only you (and you alone)

Она ушла от меня. Затерялась в толпе и выскользнула, словно хрупкий материал из рук, оставив меня в тот момент, когда я думал, что всё идёт по плану и я невероятно близок. Я не знаю, что теперь говорить и чувствовать, сейчас мои мысли проносятся в голове и сливаются в унисон, и это невыносимо. Когда Джеки не появилась на работе в начале рабочей недели, я вовсе не был встревожен — у людей всегда есть бесконечное количество отговорок, чтобы не ходить на работу, а у такой, как она, особенно в последнее время — вдвое больше. Тем не менее, из-за того, что я был невероятно занят любимой работой, я не только облегчил свои мысли и не придал значения этому событию, но и не смог проведать её ни тем, ни следующим вечером. В среду меня охватила паника, которую уже невозможно было перебить ничем из того, что мне обычно приносит удовольствие. Штольня за штольней, постоянные механические взмахи киркой, необходимые минералы в моих руках, которые сразу же оказывались в вагонетке, толкаемой по рельсам вдоль одного из ответвления шахты — ничто из этого не прерывало мой мысленный поток, в котором была исключительно Джеки. Я совру, если скажу, что не переживал за неё, потому что я чувствовал себя полностью опустошённым и потерянным без неё, будто часть меня была утрачена и выброшена в утиль, она была нужна мне здесь хотя бы для того, чтобы жить нормально и не утратить самообладание, как бы иронично это не звучало сейчас. Я не спрашивал никого из коллег, потому что, невзирая на то, что мы практически не контактировали в последнее время лишь благодаря моей силе воли, мой образ базразличного доброго интеллигента всё равно трещал по швам, и мои вопросы вызвали бы ещё больше подозрений. Я должен был что-то сделать. Я всегда рассчитывал только на себя, но сейчас я по непонятным причинам чувствовал себя абсолютно дезориентированным и одиноким — именно поэтому, уже после работы, слушая раздражающее тиканье часов в своей комнате, стрелки которых лишь недавно преодолели цифру двенадцать, и перечитывая одну и ту же строчку в книге уже в двадцатый раз, я дал волю своему любопытству и своей тревоге, и уже через пять минут шёл по тёмным улицам в сторону знакомого района. Дома Джеки тоже не оказалось. Я усердно всматривался в комнаты сквозь каждое окно в надежде увидеть её прелестное спящее и, может быть, больное тело, но единственное, что я смог увидеть — отсутствие жизни, словно её никогда там и не было. Там были её личные вещи, намекавшие на существование хозяйки, но в комнатах была такая идеальная и нехарактерная для её нрава чистота, из-за которой я был сбит с толку. У меня было несколько предположений, что случилось и куда делась Джеки, но голос разума так внезапно померк перед иррациональной паникой, которая может произойти с ребенком, потерявшим свою мать, когда она ему так нужна. Джеки была нужна мне прямо сейчас, я хотел увидеть её на её кровати и знать, что с ней всё в порядке и уже в ближайшее время всё вернётся в норму, какой бы отвратительной она не была, что я могу снова успокоиться и вернуться к первоначальному плану. Я не знал, что делать теперь, но не так, как я не знал, что делать ранее — я и правда был потерян, расстроен, разбит, опустошён, и на тот момент я был убеждён, что вне зависимости от того, буду ли я холодно рассуждать над дальнейшим планом действий или просто безудержно ныть, я потерял её так внезапно и навсегда. День шёл за днём, мне становилось немного легче, и механизмы приходили в стабильное состояние в моём привычном понимании этого слова, невзирая на огромную пустоту в моей имитации души, пока постепенно моей основной задачей стало попытаться найти Джеки, чего бы мне это не стоило. Я знал о ней всё: её любимые места, её любимую еду, её лучших друзей, её секреты, её семью, её убогие интересы, которые, оказывается, не ограничиваются лишь просмотром телевизора с бутылкой пива в руках — в общем, я был уверен, что я справлюсь за считанные дни и это окажется не такой трудностью. Я был уверен. Мои планы вновь рухнули, как карточный домик, ведь, где бы я не находился, в лицах мимо проходящих людей я видел лишь тень её лица, я чувствовал её присутствие и то, что она должна быть здесь, но Джеки не было, как бы сильно я не надеялся увидеть её фигуру и её тёмные хвостики вдалеке. Что-то внутри меня умирало, я чувствовал раскаяние, ведь я не хотел, чтобы так произошло, чтобы она ушла от меня таким образом и стёрла себя из моей жизни, но не из памяти моего телефона. Сидя на одном месте часами в надежде встретить её в толпе, я невольно пришёл к мысли, что, если бы я успел, мы бы прекрасно смотрелись вместе. Возможно, в какой-то момент мы бы даже поженились… Я бы возвращался с работы, и моя милая Джеки ждала бы меня дома. В нашем доме тишина, спокойствие и идиллия. Она бы готовила ужин в своих соблазняюще коротких шортиках, сопротивляться виду её стройных сильных ног невозможно. Обменявшись лишь парой слов о прошедшем дне, я бы обнимал её сзади и, покрепче прижавшись, нежно целовал её между лопаток, говоря ласковые слова и поглаживая её талию, а затем прямолинейно прижимал её к столешнице, задирая её голову повыше — мне плевать на ужин и на то, голодна ли она. Я хочу её и, слыша её тихие стоны и кокетливые просьбы прекратить, я лишь продолжаю, забираюсь под её тонкую маечку, достигая часто бьющегося сердца. Я не позволю ей сбежать от меня, больше никогда, пока она принадлежит мне, как моя верная жена, пока я могу удовлетворять все свои желания и глубочайшие фантазии, копившиеся в моей голове с момента нашей встречи. Я сделаю это с ней прямо здесь, на столе, как бы громко она не кричала и не умоляла прекратить — она прекрасно знает, как это меня заводит. В какой-то момент недоумение, растерянность, раскаяние и волнение — всё это превратилось в чистую злость. Я был удивлён, что мне, как идиоту, потребовалось так много времени, пока я был ослеплён тревогой, чтобы осознать, что, не выдержав моего «странного», «пугающего» и очевидно угрожающего поведения, Джеки действительно убежала от меня, будто она прекрасно знала, какие у меня были на неё планы. Это злило, ужасно злило, это вгоняло меня в ярость, потому что в моих представлениях она была более слепой и примитивной, и её опасения относительно меня казались лишь проявлением «инстинкта», шестого чувства, как это иногда называют. И я не мог ничего сделать с тем, что меня надурили в самый ответственный момент, по крайней мере, до тех пор, пока я не поймаю её. А с её наглой насмехающейся рожей хотелось сделать многое. Хотелось просто увидеть её, а затем влепить пощёчину, причинить ей боль, чтобы она знала, как много боли она успела причинить, чтобы она поняла, каково это — идти поперёк моих планов. И определённо пожалела об этом. Слоняясь по улицам вечером прохладной пятницы с мыслью о том, что терпеть эту боль и пустоту попросту невозможно, я по чистой случайности вернулся к тому, с чего начинались мои поиски — к её дому. Обойдя небольшой район несколько раз и убедившись, что никто посторонний не помешает мне, я решился на шаг без возможности повернуть назад и взломал её квартиру. Я хотел сделать это при более благоприятных условиях, по сравнению с условиями, которые на моих руках прямо сейчас, но мне нужны были хоть какие-то зацепки, чтобы понять, где скрывается моя милая Джеки. Включив свет в прихожей, приятное волнение поразило мои механизмы, ведь я наконец-то находился внутри её дома по-настоящему, а не только в своих мечтах, только, к сожалению, самой хозяйки не было видно. Всё выглядело опрятно, но не так, будто здесь живёт перфекционист, а так, будто это было сделано в судорожной спешке — и пазл в моей голове начал постепенно складываться. В какой-то момент, перед тем, как заходить в комнаты, я немного опасался того, что какой-то ублюдок каким-то чудом опередил меня и забрал Джеки у меня, но, впрочем, меня не так сильно пугала подобная перспектива от компромиссного понимания, что в моём распоряжении будет хотя бы её труп, что было не так уж и плохо. Но мои глупые мысли не оправдались, ведь никаких тел в доме не было. Было кое-что поинтереснее. Да, мы бы прекрасно смотрелись вместе. Вместе, как муж и жена. Её тёмно-синие волосы прекрасно бы смотрелись в моём кулаке, она прекрасно бы смотрелась на своих коленях передо мной, её просьбы прекратить и позволить ей поесть впервые за сутки, перетекающие в жалкие умоляния просто дать ей поесть, прекрасно бы смотрелись с моим отказом до тех пор, пока она не даст мне то, что я хочу, её слёзы подавленной ярости и бессилия прекрасно бы смотрелись с моей похотливой усмешкой, её боль — моё наслаждение. Её обручальное кольцо прекрасно сочетается с её оковами, которые дал я. Она прекрасна, но только такой, какой её сделал я. Без всякой брезгливости проверив мусорку на кухне, я обнаружил обрывок записки, на котором будто бы услужливо был написан номер телефона и адрес. Конечно, это могло значить что угодно, но была ли способна Джеки на что угодно? На моём лице тотчас появилась хищная улыбка. Я получил зацепку, в которой нуждался, и теперь раскрытие этого запутанного дела было лишь вопросом времени, пока Джеки, вероятнее всего, пряталась, думая, что теперь я не знаю о ней ничего, что она не совершила ни единой идиотской ошибки, которая помогла бы мне найти её. Ну что ж, мерзкая сука. Прячься. Прячься, пока можешь, потому что совсем скоро я найду тебя и заставлю пожалеть о том, что ты встретила меня.

***

Тихий скрип двери, с которым небольшой лучик вечернего света с улицы осветил тихую квартиру, сразу же растворившись во мгле с тихим хлопком. Карл, не сдерживая широкой улыбки, быстро закрыл дверь за собой, всё это время не прекращая трогать содержимое своего кармана. У него было замечательное настроение, в его механических глазах блестел неподдельный восторг, с которым непременно хотелось поделиться. И робот обязательно это сделает, но только после того, как позаботится обо всём остальном. Бросив свою сумку на пол прямо здесь от слабого волнения и повесив лёгкую куртку на вешалку, Карл захватил с собой небольшую коробочку из кармана, спрятав её теперь в кармане своего комбинезона, и, не заботясь о своём внешнем виде после работы, сразу же направился на кухню. Конечно, он был отвратным поваром, но сегодня был слишком прекрасный и грандиозный день для того, чтобы не напрячь свои механизмы и не приложить хоть какие-нибудь усилия для того, чтобы сделать его ещё лучше. В холодильнике остались лишь макароны и кое-как пожаренное мясо, на которые и пал механический взгляд. Карл лишь натёр немного сыра и разогрел его, чтобы хоть на секунду могло показаться, что блюдо свежее. Просто, быстро и с любовью! Желая долго не медлить, геолог сразу же решил перейти к главному блюду этого вечера. Взяв тарелку с тёплым ужином, Карл сразу же направился в сторону подвала. Тихий звон его шагов отдавал размеренностью, спокойствием и глубинным предвкушением долгожданного визита. Он уже успел ужасно соскучиться. Шаги резко прервались скрипом двери, а затем ушли вниз, во тьму. Его механические глаза проливали свет на то, что находилось в подвале, и шахтёр не может не сдержать широкой довольной улыбки, когда он видит очертания лежавшего женского тела, которое уже начало слабо извиваться от посторонних звуков. Окончательно спустившись, Карл протягивает свободную руку и щёлкает переключатель, заставляя единственную висевшую на проводах лампочку сначала моргнуть, а затем раскрыть детали прекрасной картины — в углу небольшого помещения лежала Джеки, связанная в руках и ногах, плотно заткнутая тряпкой, смотрящая на него в ужасе и ожидающая самого худшего. Раздаётся вздох облегчения и наслаждения — всё, как он оставил вчера. — Здравствуй, Джеки. — приторно сладко тянет геолог, вновь и вновь осматривая свою любимую пленницу с головы до ног: она была в одних трусах, и этот факт сам по себе был уже катастрофически соблазняющим, ему было трудно сопротивляться, но у Карла было слишком замечательное настроение, чтобы сразу же переходить к сути. Девушка же, напротив, услышав шепелявый игривый голос и увидев ненавистную фигуру у входа, начала ожесточённо дрожать, тихо всхлипывать и невольно поскуливать в тряпку — и подобная реакция для робота была поистине удивительной. Карлу было даже немного жалко эту бедняжку, на бедре которой виднелся свежий крупный синяк, а на шее — заметные следы тяжёлых рук, но эта глупая жалость тотчас меркла, потому что, видя этот взгляд, полный бессилия, геолог чувствовал себя чем-то большим, чем он являлся на самом деле, его тело увеличивалось и становилось выше на фоне лежавшей дряни… и, конечно, он уже был немного возбуждён. Подойдя поближе к шахтёрке, истерика которой лишь усиливалась с каждым звонким металлическим шагом, Карл отставляет тарелку в своих руках, садится на корточки и цокает, не веря в то, что именно теперь Джеки настолько драматична. — Ну-ну. Мне жаль за то, что я сделал вчера, хоть я и уверен, что это тебе даже понравилось. Пока что у тебя нет повода плакать. Посмотри, я приготовил тебе ужин! Шахтёр слабо пододвигает тарелку к матрасу, чтобы девушка могла получше увидеть, что он ей принёс, и, на удивление, Джеки правда немного затихла от этого — само собой, она уже не была в состоянии отказываться от еды, как она частенько делала раньше, особенно от своего любимого блюда, поэтому в карих глазах блеснул по-настоящему дикий интерес к пище. На деле, Карл не хотел кормить пленницу сегодня, чтобы уже завтра она превратилась в безвольную игрушку, готовую на всё ради еды, но это лишь пережиток его более агрессивного настроения — он же не самый последний садист и психопат, чтобы так поступать. Тем более, сегодня у него был хороший повод принести еду, этот ужин был едва ли не праздничным. Довольно хмыкая от такой реакции, робот двигает тарелку ещё ближе, а затем тянется к тряпке во рту Джеки. — И почему же ты окаменела? — Карл тихо хихикает, когда девушка даже после того, как ей дали волю говорить и излагаться излюбленными ругательствами, предпочла замереть и тупо смотреть на геолога с недоверием, боязнью и упрямством, не прекращая дрожать от страха, пока на её глазах блестели слёзы. Робот усмехается вновь и берёт Джеки за лицо одной ладонью, безболезненно сжимая щёки и рассматривая до боли знакомые и греховно желанные черты лица, которые так посерели после вчерашнего. Если бы он знал, что только после этого она перестанет пытаться драться и кусаться — сделал бы это уже давно. — Ешь, ты заслужила. — геолог тянет лицо шахтёрки в сторону тарелки, едва ли не тыкая её носом в горячую еду, после чего поднимается и отходит к противоположной стене, наблюдая за тем, как Джеки всё-таки начала трапезу. — И можешь не беспокоиться, я не буду отбирать у тебя тарелку. Карл прижался к стене, и подвал вновь окутался тишиной, невольным чавканьем и его чересчур громкими воспалёнными мыслями, никогда не дававшими ему покой, особенно сейчас, когда девушка с трудом ест, словно животное с миски. Был ли это какой-то безумный язык любви, была ли это в принципе любовь? Конечно, нет. Карл никогда не любил её, не любил тогда, когда она казалась лишь неисполнимой мечтой и объектом слежки, не любит сейчас, когда она спрятана от всего мира и принадлежит только ему, и никогда не полюбит её в будущем. Джеки — лишь вещь, и для того, чтобы вещь была красивой и удобной, за ней нужен хороший уход, верно? Карл делает всё для того, чтобы Джеки оставалась красивой и удобной. Единственное, что он ещё должен сделать, чтобы окончательно удовлетворить свою нужду — присвоить её себе окончательно. — У меня есть сюрприз, Джеки. — мечтательно тянет геолог, с той же усмешкой наблюдая, как девушка, пытавшаяся есть из тарелки без рук и не ронять еду на холодный пол, сразу же подняла голову и начала смотреть прямо на улыбавшегося Карла. Её покорность лишь поджигали интерес и восторг в механизмах шахтёра — он был доволен результатами своей кропотливой работы, сделавшей из буйной сучки смирившуюся мученицу, которая до сих пор не сказала ни единого слова, хотя могла, что и делала ранее при любой удобной возможности. Но Карлу всё ещё не верилось, что он смог уничтожить в грязной мерзкой девчонке то, что в ней изначально зацепило. Вернувшись на место возле лежавшей на матрасе шахтёрки и сев на колени, робот нетерпеливо прикусывает губу и достаёт из кармана комбинезона маленькую коробочку на немой ужас Джеки. — Ты хорошо себя вела в последнее время, поэтому я был уверен в том, что сегодня — идеальный день для этого. — Едва ли не напевая произносит Карл, вытягивая коробочку вперёд и, наблюдая за движением карих глаз, медленно открывает её, переходя на шёпот. — Белое золото и прекрасный бриллиант, огранкой которого я занимался сам. Теперь ты моя. В этот момент Карл ожидал, как он думал, чего угодно, от припадка гнева или второй истерики до блеска удивления или восторга в глазах, но вовсе не ожидал того, что Джеки, резко дёрнувшаяся в сторону, подальше от своей тарелки и робота, начнёт яростно блевать. Её жидкая рвота вперемешку с пережёванными макаронами и кусками мяса беспощадно льётся на пол с отвратительными звуками, и выражение лица шахтёра немного искажается от этого зрелища, хотя и смотреть на это явление он не прекращал — его посетило лишь слабое негодование из-за того, что девушка сделала это не тогда, когда этого хотел он. Когда она закончила со своей очередной сценой и тяжело дышала над лужей собственной немногочисленной рвоты, геолог тихо цокнул и наклонил улыбку с раздражённой улыбкой. — Ну и ну, неужели тебе настолько отвратна перспектива провести остаток своей жизни со мной, быть моей? — улыбка робота становится ещё шире, когда он наклоняется ещё сильнее, чтобы увидеть чужие глаза. Злорадство и возбуждение уже кипели в его микросхемах и аналоге вен лишь при виде нагого дрожащего тела, извивавшегося только для того, чтобы не захлебнуться в собственной блевоте. — Ты же не скажешь, что я противен тебе, не так ли? — Сдохни… просто сдохни… — впервые за их разговор рычит шахтёрка, не поднимая глаз и головы, её голос лишён сил, но всё ещё полон ярости, которая готова вот-вот вырваться и растерзать насильника… но не может, скованная голодом, усталостью, болью и тугими верёвками. Грандиозное зрелище. — А ведь я был уверен в том, что наш вчерашний вечер чему-то научил тебя. Когда же ты научишься, Джеки? — тяжело вздыхает и фирменно усмехается Карл, закрывая коробочку с кольцом и вновь пряча её в карман — теперь у него появились заботы поважнее. — Ржи сколько хочешь, но тебя найдут, тварь… и ты сдохнешь в тюрьме. — тем не менее, даже сейчас, говоря слова, в которые шахтёрка искренне верила, она не смотрела Карлу в глаза, видимо, боясь побоев. Но она их не дождётся, по крайней мере, сегодня, ведь они уже давным-давно преодолели этот этап и не нуждались в лишнем насилии. Джеки должна оставаться красивой и удобной. — О, конечно, — приторно сладко тянет робот, но затем его выражение лица вновь приобретает нейтральное довольство и злорадство, — нельзя исключать вероятность и такого события, я согласен с тобой. Но, имей в виду… — он полуприкрывает глаза и сам хватает лицо девушки вновь, заставляя её посмотреть на него с пугливым и уже не таким уверенным выражением лица, в котором явно читался страх — Джеки никогда не знала, чего ожидать от Карла. — …даже если тебя спасут и я не успею забрать тебя с собой, твоя жизнь больше никогда не станет прежней. Я всегда буду преследовать тебя, и это — самая драгоценная награда для меня. Глаза девушки спустя непродолжительную паузу вновь начали слезиться, а её брови изогнулись в немом страхе и понимании того, что он прав. Карл с той же широкой и мрачной улыбкой немного притягивает её лицо поближе к себе. — И ещё кое-что, что ты должна иметь в виду. Если продолжишь кусать руку, которая кормит тебя, то рано или поздно лишишься зубов. — Мерзко и со злобой шепчет робот, после чего улыбка спадает с его лица, и он изучает реакцию своей пленницы сверху-вниз. Она вновь начала всхлипывать и ныть, веря в слова садиста чересчур искренне — боже, во что она превратилась, оказавшись в этом подвале! Лишь бесхребетная оболочка той, кого он ужасно ненавидел. Тихо цокая и закатывая глаза, Карл лишь ворчит, придерживая шахтёрку, чтобы она не стыдливо уткнулась в собственную рвоту. — Заткнись и позволь мне убрать весь беспорядок за тобой. Геолог всё же невольно отпускает Джеки и поднимается по лестнице, покидая подвал. Вернувшись через пару минут с тряпкой и стаканом воды, Карл, как и было обещано, прибрался за девушкой, а затем заботливо напоил её водой. К своей еде она уже не притронулась, и шахтёр особо не винил её за это, ведь заставлять её доесть и после этого убирать вторую лужу рвоты у него никакого желания не было. Когда все домашние обязанности были выполнены и они наконец могли заняться чем-то более интересным, робот благополучно сел на матрас возле связанного женского тела и начал его внимательно изучать, трогать и поглаживать, чувствуя себя достойным подобной награды после трудного рабочего дня. — Я вовсе не зол на тебя за это, Джеки. Я сделаю вид, что ты перевозбудилась от этой потрясающей новости. — спокойно усмехается Карл, сжимая её мягкую грудь, а затем продолжая поглаживать её плечо. Пленница лишь громко дышала, пытаясь сдержать слёзы и пусто смотря в противоположную стену, и больше не заводила свою пластинку про правосудие, справедливость и скорую гибель Карла, что, конечно, не могло не порадовать. Воспользовавшись этим чудесным моментом, робот вновь достаёт коробочку с кольцом, достаёт его оттуда и, выгибаясь в спине и придерживая заведённые назад женские руки, надевает кольцо на безымянный палец какой-то из рук — это мало волновало геолога, он лишь был очарован тем фактом, что теперь Джеки точно принадлежит ему. Рассматривая эту прелесть несколько секунд, он вновь наигранно добродушно обращается к шахтёрке. — Вот и всё. Я позволю тебе увидеть, как оно выглядит на твоей руке, немного позже, но не сомневайся в том, что оно великолепно. — с довольной ухмылкой робот возвращает свою руку на обнажённое тело, и издевающеся медленно ведёт её ниже, останавливаясь на узкой талии, чересчур близко к ткани нижнего белья. Задержав своё возбуждённое дыхание на пару секунд, Карл слабо прикусывает свою губу, и его металлическая рука всё-таки заскальзывает под тонкую ткань его любимых трусиков. — Знаешь… если ты будешь вести себя хорошо, то ты будешь спать со мной в спальне, как хорошая девочка и моя полноправная жена. — лишь от произношения этих слов шепелявый голос неизбежно подрагивал от предвкушения и сильного желания, а в одежде становилось невыносимо тесно. Не прекращая трогать интимные места Джеки под её немое бессильное безразличие, водить своими пальцами там, где когда-то было не положено находиться даже его взгляду, робот мысленно подмечает, что необходимо почистить её матрас. В принципе, это давно было необходимо сделать. — Но перед этим я обязательно отнесу тебя в душ. Однако до душа ждать и терпеть больше не хотелось. Загадочно и похотливо улыбаясь, Карл встаёт с места и приближается к двери подвала, закрывая её изнутри, чтобы ничто ни в коем случае не могло помешать ему насладиться своей бесправной, травмированной и уничтоженной вещью, о которой он так давно мечтал.