очаровательно хрупок

Нил до крови расчесывал шрамы. Особенно на лице. Когда такое происходило, Эндрю просыпался, но не из-за активных действий рыжего, а словно чувствовал что-то. Спустя какое-то время он научился предугадывать приступы Джостена и просыпался за несколько минут до того, как парень начинал сдирать с себя пластыри, аккуратно приклеенные Миньярдом перед сном. Для Эндрю забота была несвойственна, но ночью, когда боль Нила доходила до той опасной грани, перейти которую он сам не способен, Миньярд позволял ему поделиться с собой этой болью и оба утопали в ней. Привыкли уже. Он клал руки рыжего на свое лицо и позволял причинять себе вред. Утром они долго разговаривали насчет этого. Близнецу никак не хотелось признавать, что все из-за Нила. Все раны на его лице из-за Нила. Все раны на его сердце тоже из-за Нила. Но Нил был и тем, кто все это старательно штопает и залечивает. Миньярд знал, что сделает с собой рыжий: привяжет свои руки к кровати или перестанет спать вообще, лишь бы не причинять никому боль. Эндрю упорно не отвечал на расспросы парня, однако и Джостен не был промахом. Все понимал. Молчал. Знал, что спорить бесполезно. Отношения этих двоих с самого начала были наполнены болью. Переходить эту грань сложно, особенно для Миньярда, совершенно не привыкшего к подобным взаимодействиям. Он почувствовал что-то, несвойственное ему, лишь спустя несколько месяцев совместного проживания, но на принятие этого потребовалось гораздо больше времени. Эндрю выбрался на балкон и уставился на луну. Очередной приступ Нила закончился только что, щеки Миньярда неприятно жгло и покалывало от ран, однако он не жаловался. Никогда не жаловался на него. Никогда не смел обвинять Джостена в том, что тот делает. Они оба понимали, через что каждому пришлось пройти. Глубоко задумавшись и не отрывая взгляда от луны, близнец не услышал, как на улицу вышел Нил. И Нил знал, что Эндрю его не слышит, поэтому прежде, чем прикоснуться к парню, он дал о себе знать коротким «милый». Миньярд привык, однако все равно не понимал, почему рыжий так его зовет, ведь это определение стояло чуть ли не последним в списке черт характера близнеца. Джостен никогда не перестанет удивлять его. Шея – самое уязвимое место Эндрю, но сейчас он позволял Нилу касаться его там. Лишь бы стало легче. Никто из них не говорил про кошмары, из-за которых рыжий страдал и причинял страдания другим. Не только физические. - Прости меня, моя любовь, - в такт песни Земфиры прошептал Нил, нежно проходясь губами по щеке Эндрю. Сейчас они были похожи друг на друга. Они вообще всегда были похожи, иначе никогда бы ни один из них не пустил в свою жизнь другого. Единственное, с чем все еще боролся Джостен в характере Миньярда – его стремление казаться сильнее. Он знал, что Эндрю не такой. Совершенно не такой. И каждый раз, когда близнец делал вид, что ему все равно, что ему не больно, что он сможет справиться сам – он жестоко обманывал себя. Только себя, ведь Нил давно почувствовал то, что по-настоящему могло описать близнеца: хрупкость. Он был так хрупок, очаровательно хрупок. В то время, когда стоило думать о себе, разобраться со своими кошмарами, со своим внутренним состоянием, Джостен чувствовал, как разрывается его сердце от той мысли, что помощь нужна вовсе не ему. Но осознание одного факта делало ему еще больнее: Эндрю уже не поможешь. Нельзя. Даже если бы он позволил – он на грани никогда больше не собрать осколки своей хрупкой души. Нужно просто быть рядом, и Нил был этим самым рядом. Хотелось разорваться на куски, отдать Миньярду часть себя и видеть, как тот потихоньку станет оживать. Невозможно. Если бы только они встретились раньше. Лет на десять раньше. - Эндрю, холодно. – тихо прошептал Нил после недолгого молчания. Мог ли быть у них шанс? Он почувствовал, как парень кивнул, но они остались стоять на балконе. Оба покалеченные и измученные. Оба, старающиеся справиться друг с другом. Ломающиеся. Собирающиеся вновь. Желающие познать друг друга и себя самих.