Это место давно уже прогнило.
Этот переулок в полицейском участке называют "Город Грехов". Думать над названием долго не пришлось, когда в участок пришла девушка и подала заявление на трех мужчин, которые грубо надругались над ней. Именно она и дала название этому чертову месту.***
Бледные костлявые руки крепко сжимали черный кожаный руль полицейской машины, лобовое стекло ловит равнодушный и холодный взгляд полицейского. Кожа была бледна, словно снег, а губы потресканы, будто лед под ногами. Глаза начинают бегать и ты слышишь хруст льда, от которого по телу мурашки. Ты не успеваешь даже закричать банальное: "Помогите!", но тут же падаешь в холодную воду. Мышцы слабеют, а цепи льда тянут тебя вниз, ты тонешь, тяжело дышать. Легким плохо, холодно и колко. Температура тела понижается, а руки коченеют. Тебя медленно парализует, ты пытаешься выбраться, изо всех сил, прямо как птица, которая борется за свою свободу. Так отчаянно она боролась и надеялась, но так и не спаслась от неминуемой смерти. Руки предательски трясло от холода, машина не согрелась до конца. Федор делает последнюю затяжку сигареты, смакуя гарь на нёбе и в гортани. Табак царапает горло, словно бритва. Никотин окутывает тебя, будто бы шлюха, которая виляла перед тобой своей короткой мини-юбкой. А ты поддался своим желаниям и инстинктам, подобно дикому зверю. Федор с неприятным и болезненным шипением тушит сигарету о запястье, ощущая, как белесый пепел сыпится по руке. Больно, но Достоевский привык к небольшим ссадинам на руках, шрамам и порезам на запястьях от сигарет. Дорогу освещали фонарные столбы, и то слабо. Толку от них особо не было, так что пришлось включить фары. Правда, одна перегорела, но обещали завтра починить и вставить новую. Мужчина резко давит на газ и паркуется у участка. Он, выдохнув, выходит из машины, предварительно вынимая ключи с брелком игральной кости. Брюнет блокирует машину. Холод пробирает до костей, безжалостно ломает их острым морозом. Достоевский выдыхает, а изо рта при первом вздохе сразу же валятся клубы пара. Сегодня холодно после дождя. Неприятные мурашки проходят по телу, когда Федор наступает в глубокую лужу. Полицейский тихо выругался, но, встряхнув ногой, все же заходит в штаб. Ноги особо не держали, а подкашивались. Коленные чашечки ныли от ударов в них, Достоевский любил ударять по ним жезлом, когда ему было нечего делать. Темные синяки покрывали безжизненную кожу. Он тянется к металлической ручке двери усталой рукой, медленно и тяжко. Достоевский ощущает холод металла, чувствует то, как скользит по нему кожа после прохладного дождя. Теплый участок несколько успокаивает Федора, по вечерам тут особенно тихо. Лампа висела на протекающем потолке, оголяя свои провода. В помещении дежурной части никого не было. Сегодня на удивление тишина. Достоевский осторожно садится на металлический стул, облокотившись на изголовье. Мужчина тихо выдыхает, немного кашляя. Прокуренные легкие дают о себе знать. Тишина напрягала, а уж особенно жалобный скрип решетки рядом. Она нагнетающе скрипела, жалобно и протяжно. Она - убийца тишины. Достоевский смотрит в темный коридор в другой конец участка. Мрак пугал и напрягал полицейского, что тот невольно потянулся к своему пистолету "МР-654К". Завывание ветра за окном и стук ставней о стекла пугал и настораживал еще больше. Достоевский встает со стула и медленно направляется в темноту, направив дуло пистолета в мрак, который постепенно поглощал Федора. Ужастик, придуманный разумом растворяется, когда тот слышит телефонный звонок. Такой неприятный, но в то же время родной и успокаивающий, особенно сейчас. Федор, облегченно выдохнув, тянется к телефону, положив пистолет на стол. –Алло? – Коротко отрезает Достоевский, пытаясь прокашляться перед разговором. –Алло, Федор Михайлович, здравствуйте! – Приятный женский голос несколько успокоил Достоевского, а на лице появилась улыбка. – Генерал уехал к жене, у которой начались схватки, а люди в дежурной части отошли на полчаса. Они оставили пришедшим записку на столе. Вы, просто, наверное, одни там.. И только после этих слов Достоевский замечает записку на столе. Он расслабленно выдыхает и вновь тянется к трубке телефона. –Неважно. Спасибо, что предупредили. – Достоевский только хотел повесить трубку, как его останавливают: –Постойте, Федор! Достоевский вопросительно хмыкнул девушке в ответ. –Генерал приказал вам проверить "Город Грехов" перед комендантским часом. Вдруг там будут дети.. Федор резко кладет трубку. Достоевский вздыхает: а ведь он только хотел поехать домой со счастливой улыбкой, лечь в кровать и радостно закрыть глаза, наконец-то нормально поспать. Но, нет, черт подери, надо проверить "Город Грехов". Да кому он нужен? Всех пьяниц и наркоманов уже оттуда прогнали, а о проститутках особо волноваться не стоит, это уже мелочи. Достоевский, тихо выругавшись, встает со стула и разминает пальцы с громким хрустом. Мужчина берет со стола пистолет и проверяет на наличие патронов. Осталось всего лишь два, но, смена уже заканчивается, а в "Городе Грехов" никого не будет, уж в этом он уверен. Достоевский выходит из участка, спускаясь по скрипучей лестнице, при этом разблокировав машину. Фары мигнули, а автомобиль издал характерный писк. Достоевский открывает дверцу и садится, включая дворники. Они начинают очищать лобовое стекло от разводов каплей дождя, при этом издавая неприятный скрип и визг. Достоевский решает заранее достать наручники из бардачка, а то мало ли что. Он крепит их на ремень, рядом с пистолетом. Когда дворники закончили свою работу, Достоевский заводит машину и, слегка поежившись от холода, который ледяной молнией проходил по телу, давит ногой на газ. Лужи покрыли всю дорогу, можно подскользнуться, а то и хуже попасть в аварию. Но машин на дороге было не много. Вот и хорошо. Колеса машины проваливались в кочки на кривой дороге, Федор никогда не любил ездить в ту сторону города. Там плохие дороги и старые дома, да и жители какие-то со странностями. Если заехать в одну из долгих улиц, то можно увидеть лежачего на лестнице подъезда человека, или то, как подростки курят. Достоевский редко туда заезжал. В сентябре прошлого года он был там, когда некий детектив пытался разгадать тайное убийство мужчины. Говорят, он был иностранным агентом. Видимо, узнал что-то лишнее, а крупные организации быстро справляются с этим. Его нашли в квартире сорок восемь, застывшая кровь размазана по полу, а красивая люстра была разбита на множество осколков. Под нею и лежал тот самый мужчина. Куски стекла оставили глубокие царапины, глаза были в мелких кусочках люстры, а ноги придавили шкафом, который преграждал путь в саму квартиру убитого. Мышцы не выдержали и разорвались в кровь под давлением тяжелого шкафчика. Детектив же отказался работать с делом шестьдесят семь и ушел восвояси, а дело так и осталось незаконченным, но полиция тоже отказалась возобновлять дело об убийстве, считай, оно уже закрыто. Улицу прозвали "Долина смерти". Совсем недавно в участок прибежала заплаканная женщина, доложившая о смерти ее маленького пятилетнего сына. Полиция не сразу поняла, о чем пытается сказать женщина, ведь она буквально при произношении каждого слова заикалась и запиналась, пыталась отдышаться и рыдала при каждом слове. Зимой мальчик катался с друзьями на санках, компания несовершеннолетних решила съехать с высокой скалистой горы. Мальчик, при езде, повернулся лицом к друзьям и улыбался им через плечо, но развернувшись к дороге он потерял контроль над санками и врезался в фонарный столб. Сильно пострадал череп маленького мальчика, спасти юнца не удалось, он скончался прямо на месте. Лишь засохшая кровь на металлическом стволе фонаря напоминала о том мальчике и о его невнимательности. Таких ситуаций и незавершенных дел полно. В каждом уголке города где-то рыдает и потихоньку сходит с ума родитель от потери своего чада. Достоевский наконец-то доезжает до того переулка, до этого чертового "Города Грехов". Тело пробирает легкий холодок, десятки лет назад поглотивший этот район. Федор заезжает сюда, аккуратно паркуется прямо там и, на всякий случай ощупав пистолет и наручники, выходит из машины. Слышится хлопок двери. Достоевский достает фонарик и включает его с характерным щелчком, который прервал всю темноту. В свете летали пылинки и комары, по мусорным бакам ползали тараканы, мерзкие сороконожки и крысы, которые своим писком тоже нехило настораживали. Полицейский направляет фонарь на крышу, но тут же в легком испуге и удивлении поджимает губу, когда видит краешек темно-синего плаща, который быстро скрылся в непроглядной мгле. –Кто здесь?! – Сглотнув, выкрикнул Федор, невольно отступая назад. Послышался скрежет и скрип черепицы крыши. Кто-то ловко и проворно прыгал сверху, даже не прыгал, а буквально летал над Федором. Загадочный силуэт скрывался в объятиях луны. Холодный пот начинает стекать по вискам, до подбородка. Достоевский чувствует как он потеет, а из-за пота становится еще холоднее. Руки невольно начали дрожать: то ли от страха, то ли от холода. Сердце забилось быстрее, кровь начала течь скорее. "Стреляй! Убегай! Уезжай! " – Кричал внутренний голос, паникуя. Достоевский слышит резкий громкий стук обуви об асфальт. Кто-то спрыгнул с крыши. Федор направил фонарик во мглу и аккуратно пошел на источник звука. Деревья рядом создавали неприятную преграду, напоминая острые решетки тюрьмы. Они будто скрывали выход, загоняли в переулок глубже, гнали и хотели, чтобы Федор сошел с ума. Казалось, что ветки сужаются, создают свой безумный хоровод и сносят крышу, затуманивают здравый умысел своим ужасным танцем. –Ку-ку! – Смеющийся голос пробирает до мурашек, Достоевский только хотел повернуться, как вдруг почувствовал сильный удар по пояснице. Он упал и попытался отползти, но кто-то сел на него сверху и крепко сжимал запястья. Фонарик выпал из рук и укатился под машину. Федор не сразу сообразил, что происходит, поэтому лишь шипел от боли. На щеке осталась ссадина от резкой и столь грубой встречи с асфальтом. Достоевский лишь понял, что поймал его парень-вор, а может и вовсе убийца. Ладонь на голове прижимала лицо полицейского к грязной земле, а другая мертвой хваткой прижала запястье того к спине. –Ах, это всего лишь малыш полицейский! – Проворно хихикает тот, слегка ослабив хватку. – А я испугался! Не видел тебя здесь раньше, как твое имя, красавец? Федор будто проглотил язык, тело будто бы парализовало: неужели здешние обитатели могут быть такими сильными? Будничный, задорный, и даже несколько ласковый тон противника закона настораживал еще больше. Достоевский пытается выбраться, брыкается и старается избавиться от хватки перчаток, но безуспешно. –Пусти, или я вызову подмогу! – Хрипит Федор под давлением чужого тела. Парень сверху лишь насмешливо смеется, поглаживая исцарапанное запястье того большим пальцем. –А как же ты ее вызовешь, если я тебя сдерживаю, дурашка? – Парень убирает руку с головы и резко перемещает ее на нос обладателя. Федор замечает темно-желтый порошок на подушечках пальцев того и морщится, ворочит голову. – Ну же, понюхай сам, пока я добрый! Или мне придется применить силу.. –Я не буду нюхать твои наркотики. – Грубо выдает Достоевский, прижав лицо к асфальту. Уж лучше так. Мужчина задерживает дыхание. –Вот как..Паршивец... – Рычит тот, сжимая пальцы на запястье сильнее. Он тянет того за челку на себя и тянет вещество к носику Федора. Последний неприятно морщится и, когда кислород закончился, случайно вдыхает порошок в больших количествах. – Я же предлагал тебе по-хорошему, а ты отказался. Ох, до чего же вы, полицейские, глупышки-серые мышки! Федор брыкается и мычит, пытается сопротивляться наркотику, который поглощает тело, но, бесполезно. Сейчас он обездвижен, тело не слушается. –Как тебе кокаин? Только вчера купил! – Вор вновь смеется. Смех прямо как колокольчик. Назойливый и противный, но такой красивый. Глаза Достоевского краснеют, он чувствует жар по телу, становится чувствительнее и восприимчевие. Под тканью брюк становится невыносимо туго, неужели там был подмешан и какой-то мощный афродизиак? Федор особо не разбирается в наркотиках и прочих вещах. –Ой, не барахтайся! – Наигранным огорченным тоном хмыкает тот. Он встает с Достоевского и убирает руки с запястья и головы. Федор же, пока наркотик полностью не затмил его разум, кряхтя встает и дрожащими руками тянется к пистолету. Руки не слушаются, и тот с трудом достает оружие, но останавливается, чтобы разглядеть вора. Светлая коса аккуратно переплетна с синими атласными лентами в ней, на лице синяя карнавальная маска, украшенная голубым пером со стразами, рубашка на груди была раскрыта, открывая вид на ключицы. Зеленые глаза хитрым взглядом прожигали полицейского. Вор поднял руки и уронил трость, как бы показывая что он обезоружен. С рукавов свисали блестящие синие перья. Странный образ для вора или убийцы. Достоевский решает выстрелить, но слышится лишь глухой выстрел. Федор пробует еще раз, но пистолет будто бы сломался. Он проверяет оружие на наличие патронов раскрывает глаза: их нету, пусто. Брюнет с испугом смотрит на вора, который, усмехнувшись, показывает язык: там и лежали желтые патроны. Вор выплевывает их в сторону мусорки и направляется к Достоевскому. –Не приближайся! – Шипит Федор, отступая назад и ударяясь о капот машины сзади. Тупик лабиринта. Вор же не слушает и подходит ближе, прямо к Достоевскому. –Мое имя - Николай Гоголь. – Вор делает длинную мучительную паузу, которая напрягала Федора. Слышится стук каблуков. Зеленые глаза хитро прищурились, а улыбка на лице превратилась в тонкую линию губ. – И чтоб ты знал, в этом районе я-главный. Федор громко дышит и забирается на капот, плотно прилегая к лобовому стеклу потной спиной. Николай же, взмахнув блондинистой косою, нависает сверху, поставив руки по бокам Федора. Достоевский отмечает для себя довольно привлекательную внешность вора. Высокие худые скулы манили к себе, родинка под глазом выглядела утонченно и элегантно, пусть она и нарисованная. Внутренний голос и остатки здравого умысла отчаянно кричали: "Бей! Ударь его!" Но мышцы ослабли из-за наркотика. Николай ложит холодные ладони на талию Федора, потянувшись лицом к шее полицейского. По телу прошлись мурашки. Гоголь трется холодным кончиком носа о пульсирующую венку на шее того и впивается зубами в кожу, посасывая ее и образуя вакуум с помощью губ. Капилляры под губами лопаются, образуя красные пятнышки. Достоевский невольно тянется руками к вору и сжимает костлявыми замерзшими пальцами бархатную ткань плаща на плечах того. На удивление, парень был очень теплым. Федор прищуривает глаза от нахлынувших слез: неужели его девственность украдет какой-то вор, которому Федор не смог дать отпор? Неужели его первый раз будет с неким Николаем? Достоевский от одних этих мыслей чувствует, как тяжкий ком подступает к горлу и дрожит, ноги подкашиваются, а с глаз начинают капать слезинки на его форму. Гоголь с громким чмоком отстраняется от кожи, любуясь любовной меткой. Николай тянется к замерзшим пуговичкам на форме полицейского, но замечает золотой привлекательный для воровской личности значок. Он задумчиво притрагивается к нему подушечками пальцев, словно к чему-то необычному, а потом и вовсе значок очутился в проворливых и ловких руках воришки. Гоголь скептически вертит значок между пальцев, а после задумчиво хмыкает, оценивая вещицу. Достоевский же жалобно шипит, ощущая жар в теле. Федор возбудился из-за афродизиака, который морочил голову. Гоголь медленно пожирает Достоевского взглядом, приближаясь личиком ближе. Но воришка даже в темноте и лишь при слабом свете луны замечает выпирающий из брюк бугорок. –Уже возбудился? – Шепчет Николай, ладонью накрывая пах брюнета, массируя. Тот же прикрывает рот рукой, сдерживаясь от стонов. Большой палец ласкал головку и размазывал предэякулят по ткане боксеров. Достоевский сдавленно мычит и хнычет от таких сладких мучений вора. Он уже и забыл, что отдается воришке, противнику закона и грязному грешнику. Наркотики сделали свое дело. Пальцы на плаще сжимались сильнее, когда Гоголь сжимал пальцы меж. Он это заметил и присвистнул. –Вижу, тебе нравится когда я делаю во-от так.. – Он снова зажимает головку между пальчиков, образуя кольцо. Достоевский прижимает того к себе и утыкается носом в плечо, вдыхая аромат волос и одежды воришки. Он пропах чем-то приятным и горьким, мужской дорогой парфюм, который так дурманил. Достоевскому явно понравился этот запах. Он невольно прижимается к тому сильнее, чувствуя, как блондинистые пряди щекотят ноздри. Федор жалобно хнычет и скулит, прямо как жалкий щеночек. Он усаживается на капот машины и чувствует, как Гоголь напирает сверху. Достоевский прижимает того к себе ногами. Ближе, плотнее. Николай самодовольно улыбается, дотронувшись до молнии брюк. Он слегка оглаживает пальчиками замочек, довольно гладит, наблюдая, как Достоевский хмурится от слишком долгих прелюдий. Гоголь дразнит его. Будто бы загнал крыску в мини-лабиринт и теперь дразнит ее запахом ароматного душистого сыра. Устраивает ей приманку, чтобы она привыкла, а потом баловать питомца снова и снова... Темные бровки сдвинулись к переносице и Достоевский слегка царапает плечи Николая. –Ауч, не царапайся! – Айкает Гоголь, от боли сжав молнию на ширинке. Он мучительно медленно тянет ее вниз и сладостно мурлычет: –Ты уже возбудился, верно? – Блондин оглаживает холодной рукой ткань боксеров, просунув большой палец внутрь. Он ловкими пальчиками снимает с того белье и рука накрывает член. –Довольно большой дружок, а я то думал, что у тебя там ма-а-аленький стручочек. – хихикает Николай, снимая с правой руки перчатку и держа ее в зубах. Он начинает ласкать головку, залезая большим пальцем в уретру, быстрыми движениями размазывая смазку по всему стволу. Федор лишь отрывисто дышит, сжимая плащ сильнее и прижимая того ножками плотнее. Гоголь лишь усмехается и начинает медленно водить рукой вверх и вниз. Ладонь плавно двигается, ритмично и ласково. –Ты такой мокрый, знаешь.. – Гоголь набирает темп: быстрее с каждым вздохом Федора. Щеки покраснели, покрылись румянцем, а по телу прошлась дрожь от наступающей эрекции. Федор закатывает глаза и задерживает дыхание, обмякая в объятиях вора. Достоевский облегченно выдыхает, изливаясь Николаю прямо в ладонь. Горячее семя протекало меж пальцев и по руке. Гоголь лишь удивленно мычит, наблюдая, как густая вязкая сперма стекает по ладони. Он раздвигает пальцы, видя, как распадаются тонкие нити жидкости. –Недолго держался.. Девственник, или афродизиак так подействовал.. – Размышляет в слух вор, отстраняясь от Достоевского и разглядывая ладонь и орган полицейского. Член пульсировал, а темные синие венки на нем набухли. Гоголь одевает перчатку обратно и ласково убирает со спины руки Федора. Он нежно и почти невесомо целует их тыльную сторону. –Потерпи, душа моя.. – Голос вора стал привлекательнее, соблазнительнее и игривее. Сейчас это не тот мальчик-клоун, с которым столкнулся Федор. Это сексуальный нарушитель закона, соблазнительный и красивый. Он слегка приподнимает Федора и легким движением переворачивает того на живот, задрав форму и опустив боксеры вместе с штанами вниз. Достоевский стоял раком на капоте. Слышится лязг пряжки ремня. Штаны падают вниз, а молния на ширинке визжит. Руки грубо раздвигают ягодицы, и затем что-то горячее утыкается в сокровенное колечко мышц. Будет больно. Гоголь вставляет лишь головку и слышится первый громкий вскрик, но его тут же приглушает ладонь. –Тише, сладенький.. – Смеется Николай, входя глубже. Головка упиралась в анальные стенки, которые будто втягивали член Гоголя в себя, глубже. Они обволакивали орган, а волнистые стенки лишь дополнительно стимулировали его. Но Николай резко прекращает, и Федор расстроенно вздыхает. Послышался щелчок наручников. Кажется, Николай снял их. Руки встретил легкий холод металла. –Надеюсь, брыкаться не будешь. – Коротко отрезает Гоголь, а затем идет резкий и грубый толчок до упора. Достоевский громко вскрикивает, прижимая руки к себе. Из глаз брызнули кристаллики слез. Член разорвал мягкие анальные стенки, буквально рвал кишку. Толчки были резкими и грубыми. Федор прижимается к капоту плотнее и хнычет, ощущая, как по румяным щекам стекают соленые слезы и засыхают, оставляя после себя липкие тропинки. Капли слез падали прямо на капот. Достоевский изгибается в довольном стоне, когда член задевает чувствительный комок нервов. Головка разрывала стенки, прямо как хищный зверь раздирает когтями свою беззащитную жертву. Толчки были грубыми и резкими. Гоголь оставляет болезненный увесистый шлепок на ягодицах того. Федор качнулся вперед и вздрогнул. –Что? Твоя дырочка сжалась.. Неужели тебе нравятся шлепки? – Улыбается Николай, оставляя еще один шлепок. На коже появляется красный отпечаток ладони. Темп ускоряется, а время, кажется, шло быстрее. Толчки попадали точно в простату, заставляя Федора содрогаться в ярких оргазмах. Достоевский бесцеремонно громко стонет, подобно здешним шлюхам, под столь развратные звуки шлепков бедер о ягодицы. Николай слегка приобнимает того сзади, делает глубокий толчок и входит по самое основание в Федора. В низу живота закручивается безумно приятный узел, а в глазах стало ужасно тепло. Наручники со звоном двигались вперед в такт своего носителя. Гоголь делает последний самый глубокий толчок, который попадает точно по простате. Федор удовлетворенно вскрикивает и вновь пачкает капот спермой. Что-то горячее и вязкое заполняет кишку, оно вытекает из красной дырочки и стекает по бедрам, вниз. Федор изнеможденно ложится на капот, напирает всей грудью. Слышится игривая усмешка Николая, который обнял Достоевского за впалый живот и оглаживал грудную клетку, нарочно и дразня задевая чувствительные соски. –Спасибо за эту ночь, полицейский.. – Сладко шепчет Гоголь, оставляя поцелуй на шее мужчины. Он убирает руки и тянется к наручникам, отстегивая их. Они же со звоном падают на капот. Федор, краснея от слов воришки еще сильнее, поспешно пытался одеть брюки с бельем. На запястьях остались следы от наручников. Действие наркотика почти закончилось. Николай с крыши машет тому рукой: –До встречи, милашка! – Он шлет брюнету воздушный поцелуй и подмигивает, а после уходит под свет луны, в ночь.***
Достоевский сидит на рабочем месте в дежурной части, дремлет, накрыв фуражкой голову. Но его будит громкий стук. –Федор, будь добр, покажи новенькому участок, а то дел навалом. – Раздается грубый голос капитана. Достоевский лишь вздыхает, и подзывает новенького к себе: –Зайди пока что в дежурную часть.. Но, увидев стройного блондина и эту длинную косу Достоевский столбенеет и чуть ли не падает со стула. Федор отодвигается от того и узнает черты лица, которые он запомнил вчерашней ночью. Николай же улыбается, хитро и подло. Гоголь оглаживает плечи полицейского и, наклонившись к тому, он шепчет: –Так просто от меня теперь не отделаешься, Феденька. – Николай тянется к личику, к мягким губам и оставляет легкий поцелуй. Видимо, Федору придется еще много пройти с этим назойливым вором. Конечно, он испытывал к нему злость после вчерашнего, но ее перебивало смущение. Федор отодвигается и опаляет губы горячим дыханием: –Посмотрим, сволочь..