюдение и все же продолжает смотреть. На трепещущие ресницы, что отбрасывают на острые скулы своей обладательницы тень. На торчащие в модном беспорядке волосы. Снова на ее губы. Этой ночью они перешли все мыслимые запреты. Ангела думает, можно ли им двоим после этого называться любовницами. Нет, глупо звучит. Она успевает отвести взгляд в последний момент, делая вид, что ее интересует книга, лежащая перед ней на пластиковом столе во дворе лаборатории. Делает вид, что строчки, смешавшиеся в непонятный кисель, куда важнее, чем прожигающий ее взгляд. Что весь мир важнее, чем Мойра. Впивается ногтями в ладони и понимает — это не так. Мойра важнее, чем весь мир, чем все миры. Ангела поднимает взгляд как раз вовремя и одновременно невероятно не вовремя. Мойра идет к ней. Без сигареты в руках, но с яблоком. Грех. — Где ты его взяла? — С дерева сорвала, уже сезон, — кивает не дерево за ее спиной и широко нахально ухмыляется, протягивая яблоко Ангеле. — Спасибо. Вот такие у них отношения. День за днем Ангела изучает Мойру, мечтает о ней в фантазиях самых смелых. И иногда, напившись до беспамятства или просто немного заработавшись, они остаются наедине. Не как подруги, в моменты их близости, Ангеле не нужны слова. Только горячие поцелуи грехоподобных губ Мойры, только наслаждение, которое они приносят. И в этом нет любви. Или так Ангела хочет думать. Любовь ей не нужна, не нужны отношения и слухи. Только Мойра. — Ешь же, — говорит она, усаживаясь рядом, достает из пачки сигарету и прикуривает. Знает, как Ангеле это не нравится, и все равно делает. Ангела надкусывает яблоко, притворяясь, что его вкус нравится ей больше чем смотреть Мойре в глаза. На самом же деле она будто ест бумагу. А про себя гадает и молится, чтобы Мойра поцеловала ее прямо сейчас. И пусть бы их отношения стали явными. Смотрит на ее губы. И снова отворачивается. Как и всегда. *** Мойре все нипочем, для нее все это игра, для нее Ангела не более чем трофей, затянувшееся очередное увлечение. Даже когда она обнимает крепко, до побелевших ладоней и шепчет глупости ей в ухо. Мойра не отвечает, смотрит, будто сквозь нее и делает вид, что не слышит ее горячих слов. — Не делай этого. Посмотри на меня, пожалуйста. Ты знаешь, я не смогу без тебя, просто не сумею дальше жить. Мойра сглатывает комок в горле, отворачивается. Отталкивает Ангелу, но бережно, боясь навредить. — Никаких отношений и любви, ты сама говорила. Ангела знает, помнит, как просила не афишировать, как боялась любого, даже самого обыденного контакта. Вела себя как девица. И теперь ей стыдно за это, перед Мойрой, перед самой собой. — Я была не права, — все на что ей хватает сил. Отводит взгляд. Мойра холодно молчит, смотрит на белую макушку. И Ангела чувствует ее прожигающий взгляд, но не может заставить себя ответить на него. Стыд за себя и свои желания все еще силен. — Да, — наконец отвечает Мойра. Напряжение между ними почти осязаемо. Обе мечтают продлить объятие, соединиться в поцелуе. Но Мойра отступает на шаг, разбивая наваждение в дребезги. Резко разворачивается на пятках и уходит. Она не видит слез Ангелы, знает, что они есть, слышит всхлипы, но не оборачивается. Мойра уходит. В ее истории не может быть иного финала.